Катя переводила взгляд с появившейся из воздуха свечи на серый сумрак вокруг, ошалело раскрыв рот:

– Вы, что, колдуньи?

– Э-нет, внучка, – улыбнулась старушка и любовно посмотрела на Ярославу. – Колдуньей у нас Ярушка будет, как вырастет да выучится. А я просто ведьма, – она многозначительно подняла вверх крючковатый палец. – Могиней меня величают.

При этих словах Катя ахнула.

– Ну, ты чего уставилась на меня, будто пень говорящий увидела? – усмехнулась старушка. – Ты лучше слушай…

– Сундук энтот, – она кивнула на притаившийся у стены кованный сундук, – с незапамятных времен в нашем роду хранится. И бабка моя о ем много чего знала. Да не обо всем сказывала, – старушка стукнула указательным пальцем по столу. – Ты, внучка, верно подметила, что связаны они как-то: твоя шкатулка и сундук энтот. О том я не ведала, теперь ясно стало.

– А откуда он у нас, бабушка? – это Ярослава, внимательно вглядываясь в привычную вещицу, все удивлялась.

– Говорю ж «со времен незапамятных». Еще бабка моя им владела, а до нее – ее. Ефросиньюшка-то у меня еще девчонкой сопливой бегала, когда бабка моя помирать собралась. Вот и сказала мне, что сундук беречь надобно, что с ним-де пророчество какое связано.

– А что за пророчество? – глаза у Ярушки округлились, превратились в два васильковых блюдца.

– Будто знание древнее через него прийдет, – старушка понизила голос до шепота. – И поведала она еще, как из того сундука в коридор тайный попасть, да как в том коридоре тропы открывать, али новые делать. Приметки расставлять. Сколько лет живу на свете, а чудес, какие на тех тропах открываются еще не видывала. И вот прямо супротив меня сидит еще одно чудо.

Она замолчала. Посмотрела на Катю через свечное пламя:

– Родня мы с тобой, значит. Ты – по ту сторону хода, я – по энту. Ты в своем времени, я – в своем.

Катя замерла:

– Это как?!

Могиня задумчиво качнула головой, встала, прошлась вокруг стола:

– Такие вещицы только внутри рода передаются, от отца к сыну, от матери к дочке. У нас повелось, что от бабки к внучке. Оттого, в Еяросиньюшке моей сила совсем иная скопилась, матушки моей, знатной травницы.

Катя пожала плечами:

– Я не знаю, откуда у моей мамы эта шкатулка. Может, подарил кто… Или купила.

Могиня расхохоталась так, что серый туман, напущенный Ярушкой, забеспокоился, вихрем взвился к потолку.

– «Подарил»… «Купила»… Ой, видать, не научили тебя ничему. Кто ж такие вещи покупает-продает?! Они и служить-то не будут чужаку! А тебе, видишь, сослужили. И то, что кошка Могиня к тебе в дом проходила через нее – верное доказательство родства нашего.

– Ну, может быть, – Катя неуверенно кивнула, – Вы моя прабабушка.

– Да так и есть. И секрет твоей шкатулки нам всем открылся, а твоим разбойникам – нет. Потому как кровь в нас единая бежит.

– Бабушка Могиня? Так если Вы – эта самая кошка и есть, да шкатулки связаны, может, мне снова в сундук нырнуть, да в коридоре оказаться и все посмотреть, грифона найти? Может, я тогда маму найду? – с надеждой посмотрела на нее Катя.

– А упыря того куда девать? Слышь, как скребется?

И Катя к своему ужасу услышала, как из глубины кованного сундука доносится подвывание, стоны, скрип и шуршание.

Могиня, между тем, продолжила:

– Матушка твоя, видать, большая мастерица по части волхования. И дело не только в шкатулке этой, хоть она посильнее сундука моего будет. Камень этот, – она взглянула на горевший синим камень, – всем камням камень, силу он имеет тайную. Гляди, – и она легонько оттолкнула камень от Кати. Тот, мгновенно побагровев, загудел, и, рассыпавшись искрами, вернулся на прежнее место.

– Ого! – Ярослава привстала от удивления.

– Он тебя к матушке твоей выведет, и беду уведет в сторону, – заключила Могиня. – И моток ниток с иголкой – тоже путеводные.

– Так это они, может, карта?

