Свободных мест в вагоне метро не оставалось, однако и толчеи в проходах не было. Пассажиры, те кто не спал, уткнулись в мобильные устройства, и судя по манипуляциям пальцев, общались в соцсетях - лайкали фотки. В случае особого расположения, могли и смайлик послать. И в ответ получить такую же карикатурную рожицу. Забавно. Пиктографическая письменность возникла вместе с Цивилизацией. Спустя тысячелетия люди вновь общаются посредствам пиктограмм.

А вот, чтением книг занимали себя лишь двое, причём один из них - невзрачный мужичок средних лет - листал брошюру какой-то очередной евангелистской секты.

Деградация и мракобесие. Похоже, мне посчастливилось жить в конце Истории, чему я несказанно рад. Разрушение привлекательно. Разрушение эффектно. Много ли найдётся желающих поглядеть как строят дом? Зато, когда здание взрывают, зрителей столько, что не протолкнуться. Тут главное самому не оказаться под обломками. Я не окажусь. Я осторожный.

В вагоне никому не было до меня никакого дела, но я всё равно старался не привлекать внимания. По привычке. По той же самой привычке, в силу которой я, в отличие от окружающих, разглядывал их пристально, хотя и без интереса. Не напрямую, конечно, разглядывал, а исподволь: кого боковым зрением, кого в тёмном зеркале оконного стекла.

И без малейшего напряжения.

Так, должно быть, опытный канатоходец, ступая по натянутой верёвке, не думает куда ему ставить ногу. А о чём думает? Да, чёрт его знает. Может, о том, что жена борщ пересолила. Это нормально. Профессионалу мысли о работе только мешают в работе. Тренированные разум и тело сами знают, как поступить. Мозг следует намеченному плану, а тело выполняет его команды. И всё получается. У меня всегда всё получается.

Я стоял между сиденьями, наполовину отвернувшись к дверям. Капюшон серой толстовки был снят. Я натяну его позже, когда выйду из вагона, а пока достаточно жёлтой бейсболки.

Спасибо американцам! До чего же полезная вещь эта бейсболка.

Нынче камер видеонаблюдения понавтыкали где ни попадя. Это стало бы проблемой, если б, их не монтировали существенно выше человеческого роста. Да и качество, как правило, хуже, чем дерьмовое - хрен что разглядишь. У нас все, даже очень богатые, экономят на безопасности.

К счастью для тех, кто представляет опасность.

Потому, нацепил бейсболку, голову чуток опустил и всё. Чёрта с два потом мою физиономию под козырьком разглядишь. Толстовка, или свободная куртка скроет особенности телосложения. Если сутулишься, расправь плечи, а если наоборот - сутулься. Кинь что-нибудь в обувь, чтобы немного мешало ступать - по пуговице, например - и походка изменится. Из всех примет останется только рост. Маловато? Верно, маловато. Ну, так можно подкинуть, запоминайте на здоровье. Толстовка на мне серая. Дешевые джинсы грязновато-синие. Зато, бейсболка жёлтая, а кеды красные. Вот их-то и запомнит тот, кто, всё же, глянул на меня мельком. Если, вдруг, завтра его попросят меня описать, скажет: мужик в жёлтой бейсболке и красных кедах.

То и другое, да и толстовку тоже, я одел в кустах рядом с конечной станцией метро, которая, кстати, от моего дома на другом конце города.

После работы выброшу.

Когда изучал пути отхода, заприметил тихий дворик. Там, возле помойки я и припрятал свёрток с чёрными бейсболкой и кедами, да простенькой синей ветровкой.

Впрочем, до возвращения домой придётся ещё раз переодеться уже в обычную свою одежду - мешковатую и неказистую, какая более всего подходит спившемуся интеллигенту.

Работаю я - неофициально, разумеется - кем-то вроде кладовщика на полулегальном складе контрафакта. Хозяева, бизнесмены из Закавказья, платят мало, но исправно. По крайней мере, мне. Меня ценят. Я исполнительный, неприхотливый и живу неподалёку на городской окраине в тесной однокомнатной хрущёвке.

