Литмир - Электронная Библиотека

— Они могли бы жить здесь, в Стамбуле.

— Одни? — спросил я. — Нет, я не могу в это поверить. Если хотите отпустить рабынь на свободу, то надо обязательно выдать их замуж. Найдется множество пашей, которые только и думают о том, как получить в жены девушку из дворца.

— Ты прав, Тюльпан. Пожалуйста, займись этим сразу после того, как мы вернемся в Топкапу. Сегодня вечером мы сделаем объявление по этому поводу. Десять девушек получат свободу.

— Это замечательно, — сказал я. — Разумеется, все остальные начнут им завидовать.

— Им нечего беспокоиться, — ответила Накшидиль с печалью в голосе и покачала головой. — Сегодня мне лучше, но болезнь вынуждает меня больше думать о собственной жизни или, точнее, о том, как ее закончить. Тюльпан, когда я умру — а я знаю, что жить мне осталось недолго, — я хочу, чтобы все мои девушки стали свободными. Прошу тебя, обещай, что ты позаботишься о том, чтобы тех, кто захочет оставить дворец, выдали замуж за хороших мужчин.

— Обещаю, — сказал я и помахал рукой дружелюбной обезьяне. Та помахала мне в ответ и широко улыбнулась.

Я видел, что Накшидиль устала, и предложил найти место, где растет трава, и присесть. Евнухи расстелили ковер и разложили подушки. Я подозвал малышку и улыбнулся, взглянув на нее: этот ребенок, к удивлению, был почти точной копией Накшидиль. У нее был вздернутый носик отца и купидоновы губы матери. Она запрыгнула на одеяло бабушки и свернулась рядом с ней.

— Ах, Пересту, — сказала Накшидиль, обнимая девочку. — Ты знаешь, почему у тебя такое имя?

Трехлетняя девчушка уставилась на нее непонимающими глазами.

— Так звали мою хорошую подругу, и мне захотелось, чтобы память о ней жила в тебе. Дружба очень важна, — говорила Накшидиль, прижав девочку к себе. — Когда станешь взрослой, ты поймешь, что кругом мало людей, на которых можно положиться. Обязательно дорожи ими и люби их. — Накшидиль взглянула на меня и улыбнулась.

Девочка кивнула, не совсем поняв смысла сказанного, но знала, что должна прислушиваться к словам бабушки. Тут она вырвалась и убежала поиграть с одним из чернокожих евнухов.

Накшидиль снова обратилась ко мне:

— Всякий раз, думая о Пересту, я понимаю, сколь важно, чтобы между девушками царил мир. Тюльпан, обещай мне проследить, чтобы среди наложниц и жен султана не появилось новой Айши.

Я обещал ей сделать все, что будет в моих силах. Но как же нам положить конец интригам во дворце? Всякий раз, когда в гареме появлялась новая девушка, или наложницу приглашали к султану, или рождался ребенок, снова начинались интриги.

Вскоре после нашей поездки в Бешикташ у Махмуда родилась вторая девочка, но мы все же не теряли надежды на появление сына. Хотя здоровье Накшидиль не улучшалось, она время от времени гуляла в парке, принимала жен важных сановников, приходивших во дворец, пока дворцовые музыканты играли сочинения Моцарта, Баха и Селима. Как и прежде, она одевалась красиво, сама выбирала себе одежду, по-разному набрасывала шали, связывала вместе пояса, пользуясь тканями, цветами и драгоценностями так же, как художник кистями и цветовыми гаммами.

Сердце Накшидиль постепенно сдавало, она смирилась и слегла. Дворцовый лекарь пробовал лечить ее средствами из трав, но тщетно. Из Перы вызвали венецианского и греческого врачей, но они уже почти ничем не смогли помочь. Я не расставался с ней, она совсем ослабла, но ей очень хотелось беседовать и жить. Я сидел у ее постели во дворце в Бешикташе, Накшидиль жадно слушала мои сплетни и сама пыталась улаживать дела в гареме. Иногда мы вспоминали прошлое, время, когда правил Селим, ее кузину Розу, янычар и улемов.

— Тюльпан, что бы ты ни предпринимал, пожалуйста, следи за тем, чтобы никто не использовал религию как средство распоряжаться другими, — говорила она. — Каждый должен иметь право молиться так, как ему того хочется.

