«Смешно. Чем еще может поразить меня эта Люсия? – подумала про себя Кармен. – У нее всегда так. Встретит кого-то, потом сама нафантазирует, напридумывает. Очередной ее романчик, которой она, несомненно, завела вчера за стойкой бара в ночном клубе. Кто он? Альфонс на день, на неделю? Эрнандо, Гильермо, или заурядный Хуан? Мало ли мужских имен? Где же она нашла то место, где встречаются одинокие сердца? Может быть, все в том же пресловутом „Jack Diamond Club“, известном тем, что в него так просто не войдешь и так просто сразу не выйдешь. Любит Люсия всяческие неожиданности и приключения на свою голову. Наговорит, поди, о том, чего нет и не было, а ты сиди слушай и соглашайся, а то непременно обидится. Сочинит сказочку из вчерашних пьяных грез. Потом через пару недель разочаруется в ночном ухажере, раскается, себя начнет ругать и быстро успокоится. Как обычно, впрочем. У нее всегда так: вспыхнет, забурлит, и ничего: тишина, до следующего раза, пока сил не наберется. Который у нее роман за год? Ну точно, четвертый. А выслушать ее все же придется. Не потому что подруга, куда уж там до дружеских чувств! А потому, что с кем-то о чем-то разговаривать нужно, ведь у самой в сердце тоже плещется мутная водица. Так что разбавить свои печали чем-то надо. Хотя бы для начала чужими ошибками».
Кармен открыла маленький сейф, размещавшийся в подкатной тумбочке, и стала выкладывать из него документы, требующие дальнейшей доработки: блокнот с исполненными скорописью заметками о вчерашнем заседании совета директоров компании, незаконченное письмо в сервисную компанию с претензиями о недопоставке партии каких-то непонятных ей шестилепестковых бурильных головок для скважин, которые простаивают уже целую неделю, и многое другое, что она лично считала малоинтересным и малозначимым лично для нее.
Скука, однако все это надо было подправить, скорректировать, одним словом, причесать, прежде чем нести на окончательную подпись директору департамента. Не успел засветиться экран ожившего под ее рукой компьютера, как дверь в комнату, которую она по праву занимала как старший секретарь-референт, приотворилась, и в образовавшуюся щель просунулась голова самого Хосе Эстебана Корвальо, упомянутого директора и ее непосредственного шефа.
– Карменсита, доброе утро. – На лице ее босса плавала слащавая улыбка. – Найди время зайти ко мне в кабинет. Есть разговор.
«Так, начинается. – Кармен Долон почувствовала, что она окончательна раздражена и недовольна началом рабочего дня. – Не сложно догадаться, о чем речь пойдет. Заждался, поди, не успели две недели пройти с момента последней встречи. Наверняка дни считал, abuelito». Своего начальственного любовника Кармен называла про себя не иначе как этим словом, которое означало «старичок», и вкладывала в него весь сарказм, на который была способна.
Демонстративно не прихватив с собой даже блокнот для записей очередных «мудрых» указаний руководства, Кармен вышла в коридор и проследовала в кабинет босса, выстукивая высокими каблучками красных туфель нервную звонкую дробь, выдававшую ее плохое настроение.
Как только она закрыла за собой дверь, Хосе Корвальо, до этого в волнении метавшийся по своему просторному кабинету, моментально оказался рядом с ней и нервно схватил ее за обе ладони.
– Карменсита, сокровище мое, – воскликнул он, – как я ждал этого дня, этой минуты. Надеюсь, ты не забыла, что сегодня наша встреча. Я дни считал. Чуть с ума не сошел.
«Лучше бы сошел. Вот бы облегчение было для меня, – про себя усмехнулась Кармен Долон. – Сколько слов, сколько никчемной патетики. Неужели он действительно верит во все, что мне говорит, во все эти пафосные комплименты, которыми осыпает меня? Вот мой Антонио немногословен, но каждому его слову веришь и помнишь. Если бы ты знал, Хосе Эстебан Рауль Корвальо, с кем ты пытаешься соревноваться в моем сердце. Для меня было бы наслаждением увидеть твою растерянность, убедиться в твоем поражении как мужчины. Неужели тебе непонятно, что я отдаю тебе только мое тело? Какую любовь ты выпрашиваешь у меня? А может быть, потребовать от него поцеловать кончик моей туфельки? – пришла к ней мстительная мысль.
