Я переворачиваюсь на бок и теперь сверлю взглядом не потолок, а стену напротив.

Лучше выехать сегодня, чтобы скорее добраться до «Дэнвэрлэна». Я и так проторчал здесь на три дня дольше, чем планировал. А всё из-за того, что возникла небольшая проблема с арендой охотничьего домика: пришлось в срочном порядке зачищать свидетеля и избавляться от трупа. Нет, конечно, такая задержка не критична. Доктор Дарлинг ничего не заподозрит. Просто скажу, что дряхлый родственник, которого я якобы навещаю весь этот год, совсем сдал.

Так что? Может, всё же сесть на утренний автобус? «Дэнвэрлэн» не загнётся, если отпуск одного из санитаров продлится ещё один лишний день.

Я вздыхаю. Нет. Хватит лениться. Нужно ехать.

Через силу поднимаю себя с дивана и переодеваюсь в одежду поприличнее. Ничего особенного, но всё же получше, чем то, что я ношу каждый день. Ходить в униформе я привык — всю свою жизнь подтирал задницы пациентам разных клиник. Но то, что мне положено надевать, убираясь в офисе шерифа, не идёт ни в какое сравнение со всеми убогими робами, которые довелось мне видеть, вместе взятыми. Но я терплю. Я же умственно отсталый уборщик Джеф. Я терплю и улыбаюсь, пряча лицо от смущения, а вовсе не потому, что не хочу светить свои приметы. На протяжении долгих лет я был невидимкой. Когда-то меня это ранило, но сейчас я приравниваю эту способность к дару свыше. Так ведь удобнее, не правда ли? Отличная естественная маскировка, позволяющая творить всё, что душе угодно, оставаясь при этом вне подозрений. Куда лучше той личины, что натянул на себя Нил. Стремление всё время быть на виду его погубило. Он продолжает меня убеждать, что именно в этом есть истинное проявление власти над человеческими жизнями, а я… а что я? Я не верю. Кэссиди — парень мудрый, но всё же я не могу заставить себя полностью проникнуться его философией. Хотя… у меня прежде никогда не было друзей, поэтому я стараюсь не спорить с единственным действительно принимающим мою суть человеком.

Наспех запихиваю первые попавшиеся под руку рубашки в спортивную сумку, забрасываю её себе за плечо и окидываю прощальным взглядом квартирку. Моё трёхмесячное «дежурство» в Сторибруке подошло к концу. Люди из участка считают, что уборщик Джеф едет погостить у матери в Бостоне. Их устраивает мой гибкий график, ведь пока я в городе, я вполне справлюсь со своими обязанности.

Пойти работать к шерифу было идеей Нила. Я сомневался, что мне удастся так легко всё провернуть, но эти придурки были рады взять меня. Когда один из их уборщиков вдруг куда-то исчез, я попросился на работу и получил её. Из-за постановлений правительства, которое пытается быть как можно более политкорректным, ведомства по всей стране обязаны принимать на работу определенный процент людей, имеющих физические или психические недостатки. Я отлично сыграл свою роль, подсунул фальшивые документы — и вуаля! Сотрудники отдела кадров при участке пришли к выводу, что уборщику необязательно знать что-либо, кроме того, как пользоваться пылесосом. Так что теперь я — недалёкий парень, шатающийся по их коридорам со швабрами и половыми тряпками, буквально сливающийся с окружающей обстановкой.

Я выхожу на улицу и, насвистывая на ходу, бреду к ближайшей остановке. Жду минут пятнадцать, потом наконец-то подъезжает автобус, идущий прямиком до большого города.

Ну, что, Сторибрук, до скорой встречи?..

19 июля 2015 года, 20:40

— Когда ты понял, что не такой, как все?

Я уклончиво пожимаю плечами, не сводя глаз с обшарпанной двери «Весёлого Роджера». Мэри Маргарет вот-вот должна покинуть бар, и я боюсь её упустить.

И да, я переживаю. Мне не до разговоров по душам.

Для меня это первое убийство в команде. Прежде мне не приходилось работать с напарником, и я всерьёз боюсь разочаровать Нила. Мой друг, между тем, развалился на пассажирском сиденье и безмятежно потягивал колу из бумажного стаканчика.

