И, может быть, напрасно сделала это, так как укус был воспринят как вызов, столь древний и однозначный, как само время. Так делает волчица, прихватывая ухо выбранного ею на роль «супруга» самца, а если тот по причине типичной мужской отупелости не воспринимает ее хитрости, то и подбодрит его клыками, пройдясь пару раз по бокам и плечам своего «нареченного». Мол, соображай. Время пришло. Мне нужна твоя близость, и не просто так, а потому, что я хочу от тебя пушистых и таких милых пузанов-волчат.
Мускулистое тело Антона вновь окаменело. Внутри его опять проснулся сохранивший еще много сил зверь, который с рыком ринулся вперед. Время нежности прошло.
Перед глазами Кармен все закрутилось. Временами она даже не понимала, где верх, а где низ. То лежала на груди Антона, вдавливаясь своими сосками в его соски, то, перевернувшись, щекой прикладывалась к подушке и с каждым толчком все глубже погружалась в нее, то, вобрав в себя побольше воздуха, оказывалась на бедрах своего партнера и еще острее чувствовала его присутствие в себе. Теперь ей было очень хорошо. Волна редких по своей силе ощущений захлестнула ее. То, что копилось в ней и заполняло все ее существо, требовало выхода, быстрого и яркого, как блиц молнии.
– Тони, да я же на работу опоздаю, – почти в бессознательном состоянии прерывистым голосом произнесла она, перемежая слова стонами.
Теперь было сложно сказать, кто из них больше нуждался в продолжении. Пожалуй, оба, так как осознали, что слились в одно целое и что это не очередное грехопадение, а начало всех начал, исток всего сущего.
Стены комнаты раздвинулись до пределов мира, через открытое окно ветер раздувал тюлевые занавески и будто опахалом овевал их разгоряченные неутолимой жаждой тела. И так продолжалось до тех пор, пока он не почувствовал, что его амбары выметены до последнего семечка, а она призналась самой себе в том, что исчерпала весь запас фейерверков на неделю вперед. Наступило отдохновение от пережитого, и оба погрузились в тихую негу нетревожного блаженства. Теперь ничто не нарушало тишину, в которой временами звучали негромкие слова взаимных признаний, а ласки стали неторопливыми и нечастыми.
Рука Антона вытянулась вдоль тела, и ладонь почти полностью прикрыла ее распухшие и истомленные губы, а кончик ее язычка легкими прикосновениями слизывал капельки пота с его плеча, одну за другой.
Теперь он мог полюбоваться тонким профилем подруги, главным украшением которого был чуть-чуть вздернутый кверху носик с овальными четко вырезанными ноздрями. Его взгляд заскользил по потолку и стенам спальни, отмечая все новые и новые детали обстановки, до того скрытые от его взора пеленой страсти. Скомканная простыня, съехавшие набок подушки, в беспорядке разбросанная одежда – все свидетельствовало о том, что здесь недавно бушевали неподконтрольные разуму страсти. Насторожила лишь слегка приоткрытая входная дверь, ведущая в их интимный будуар.
Неужели Каролина, тринадцатилетняя дочь Кармен, стала свидетельницей их интимных восторгов? Наверняка ведь могла услышать их возню, а может, что-то и увидела? В тропиках девочки быстро созревают и превращаются в женщин. А любовь и все, что связано с ней, в эти годы становятся главным предметом повседневных размышлений и ночных мечтаний, которые так сильно тревожат их юные романтические головки. Пришедшая мысль неприятно поразила Антона.
Если это так, значит, он проявил непозволительную для взрослого мужчины неосмотрительность и поступил как вздорный мальчишка, который, впервые увидев обнаженную девичью грудь, в замешательстве не знает, что надо сделать в первую очередь: то ли поспешно стянуть штаны, то ли стереть со своих губ пузырящиеся от плотского желания слюни.
Антон даже повел плечами от неудовольствия самим собой.