Район этот был гопницким с момента застройки, потому как до хрущёвок здесь стояли заводские бараки. Гопницким он остался и по сей день, с той лишь разницей, что если прежде местное население занималось грабежами, развлекалось пьяными дебошами и работало на заводе, то теперь не работает. В заводских корпусах сегодня склады контрафактной продукции и общежития для трудовых мигрантов. Есть, правда, ещё шиномонтаж, но для трудоустройства населения бывшей рабочей окраины его маловато.

Местных, впрочем, повальная безработица беспокоит не слишком - ничто больше не отвлекает от пьянства, грабежей и дебошей.

Я переехал сюда два года назад, якобы пропив хорошую двушку в центре, и в первую же неделю после переезда оказался избитым и ограбленным.

Четверо недорослей грамотно обложили меня у гаражей, сразу лишив возможности спастись бегством.

Отбиваться я даже и не думал. Не то, чтобы это было вовсе уж невозможным, но четверо здоровых лбов - опасность, с которой приходится считаться, а любое сопротивление их только озлобило бы.

В кармане у меня лежал нож - никчёмная безделушка, купленная в привокзальном киоске. Неопытный человек таким даже консервную банку вскроет с трудом, но в умелых руках шаткое лезвие из дерьмовой стали отменно вскрывает артерии и режет сухожилия.

Мои руки умелые.

Мне бы хватило минуты, что б оставить на тёмном пустыре у гаражей только трупы да инвалидов. Правда, самому вряд ли удалось бы избежать пристального и совершенно ненужного внимания органов. Ставить крест на своей карьере было для меня, как минимум, преждевременно.

Поэтому, от первого же удара я упал в грязь и поскуливая свернулся калачиком. В итоге получил пару пинков по заднице да расстался с кошельком. Бить такое чмо реальным пацанам не то что бы западло, но, уж всяко, не интересно.

В целом, и происшествием, и собой я остался доволен: не только не вышел из образа, но и наглядно подтвердил легенду. Другое дело, что оставлять безнаказанным такое не следовало. Ежели повадятся меня этак щипать, то вскоре вовсе проходу не дадут.

Здесь мне улыбнулась удача. Хотя, удача - понятие относительное. Счастливые случаи подворачиваются всем, но один их упускает, другой нет. Я не упускаю.

Мне повезло с соседом. Толян, субъект сорока с небольшим лет, родился и вырос "на районе". Дважды был судим за хулиганство и ныне пользовался у местной шпаны заслуженным авторитетом.

Я распознал в нём полезную связь, едва заселился в свою халупу. А распознав, скорешился. Это оказалось нетрудно. Достаточно было несколько раз напоить Толяна дешёвой водкой, что я и сделал. Сам употреблял вместе с ним. Выпивал две-три стопки, и как положено чмошнику, "выключался". Остальная халявная выпивка доставалась Толяну, за что он меня и привечал.

Я, как был грязный, заявился к нему в тот же вечер. Рассказал об учинённой обиде. Не забыл упомянуть, что похищенные средства предназначались на приобретение спиртного.

Толян, цыкнув зубом, пообещал разобраться.

Разобрался.

Денег мне не вернули. Извинений тоже не принесли, но Толяну проставились литром разведённого спирта, а меня больше не трогали. Отныне я был "на районе" корешем Толяна.

Мой новый статус не добавил уважения, но оно мне и без надобности.

Нет, я вовсе не лишён того, что называют мужским самолюбием. Просто критерии самооценки другие. А испытывать обычные для прочих эмоции для меня - роскошь. Эмоции я играю. Любовь, ненависть, или вот, например, обиду.

Помню отрабатывал одну бизнесвумен.

В свои сорок лет выглядела она, надо сказать, безупречно, однако, была совершенно не в моём вкусе. Во-первых - мне не нравятся самоуверенные чванливые стервы. А, во-вторых - предпочитаю, всё-таки, бабёнок помоложе. Старею, наверное.

Тем не мене, целый месяц мне пришлось изображать пылкую страсть. Настоящую. Суррогатную можно купить в эскорт-агентстве.