Вилли ошалело смотрел на мать. Она, должно быть, спятила! Кто же отпустит ему в магазине все это?

Не решаясь на громкий протест, он промямлил:

– Но, мама, ты ведь знаешь, что мне не продадут спиртное…

Перпетуя театрально фыркнула.

– Разумеется, не продадут, болван! Но кто тебе велит его покупать? Возьмешь большую хозяйственную сумку, бросишь ее в тележку и спрячешь под ней бутылки и сигареты, что тут неясного? Никто тебя особо проверять не станет, ведь ты же, в конце концов, заплатишь за лук и картошку! Да и вид у тебя… как бы это сказать… больно бестолковый, чтобы можно было что-нибудь заподозрить. Ну, чего встал, как истукан? Отправляйся!

– А если… если меня поймают? – все еще не терял надежды Вилли.

– Будешь все правильно делать, не поймают! Главное, рожу состряпай поуверенней, а не суетись, как вор! Впрочем, даже если поймают, что с тебя взять? Разрыдаешься, покаешься, и дело с концом! Ну, бери сумку и ступай, не задерживай!

Перпетуя отвернулась от сына и принялась расчесывать свои спутанные с ночи волосы, давая понять, что разговор окончен.

– Мама!

– Ну, что тебе еще? – недовольным голосом отозвалась женщина.

– А моя конфета? – Вилли просто тянул время, не вполне еще справившись с неожиданным потрясением.

– Какая еще конфета? Ах, да… Ну, конфет набери себе сколько хочешь, но тоже под сумку, денег на них нет. Да особо-то, смотри, не старайся, а то из-за твоих дурацких конфет мы с Барри лишимся выпивки! Понял?

– Угу.

– Удачи!

Понурив голову, именинник подался к выходу, сжимая в левой руке мятую купюру, а в правой – большую полотняную хозяйственную сумку, предмет маскировки. Уже будучи у самой двери, он услышал последнее напутствие матушки:

– Эй! Ты смотри, если попадешься, не вздумай сваливать вину на меня! Зашибу!

Новый, совсем недавно построенный супермаркет – невиданное до сих пор в этих краях чудо, – находился примерно в полутора километрах от дома, на краю городка. Через большие окна уже издали были видны выставленные на полках и стеллажах разноцветные бутылки, упаковки и банки; яркий свет заливал помещение, а меж рядов сновали облаченные в синюю униформу служащие. Припаркованные автомобили не занимали и четвертой части площадки перед входом, а у самой двери, оклеенной рекламными плакатами, ждали клиентов два ряда блестящих металлических тележек для покупок.

Уже собираясь переступить порог магазина, Вилли, всю дорогу терзавшийся пакостностью возложенной на него миссии, вконец перетрусил и решил было отказаться от задуманного, но, вспомнив бесчувственный взгляд и тяжелую руку мегеры-матери, вздохнул и крепче стиснул ручку тележки. С трудом толкая перед собой эту громоздкую стальную конструкцию, он вошел в магазин.

Всей душой ненавидел Вилли и этот светлый, пестрящий этикетками зал, и приветливых продавщиц, и самого себя за слабоволие. Он подумал о матери, о Барри, затем о бабке с ее сыном, невесткой и внуками и понял, что ненавидит и их тоже. Лишь об отце да друзьях из его странных снов думал он с теплотой. Но где они? Почему бросили его на произвол судьбы? Почему допустили, чтобы в руках его оказалась эта проклятая закупочная телега, а в голове – заученный наизусть немудреный список, состоящий из двух частей?

Вилли огляделся в поисках полицейских, но не нашел их. В глубине души он страстно желал, чтобы магазин наполнился людьми в форме, контролирующими каждого покупателя и каждую тележку – это позволило бы ему отказаться от воровского мероприятия и доложить матери, что сегодня это, мол, невозможно, так как мир полнится «легавыми». Однако ни одного человека в форме он среди покупателей не заметил и, обреченно толкнув дребезжащее железо, отправился воровать.

Это был первый поход Вилли в магазин: мать не считала нужным брать его с собой за покупками, так как дети всегда что-нибудь клянчат, и ей было бы неловко перед людьми (тот факт, что ее трижды ловили на краже с прилавка, штрафовали и чуть было не упекли в тюрьму, никакой неловкости для Перпетуи не представлял).

