Дэвид боковым зрением заметил, как Бут приоткрыл рот, чтобы в очередной раз опустить саркастичный комментарий, но Доусон вдруг крепко вцепилась в его предплечье, призывая молчать. Жест девушки удивил Августа не меньше Дэвида. Сойер же оставался невозмутимым и не отвлекался на происходящее в комнате: его вниманием целиком завладела Оливия.

— Ты переступаешь порог дома, — Арчи обернулся к стеклянной перегородке и смущённо улыбнулся, подтверждая догадки присутствующих: Лив уже погружена в транс. — И оказываешься в просторном светлом помещении. На полу пушистый ковёр. Ты разуваешься и босиком идёшь по нему к висящему на противоположной стене проектору. Ковёр под твоими ногами такой мягкий, такой приятный. Ты подходишь к проектору. Берёшь пульт.

Рука Лив, до этого момента безвольно лежавшая на поверхности стола, вдруг едва уловимо дёрнулась, а пальцы дрогнули, будто сжимая что-то.

— Да бросьте, — прошептал Бут.

— Вы сами всё видите, — в тоне Доусон тоже звучали отголоски удивления. — У него получилось.

— Откуда нам знать, что она не притворяется?

— Мы и не узнаем, — пожал плечами Сойер.

— Ты садишься в кресло перед проектором. Это самое удобное кресло, в котором ты когда-либо сидела. Ты расслабленно откидываешься на спинку. Пульт всё ещё в твоих руках. Ты спокойна. Ты полностью контролируешь ситуацию.

Оливия действительно поёрзала на неудобном офисном стуле, будто только что с удовольствием плюхнулась в роскошное кресло.

— Ты нажимаешь на кнопку на пульте. Экран загорается. Перед тобой твоя память. Всё, что ты когда-либо увидела или услышала. Это всё здесь. На плёнке. И ты можешь её просмотреть. Ты чувствуешь, что здесь, в этом спокойном безопасном месте, ты готова её просмотреть. У тебя всё под контролем. Ты можешь прокрутить кадры вперёд или назад. Всё зависит только от тебя. Попробуем?

Лив кивнула. Дэвид вдруг осознал, что близко подошёл к стеклу. Неужели она действительно сейчас начнёт вспоминать? Немыслимо!

— Вернёмся немного назад, — Арчи поправил указательным пальцем массивные очки на носу. — День города. Тот год, когда ты блистала на сцене в школьном спектакле. Хочу, чтобы ты прокрутила плёнку до этого момента. Ты порхаешь в роли Динь-Динь, а зрители аплодируют тебе стоя. Дарят тебе цветы. Все улыбаются. Твоя мама сидит в первом ряду с камерой в руках. На её глазах слёзы гордости. Ты видишь это на экране?

Арчи воспользовался преимуществом личного знакомства. Дэвид не был уверен, но, возможно, в тот день рядом с доктором Бёрк в первом ряду сидел как раз Арчи. Сколько Дэвид помнил Хоппера, тот всё время ошивается возле Джульетт. Трудно было его винить: мать Оливии что тогда была красоткой, что сейчас способна выбить из строя любого. Взять хотя бы того же Сойера. Возможно, он и сам ещё не осознал, какое влияние на него оказывает присутствие Джульетт, но Нолан давно заметил, что агент перестал быть объективным, расследуя это дело.

Ответа Оливии на вопрос Арчи пришлось ждать очень долго. Когда она наконец заговорила, голос ее был таким тихим, что присутствующие скорее прочли произнесённое по губам, чем услышали:

— Да. Я вижу.

— Что ты делаешь? На экране?

— Улыбаюсь. Машу рукой маме. Вы сидите с ней. Слева. Справа… пустой стул. Там должен был сидеть папа Киллиана…

Оливия вдруг покраснела, смущённо поджав губы.

— Рассказывай дальше, Лив, — мягко протянул Арчи. — Какие эмоции ты испытываешь? Ты счастлива?

— Это я виновата, — шёпотом проговорила девушка, и всем снова пришлось напрячь слух, чтобы разобрать её слова. Теперь Лив выглядела огорчённой. — Я виновата, что им пришлось уйти.

Арчи нахмурился: он ведь пытался вызвать приятные воспоминания. Но стало понятно, что не всё, произошедшее в тот день, можно отнести к положительным впечатлениям. Дэвид наблюдал, как психотерапевт чиркнул пару слов в своём блокноте и уже собирался что-то вновь произнести, когда Оливия заговорила снова:

— Я ревную.