– И ведь поцелует. Не откажется. Сделает в ту же минуту. Грохнется на колени, не привыкать, распластается по полу и будет елозить по лакированной коже своими липкими тонкими губами».
Нет, не попросила, не приказала, а лишь отвернула голову в сторону, чтобы продемонстрировать восхищенному боссу свой безукоризненный профиль со слегка вздернутым носиком. Ее взгляд от нечего делать безразлично застыл на портрете президента страны, который в золоченой деревянной раме висел на стене, как раз за руководящим креслом.
«Какой у него торжественный и державный вид, но ведь и он наверняка не без греха? Уж точно держит у себя под боком такую же „коломбину“, как и я, – развлекала себя размышлениями Кармен, намеренно не обращая внимание на стенания своего любовника. – Чтобы сказал наш национальный лидер, если бы он увидел меня с моим шефом в данную минуту и его портрет мог бы говорить? Я думаю, он бы возмутился и произнес бы нечто такое:
„Меня одолевают бесконечные заботы о благополучии государства. Я ночи напролет не сплю, беспокоюсь о судьбе миллионов моих подданных, то есть, конечно, сограждан, а вам, которые там, внизу, подо мной, и дела до ничего нет. Занимаетесь любовными интрижками вместо того, чтобы трудиться на благо страны или хотя бы, для начала, своей компании. Каково! Негодники. Или что? Своим дерзким поведением вы хотите заявить мне о том, что в то время как маститые политики сражаются друг с другом в ООН и пыхтят над строчками, как им кажется, грозных, а на самом деле вполне уморительных резолюций, над всем миром, над всеми их тщетными потугами торжественно властвует лишь один суверен – Его Величество Секс?“»
– Так как же, Карменсита? – жалобным тоном промолвил Хосе Корвальо и потряс ее за руки, за которые он все еще держался, как за спасительный канат, который сбросили с борта судна несчастному утопающему. – Мы увидимся сегодня? Я прошу тебя, дорогая, бесценная моя, не отказывай мне в этой небольшой просьбе. Ты же видишь, как я страдаю. Вот, лучше возьми ключи от нашей квартиры, нашего уютного гнездышка, которое согревает нас уже два года. – Одной рукой, звякнув металлом, он вынул из кармана пиджака связку из двух длинных, с витиеватыми бородками ключей, а другой продолжал удерживать ладонь своей возлюбленной.
Кармен явно успела надоесть эта трогательная и одновременно смешная сцена, и, пошевелив рукой, она освободилась от пальцев Хосе, которые ей стали казаться такими же противными, как щупальца вытащенного из морской пучины осьминога, и взяла протянутые ей ключи. Затем наклонилась к стоявшему на коленях Хосе Корвальо. Может быть, поцеловать его лоб? Зачем обижать идиота-страдальца, который может ей еще пригодиться?
– Если хочешь, то приезжай пораньше, уйди с работы. Я все заранее приготовил. Отдохнешь, а там и я скоро буду. Только ты никому и ничего не говори, – тихо промолвил измученный собственными мольбами пожилой ловелас, беспомощно всматриваясь в спину отвернувшейся от него Кармен Долон, которая направилась к выходу из начальственного кабинета.
Кармен была не из той породы женщин, которые готовы прислушиваться, а тем более безропотно следовать просьбам потерявших свое достоинство мужчин. Пусть ее ненасытный босс знает свое место. Ей ли в ее роскошные тридцать три года пристало сомневаться в горделивом преимуществе над алчущими ее прелестей особями мужского пола?
Не она ли – победительница конкурса красоты города Боготы среди студенток в еще не таком далеком прошлом? Не ей ли знать о том, что красота – это драгоценный дар свыше, который надо беречь, и если расходовать, то делать это медленно, капля за каплей, не позволяя другим выпить себя целиком, и так, чтобы ее запаса хватило на долгую и причем безбедную жизнь?
Кто из представителей «хищного» пола не хотел бы заполучить в собственное владение драгоценный брильянт и упрятать его в своем подземелье?