Сначала у Вилли разбежались глаза от обилия товаров, но он быстро разобрался, что к чему. Супермаркет оказался довольно простой штукой – нужно было лишь внимательно смотреть на полки, чтобы не пропустить то, что тебе нужно, да фантазировать, будто умеешь читать. Покупателей в этот час было немного, но воришка-дебютант все равно старался делать умное лицо и не мельтешить, чтобы не навлечь на себя подозрений. Он быстро отыскал картошку и лук (они были навалены горой перед самым входом), бросил в тележку шмат сала и плитку шоколада, которого ему еще никогда не доводилось пробовать, и, вздохнув, двинул железную корзину на колесах в проход между рядами бутылок.

Холодный пот выступил у него на лбу при мысли, что сейчас он должен протянуть руку и сунуть под расправленную на дне телеги полотняную сумку три большие бордовые бутылки вина. В этот момент парнишка был совершенно уверен в том, что провалит задание и сам провалится сквозь землю от стыда. Не могут же они тут быть такими идиотами, чтобы не заглянуть под подозрительно топорщащуюся сумку? Как в тумане потянул Вилли за горлышко первую бутылку испанского красного. Бутылка была прохладной на ощупь и довольно увесистой, бело-розовая этикетка с надписью «Terra alta» бросилась ему в глаза и запомнилась на всю жизнь. Осторожно опустив вино на дно тележки, он потянулся за второй бутылкой, а затем и за третьей. Когда бутылки лежали рядком под сумкой, мальчик вспомнил, что должен еще отыскать шнапс для Барри, и огляделся. Doppelkorn нашелся тремя метрами дальше, на том же самом стеллаже, и он сунул невзрачную граненую бутылку к ее приятельницам. Все?

Нет, не все. Еще сигареты. Добрых десять минут потратил Вилли на изучение магазинных полок, но табачных изделий так и не нашел. Что ж, он так и скажет матери. Она, конечно, разозлится, но тут уж ничего не поделаешь – придется ей довольствоваться вином и шоколадом. Скрепя сердце Вилли отправился к кассе.

Стоявшая впереди него старушка долго расплачивалась за свои дрожжи да макароны, выуживая из видавшего виды кошелька монетку за монеткой. Казалось, что она никогда не наскребет необходимой суммы и будет стоять здесь целую вечность!

– Сигареты не нужны? – неизвестно зачем поинтересовалась у старухи женщина в синей униформе и кивнула на уложенные штабелем у самой кассы разноцветные пачки.

Покупательница недоуменно воззрилась на кассиршу, а Вилли вздрогнул – ему стало ясно, что отделаться от кражи сигарет не удастся. Однако было бы безумием пытаться стащить даже одну пачку (куда уж там три!) прямо на виду у продавщицы!

Но в этот момент кассирша, рассчитав наконец старуху, вдруг полезла под прилавок и начала громко шурудить там чем-то. Словно со стороны наблюдал Вилли, как его собственная рука потянулась к полке с сигаретами и одну за другой отправила в карман две пачки Winston. Третью пачку рука взять не успела, потому что женщина внезапно вынырнула из-под стола, поправляя сбившуюся прическу, и, лучезарно улыбаясь, обратилась к Вилли:

– Ну, мальчик, что же ты? Подходи уже, не задерживай!

На негнущихся ногах воришка сделал несколько шагов к кассе, словно шел на Голгофу. Сейчас тетка проверит его тележку, и все кончится. Полиция… Тюрьма.

– Что у тебя?

– К-картошка вот, сало, лук и… и все.

Кассирша перегнулась через прилавок и заглянула в тележку.

– Да нет, не все! – улыбнулась она.

«Вот оно! Конец!» – мелькнула ужасная мысль.

– А про шоколадку ты забыл, сластена? Давай, давай ее сюда! Я посчитаю!

Онемевшими от напряжения пальцами он протянул кассирше сладкую плитку.

– Теперь все у тебя?

– Д-да…

– А под сумкой ничего не прячешь? – продавщица озорно подмигнула Вилли, у которого едва не подогнулись колени. В животе тягуче заныло, а глаза в мгновение ока залил пот. Скрываться дальше не имело смысла.

– Прячу, тетенька…

– Что же? – голос кассирши по-прежнему звучал весело.