– Если ты беспокоишься о Каролине, то она ушла в лицей еще ранним утром. Так что мы одни в квартире. – Кармен будто разгадала его мысли. В голосе ее все еще чувствовалась томная расслабленность, говорящая о том, что она еще полностью не отошла от испытанных переживаний:
– Ты у меня чудо, Антонио. Я так благодарна судьбе, что встретила тебя. Может быть, на этой неделе ты еще заедешь ко мне? – Она не решилась попросить его, чтобы он приехал сегодня вечером и остался с ней на ночь. Вторичное появление в ее доме ретивого любовника могло оказаться излишним. Она получила все, что хотела, и отдала ему все, что смогла, и потому боялась разрушить то очарование, в котором пребывала в последние шестьдесят минут. Повторение могло обернуться ненужной рутиной.
Кармен опасалась превратить восторги чувственной любви в обыденность и обыкновенность. Нет, она не может позволить никому, даже самой себе, разрушить великолепный воздушный замок, который старательно возводила своими руками все последние шесть месяцев, с того дня, как впервые повстречала Антона и заинтересовалась им как мужчиной.
– Да, наверное, через несколько дней. Я завтра уезжаю на прииск, Кармен, – в тон ей осторожно произнес молодой любовник и добавил: – Я буду скучать там без тебя.
Это было правдой, но лишь наполовину, так как он не мог быть уверенным в том, что именно хотела узнать от него его подруга, и потому подобрал обычные дежурные слова, которые часто произносят влюбленные мужчины, пребывая в святой уверенности в том, что они говорят как раз то, что ожидают услышать от них их подруги. Бесхитростные мудрецы, пребывающие в неведении перед лицом вечной загадки, имя которой – внутренний мир женщины.
– Вот и замечательно. – Кармен приподнялась на локте и прижалась губами к Антону в долгом поцелуе. – А теперь в душ. Время не ждет.
Оба одновременно встали с постели и, обнявшись, вместе прошли в душевую комнату. Лежавшие на бедрах Кармен ладони Антона чувствовали, как при движении переминаются ягодицы молодой женщины, и от этого ощущения ему становилось приятно. Оно будоражило его, и он вновь начинал чувствовать внутри себя тягучие приливные волны желания.
А потом влюбленные долго стояли под струями хлынувшей сверху воды. Она одновременна холодила и согревала их тела. Это ли не достойная кисти мастеров Возрождения картина, когда стоишь под ниспадающим водопадом и смотришь, как водные потоки омывают дорогие тебе щеки, губы, шею, груди? Не в эти ли молчаливые минуты возникает стойкая привязанность друг к другу, когда ладони сами по себе принимаются собирать в пригоршни мириады капель и раскладывать их по животу любимой, а затем сантиметр за сантиметром соскальзывают вниз, так глубоко, пока не коснутся входа в самый таинственный лабиринт в мире, от которого ни отойти, ни оторваться нет никаких сил.
Вернувшись в спальную комнату, Антон, быстро натянув джинсы и накинув на плечи рубашку, устроился в кресле. Так было сподручнее наблюдать, как Кармен прибирает и охорашивает себя, готовясь к длинному рабочему дню. Она то и дело подходила к двустворчатому платяному шкафу, последовательно доставала из него различные платья-футляры или костюмы-двойки, прикладывала их к шее и потом критически рассматривала себя в большом настенном зеркале.
Признав ошибочность сделанного выбора и скривив губы, отбрасывала вещи на небольшой диванчик и вновь возвращалась к шкафу, из которого разноцветными стайками опять начинали вылетать диковинного покроя блузки, жакеты, шейные платки и шарфы.
Утомившись примеркой даже больше, чем постельной акробатикой, Кармен наконец остановилась на классическом темно-синем костюме, составленном из пиджака с узкими укороченными рукавами и подбитыми кверху плечиками, к которому прилагалась утонченная юбка-карандаш, светло-кремовое жабо, а заодно и синие туфли с закрытым мыском. Итак, надлежащий дресс-код подобран. Затем наступила самая волнующая часть церемонии облачения.
Антон не отрываясь следил за всеми деталями сложного процесса подбора наиболее интимной части женского туалета. В этот день Кармен предпочла надеть на себя тонкие кружевные трусики и такой же одноцветный полупрозрачный бюстгальтер, который подтянул вверх ее и без того большие округлые груди. Вокруг талии был пропущен поясок с подвязками, и она наконец приступила к самой вызывающей части процесса и принялась раскатывать синие лайкровые чулки по своим стройным ногам, которые поочередно поднимала и ставила на подлокотник кресла, на котором расположился Антон.