– Может, и так, – кивнула старушка, – не простые они, с секретом большим. Чую – твоей матушки работа, али еще какого волхва мудрого, и могу сказать с точностью, вещицы эти очень древние, и в них ключ от всех тайн, – она помолчала, внимательно вглядываясь в разложенные на столе предметы, и добавила, снизив голос до глухого, еле различимого шепота: Больше того скажу, на них защита от чужого глаза стоит, да такая ловкая, что даже мне ее сходу не разобрать.

Катя вздохнула, посмотрела на Ярушку, Могиню и Ефросинью с дочкой, все это время игравшей с рукоделием старшей сестры. Собрала свертки, положила назад, в шкатулку:

– Нет, что-то здесь не так. Мама никогда не занималась колдовством и волхованием. Она директор краевого музея! Понимаете? Ученый человек! – она подняла вверх указательный палец. – Не ей ересью всякой заниматься.

Глаза старушки потемнели:

– Ересью, говоришь? – она привстала, и дымок вокруг замер, словно окаменел. Кате стало тяжело дышать: – А то, что Ярушка делала нынче – тоже ересь?!

Катя шумно сглотнула.

– Так, может, на костер нас, еретичек? Али в реку с камнем на шее?!

– Бабушка Могиня, Вы что такое говорите? – испугалась Катя. – Я не это имела ввиду, честное слово… Я про то, что мы в это все не верим… Не может моя мама знать все это, – Катя примирительно обвела руками их узкое, отгороженное от мира темным дымом пространство.

Старушка замолчала, успокаиваясь. Потом усмехнулась:

– Ты говори-говори, внучка, да не заговаривайся. Края у нас суровые, люди тебя по-всякому понять могут… Да и времена нынче неспокойные. А про то, что матушка твоя к ведовству не пригодная, так о том мне не ведомо. Вижу то, что говорю. Через тебя вижу. Поживем-увидим…

У Кати шумело в голове. Она так надеялась, что сейчас узнает разгадку, все решится, и маму просто приведут из другой комнаты.

«Загадок стало только больше, и теперь вообще не ясно, зачем я сюда попала», – мелькнуло в голове.

Тишину нарушил голос Ярушки:

– Бабушка, а что если дядюшка Стар поможет разгадать?

Старушка хмыкнула недоверчиво, но Катя, услышав, ухватилась за эту идею как за спасательный круг.

– А кто это?

– Это учитель мой, – ответила с готовностью Ярослава, – волхв из Аркаима, очень сведущ в книгах древних. Может, он что встречал, – заметив, что бабушка и мать сомневаются, Ярушка, стала искать новые доводы. – Ведь ты сама сказывала, что сундук этот древний-предревний, так о том в книгах древних указание должно быть!

Бабушка призадумалась. Видно, уж очень ей не хотелось привлекать к этому делу этого волхва.

– Дело-то семейное, – с сомнением пробормотала она, вглядываясь в облака темного тумана, наведенного Ярославой – а он – чужая кровь.

– Бабушка! – завела было Ярослава, но Могиня глянула на нее так, что та примолкла, отвела глаза.

– Сами управимся, – она обернулась к Ефросинье. – Дед Елизар остался ночью за кродой приглядывать, ты же наутро домовину наполни, да родне Акима, Никанора, Коловрата да Перебея передай, – Ефросинья кивнула в ответ. – Я же первой росой на дальнюю заимку мне надобно: ночь завтра редкая, кой-чего пособирать надо. Посоветоваться кой-с-кем.

– Ярушку здесь оставишь? С собой же хотела взять, – Ефросинья забрала из рук Марьюшки нитки, аккуратно смотала рассыпавшийся конец.

– Не оставлять же ей гостью, – при этих словах Ярослава нахмурилась, искоса глянула на Катю, но спорить не стала. Могиня поднялась из-за стола: – На том и порешим: как возвернусь с заимки, посмотрю шкатулку снова.

И одним движением развеяв туман, вышла из светелки.

Катя и Ярослава остались одни.

Ярослава, зажгла оставленную Могиней свечу, плотнее закрыла ставни.

Тавда молчала, окутанная пением сверчков, тихими шорохами листвы. Вдалеке брехливо лаяла собака, да перекрикивались стражники.

– Ярушка, – тихо ее позвала Катя. – А что, бабушка твоя и вправду… – она осеклась, не решаясь закончить фразу.