— Я не раз слышал твои рассуждения по этому поводу, — будто бы не замечая моей нервозности, продолжает Нил. — Ты утверждаешь, что отличаешься от обычных людей, но… почему?

— Думаешь, сейчас подходящее время обсуждать это? — бормочу я, постукивая пальцами по рулю.

— В самый раз, — я не вижу его лица, но чувствую, как Кэссиди улыбается. — Раз уж ты выбрал меня на роль своего духовного наставника…

Никого я не выбирал. Он сам вызвался. Я-то, наивный, рассчитывал работать на равных.

-…я должен, по мере своих возможностей, тебя… как там говорится? Просвещать?

Я молчу, не желая ввязываться в бессмысленный спор. Сейчас меня беспокоит лишь воплощение в реальность нашего плана по убийству Мэри Маргарет. Возможно, Нил не до конца осознаёт всей серьёзности задуманного. Если после организованного мной пожара в «Дэнвэрлэне» нас, сочтя погибшими, не искали, то теперь, когда мы, пролив кровь первой жертвы, заявим о себе, нам на хвост обязательно сядут копы.

Мы обязаны сработать чётко.

— Откровенно говоря, я не уверен в том, что мы с тобой чем-то отличаемся от других.

Кэссиди, похоже, моё молчание лишь распаляло. Прерываясь только на короткие шумные глотки колы через трубочку, он продолжает свой напыщенный монолог. А я, не найдя альтернативы лучше, послушно внемлю.

— Мы лишь прислушиваемся к тем примитивным желаниям, что свойственны всем нам, людям. Остальные же их игнорируют. Мы не скрываемся от своей сущности. Это инстинкт, заложенный в нашей ДНК. Все мы охотники. Хищники. В этом смысле я ничем не отличаюсь ни от тебя, ни от кого-либо ещё. И меня забавляют никчёмные попытки мозгоправов понять меня, постичь мою природу, покопаться в моём детстве, как будто в далёком прошлом кроется секрет моей индивидуальности. Дарлинг потратил на разгадку этого феномена много лет и не добился ровным счётом ни-ка-ко-го результата. Единственная разница между мной и ним в том, что я не стыжусь и не бегу от своих фантазий. Но меня упорно классифицируют как душевнобольного. И подвергают унизительной прочистке мозгов.

Тут я согласен с Нилом. Таких, как мы, пытаются переделать. Исправить то, что на самом деле является нашей сутью. Отнимают единственное, что представляет для нас смысл. Как грубо.

Я искоса смотрю на своего друга. Сейчас он доволен жизнью, спокоен. Умиротворён. Ничего общего с тем загнанным в угол существом, что я повстречал семь лет назад. Именно я вернул Нила к жизни. И, наверное, вполне могу этим гордиться.

Изначально Кэссиди стал для меня своего рода экспериментом. Словно маленький ребёнок тащит домой с улицы бездомного щенка, я взял этого всеми забытого безумца под своё крыло. Наши многочасовые беседы помогли ему обрести утраченное равновесие. Ему нравилось говорить, я был готов слушать. Вскоре настал момент, когда одних разговоров стало мало: измождённые длительным воздержанием инстинкты Кэссиди требовали новых жертв. И я вновь пришёл к нему на выручку. Доставить для сидевшего взаперти на особых условиях пациента специальную посылку не составляло для меня никакого труда, даже если в качестве посылки выступало находящееся в отключке женское тело. Дарлинг давно махнул рукой на ввергающего в него необъяснимый ужас пациента, а другие доктора мало интересовались состоянием Нила. Мы были представлены сами себе, и нас это устраивало.

Я наблюдал за Кэссиди. Поначалу это была топорная работа неумелого хирурга, но раз за разом его почерк становился чётче, а рука уверенней. И вместе с верой в себя в Ниле росла и жажда мести. Теперь все наши разговоры вертелись вокруг Сторибрука. Кэссиди мечтал вернуться и поквитаться с теми, кто много лет назад предал его. Он строил планы, один изощрённей другого, а я с нехарактерным для себя интересом вникал в каждый из них.

И вот он я. Добровольно отказавшись от привычного уклада жизни, сижу в машине со зверем, чьи аппетиты в несколько раз превышают мои собственные, и выслеживаю ключевую фигуру всей этой игры. Именно смерть с первого взгляда невзрачной учительницы начальных классов должна всколыхнуть этот сонный городок.