Никто не понимал, о чём идёт речь. Сойер бросил вопросительный взгляд на Доусон, но та лишь пожала плечами, задумчиво покусывая нижнюю губу. Арчи попытался переключить Оливию на следующее воспоминание, но девушка не поддалась.

— Я очень сильно ревную. Это ведь я попросила её помочь. Он нравится мне. Мне, а не ей.

— О, похоже этот рыжий клоун ненароком вскрыл уже давно зажившую рану подростковой влюблённости, — хмыкнул Бут.

— Лив, я хочу, чтобы ты сконце…

— Я вижу их, — не слушая Арчи, продолжала Оливия. — Она целует его. Она знает, что он мне нравится, но всё равно целует. Зачем она это делает?

Голос Лив был совсем не похож на её обычный. Она говорила тоном обиженного ребёнка.

— Оливия…

— Я тяну рычаг. Теперь их видят все. Пусть видят! Так им и надо!

Девушка выглядела так, будто сейчас расплачется. Арчи бросил в сторону наблюдателей озабоченный взгляд.

— Он выбрал экранный образ, чтобы тот стал преградой между ней и болезненными воспоминаниями, — прокомментировала Доусон. — Но Оливия слишком увлеклась. Она не просто наблюдает, она переживает все воспоминания снова.

— Если он сейчас дойдет до сцены нападения Кэссиди, это будет для неё в разы тяжелее, — Дэвид почесал в затылке и обернулся к Сойеру: — Может, прекратим?

— Действительно, — пробормотал Бут, и в его голосе прозвучала искренняя озабоченность. — Не стоит заставлять её переживать этот ужас снова. Вряд ли она вспомнит что-то дельное.

Сойер нажал на кнопку переговорного аппарата, чтобы вклиниться в сеанс, но Хоппер заговорил первым:

— Оливия, это всего лишь фильм. Ты смотришь фильм. Ты в комнате. В доме на озере. Сконцентрируйся на кресле, в котором ты сидишь. Ты чувствуешь, какое оно мягкое и удобное?

— Чувствую, — после небольшой паузы выдохнула Лив. К ней стало возвращаться первоначальное расслабленное выражение лица.

— Замечательно. Ты здесь, в кресле. А там, на экране, другая Лив. Ты наблюдаешь за ней. Со стороны. У тебя в руках пульт. И ты можешь перематывать происходящее вперёд. Давай так и сделаем.

Оливия кивнула. Сойер убрал палец с кнопки, но всё ещё стоял вплотную к стеклу, готовый в любой момент вмешаться.

— Хорошо. Тебе здесь уютно. Ты не собираешься покидать кресла. А мы используем этот проектор, чтобы посмотреть другую сцену из твоей жизни. Ты будешь по-прежнему сидеть в кресле. Будешь чувствовать мягкое сиденье под собой. А то, что ты увидишь, будет не более чем фильм. Договорились?

— Да.

— Молодец, — Арчи сделал глубокий вдох, собираясь с силами. — Сейчас ты перемотаешь плёнку до того дня, когда ты влезла в дом Нила Кэссиди.

Наблюдатели вновь дружно затаили дыхание. Страх за душевное состояние девушки был велик, но жажда узнать правду перевешивала.

— Что ты видишь на экране, Лив?

— Он стоит на пороге комнаты, — снова понизив голос до полушёпота, ответила девушка. — Я не успела. Он почему-то вернулся раньше. Он меня поймал. Мне надо бежать.

Дыхание Лив участилось, но в остальном она всё ещё выглядела спокойной. Лив рассказывала Арчи ту историю, что уже была известна следствию: она вломилась в дом к Кэссиди, он её застукал, и ей пришлось бежать, выпрыгнув из окна; она побежала в сторону кладбища, и Нил там её избил. Вопрос только в том, что происходило с девушкой после. Если ей действительно удастся вспомнить…

Лив как раз прокручивала в голове сцену с избиением и поэтому снова замолчала, поглощённая воспоминаниями. Даже в роли отстраненного зрителя, который смотрит воображаемый фильм, она не могла избавиться от неприятных ощущений.

— С безопасного расстояния ты видишь, как Нил тебя ударил. Это происходит на экране, Лив. Ты не чувствуешь это. Ты видишь. Расскажи мне, что ещё там происходит?

— Он меня душит. Я пытаюсь вырваться, пытаюсь дотянуться до дневника, но… темнота… Я засыпаю. Экран стал чёрным. Я ничего не вижу.

— Дневник? — непонимающе нахмурился Август. — Я что-то упустил? Какой, к чёрту, дневник?