Накшидиль в изнеможении откинулась на подушки и закрыла глаза. Когда она открыла их снова, я предложил ей немного воды. Она медленно отпила глоток, поставила стакан и украдкой посмотрела на стопку книг, лежавшую на ее столе.

— Я откладываю деньги, чтобы ты мог приобретать книги на Большом базаре, — задумчиво произнесла она. — Я хочу оставить после себя библиотеку, состоящую из западных книг. И любая девушка, у кого возникнет желание почитать эти книги, будет иметь на то право.

Я обещал выполнить ее просьбу. Накшидиль желала, чтобы я оставался рядом с ней. Мне было больно смотреть на нее. Во всем гареме только она относилась ко мне с любовью, она единственная обращалась со мной как с равным себе человеческим существом. Мне было невыносимо видеть, как она страдает: я полюбил ее всем сердцем.

Накшидиль слабела с каждым месяцем, и однажды вечером, когда к ней пришел сын, она выразила желание увидеться с католическим священником. Будучи добрым человеком, султан выполнил ее просьбу.

— Святой отец, как это ни печально, вы знаете, что несколько часов назад она умерла. Завтра мне возглавлять похоронную процессию Накшидиль, валиде-султана, и, хотя я буду очень горевать, знаю, что ничто уже не вернет ее.

Надеюсь, вы понимаете, отец. Она была доброй женщиной. Стычка с Айшой… За то, что случилось, я беру всю ответственность на себя.

Священник обнял евнуха.

— Не волнуйтесь, — ответил он. — Тюльпан, вы добрый человек. Накшидиль уже прощена за все свои грехи.

При этих словах главный чернокожий евнух встал и надел на себя накидку.

— Спасибо, отец, — сказал он. — Я прощаюсь с вами, но знайте, что я всегда буду благодарен вам за то, что вы дали мне возможность вспомнить своего друга.

Эпилог

Весной 1830 года с территории дворца раздалось семь пушечных выстрелов, возвестивших о рождении принца, второго сына султана Махмуда, второго наследника трона Оттоманской империи. Турки высыпали на улицы отметить это событие, а с дальних концов империи в Стамбул прибывали тысячи почетных гостей.

В самом разгаре празднеств отец Хризостом сложил в чемодан свою одежду, четки, распятие и вышел из маленькой комнатки, где прожил тридцать лет. Когда священник вышел на мощеные улицы Перы, на тротуарах было полно людей, и он столкнулся с каким-то прохожим.

— Прошу прощения, извините меня, — сказал он, боясь, что ушиб его. Темнокожий человек отряхнул шерстяные брюки, поднял голову, собираясь ответить, и встретился взглядом со священником. — Отец Хризостом, как я рад видеть вас.

— Это вы, Тюльпан, какая неожиданная встреча. Я тоже очень рад видеть вас.

Заметив, что священник сильно постарел и заметно ослаб, евнух предложил отнести его чемодан.

— Но куда вы идете?

— Давайте я лучше расскажу вам об этом за чашкой кофе, — предложил иезуит.

Оба пробрались через густую толпу к кофейне и, заказав кофе, поделились воспоминаниями о дюжине лет, прошедших с того дня, как они встречались в последний раз.

С тех пор империя изменилась. Она потеряла Грецию, обретшую независимость, а Египет должен был вот-вот отделиться, зато удалось отвоевать Аравию, провинции Валахия и Молдавия снова оказались в руках турок.

Оба согласились, что на эти перемены понадобились многие годы, но Махмуд провел значительные реформы, все время помня слова матери: он распустил янычар, реорганизовал армию по западному образцу, создал училища военных инженеров и медиков, урезал власть улемов, отправил послов в Европу и изменил систему налогообложения. Оба согласились, что у султана были и неудачи и успехи. Современники прозвали Махмуда «неверным» султаном, однако его нововведения изменили жизнь в Оттоманской империи к лучшему для большинства людей.

— Нет сомнений в том, что Махмуд войдет в историю как один из великих султанов Оттоманской империи, — сказал отец Хризостом.

— Его называют Великим реформатором, — заметил Тюльпан и, оглядев кофейню, кивнул в сторону мужчин, что-то читавших. — Можно благодарить султана Махмуда за то, что у нас теперь есть собственная турецкая газета. И должен сказать, — добавил он, смахивая крошки со своего пиджака, — мне очень нравится то, как он заставляет нас одеваться.

53
{"b":"603670","o":1}