Литмир - Электронная Библиотека

- У счастья есть один порок: слишком жаль его отдать. А отдать все равно придется, ведь счастье придумал Дьявол, и ты вынужден либо вернуть то, что взял взаймы, заплатив болью, либо продать душу и пасть на самое дно… И нет ничего хорошего ни в одном, ни в другом. Ты слышишь эту «Сонату», которая растекается по этому зданию, как растекается боль по твоей душе? Мне нравится эта мелодия… Одна из любимых. Бетховен был великим человеком и платил… Как ты платишь за свою любовь… Все однажды выходит из-под контроля, и как бы сильно мы не хотели обратного, куда бы не прятались, рано или поздно…

Она выдохнула и сделала очередную затяжку. Девушка уставилась на парня, который пьяными глазами внимательно изучал свою собеседницу, пытаясь понять то, о чем она говорит.

- Из тысячи дорог, которая нам предлагает Вселенная, – продолжала незнакомка с каким-то акцентом в речи, – мы можем выбрать любую, но ошибки совершаем те же самые… Смешно, не правда ли?

Снова затяжка, а «Лунная Соната», и правда, успокаивала… Сальваторе таращился на блондинку, периодически вливая в себя алкоголь, который не обжигал горло, не избавлял от боли, а лишь притуплял чувство боли.

- Мы где-то виделись, не так ли?

Кэролайн лишь загадочно улыбнулась и, прищурившись, придвинулась ближе к мужчине, но так и не решившись сказать то, что было на уме. Еще не время. Еще не все ошибки совершены, еще не все поступки сделаны, еще не все слова сказаны. Форбс откинула сигарету и, став с места, подошла к мужчине.

- Любовь – это Дьявол.

Она вложила ему свою визитку и, сделав затяжку, зашагала в сторону выхода, оставляя мужчину наедине с собой.

Болела голова, болела душа, и разрывалось сердце на маленькие кусочки. «Лунная соната» звучала в голове, и ее кто-то поставил на повтор. Это начинало выводить из себя. Сальваторе сжал кулаки, а потом швырнул рукой бокал, и тот, упав, разбился на маленькие кусочки.

- Я научусь жить без тебя, – произнес он. – Я научусь дышать без тебя! – закричал Сальваторе, что есть мочи в этом Богом забытое кафе.

====== Глава 40. Спустя годы. ======

Не так страшно броситься в бездну, не так страшно падать… Ужаснее всего разбиться, соприкоснуться с асфальтом и превратиться в осколки. Этот удар, хруст костей, боль, жар по всему телу и мгновенная темнота. Но только не наступает та самая долгожданная свобода. Дышать становится тяжело, пошевелиться не предоставляется возможности, а боль сковывает всю душу. Нет, бросаясь в пропасть, мы знаем, на что обрекаем себя и потому переносим боль мужественно, стойко, не жалуясь, захлёбываясь солью и страхом будущего.

Нет ничего ужаснее приземления, осознания невозможности дальнейшего общения. Этот груз будет тянуть, пока не освободишься, не скинешь его… А на это уходит много времени.

У нее ушло шесть лет. Каждый день привыкать к тому, что его больше не будет рядом. Каждый день привыкать к другим касаниям, поцелуям… к другому человеку. Каждый день преодолевать себя и сжимать кулаки, улыбаться… Каждый день пытаться вновь дышать, пытаться полюбить… И солнце продолжало светить, согревать, ночь – охлаждать пыл, а Елена училась жить, каждый день стараясь меньше концентрировать свое внимание на разбитом сердце и горьком опыте.

Время не лечит. Оно учит жить с болью. Постепенно привыкаешь к ней и уже перестаешь особо ощущать, переключаешься на другие эмоции и постепенно начинаешь влюбляться в того, кто рядом жертвует собой, продолжает верить и ждать. И так изо дня в день она сумела отнести Деймона Сальваторе в разряд тех мыслей, которым никогда нельзя предаваться. А потом родилась злость, обида за то, что он отдал ее на растерзание нелюбви. Ненависть затмила боль и породила любовь к Клаусу, который полностью переменился ради этой своенравной, но такой хрупкой цыганской девушки.

И вот уже несколько лета она вполне счастлива в своем браке. Иллюзия это или настоящие чувства – сложно ответить. Да и имело ли это значение?

Елена вошла в спальню и села рядом с мужчиной. Нагнувшись, она губами коснулась щеки мужа, потом поцеловала шею, потом – грудную клетку. Она услышала, что он заворочался, и через некоторое время на его губах появилась улыбка. Гилберт подарила нежный поцелуй и тут же ощутила его касания на своей талии.

- Ненавижу понедельники, – произнес он, открывая глаза и устремляя взгляд на девушку. – Еще больше ненавижу твою работу.

Гилберт выровнялась и взглянула на наручные часы. Она серьезно посмотрела на мужа:

- Мне пора выходить.

- Только половина восьмого. Ты можешь побыть еще немного в постели…

Елена поднялась и, подойдя к столу, взяла в руки сумку.

- Вечером. Сейчас работа, работа и еще раз работа. У тебя, кстати, тоже, так что подъем. Завтрак остывает.

Она улыбнулась и, развернувшись, скрылась в дверном проеме.

Майами встретил цыганку отличной погодой. Елена надела темный очки и, сев в автомобиль, отправилась на работу.

Она отчаянно стирала все грани прошлой себя. Теперь Гилберт не капли не походила на ту бунтарку, которой когда-то была. В попытках забыть о своем прошлом, Елена стала стирать прежний образ себя. Теперь шатенка разговаривала без акцента, одевалась как современная леди и больше никогда не устраивала цыганских плясок. Это была изменившаяся Елена, которой чужды были слезы, боль и нежность к кому-либо.

Наследственность – самая коварная госпожа. Гилберт полностью переняла характер своей матери. Она стала непроницаемой, железной леди, любящей свою работу и своего мужа. Дома девушка была улыбчивой и искренней, а еще – честной и страстной. На работе –серьезной и требовательной к своим сотрудникам. В ее лексиконе нет было слова «извините». За любые оплошности были жестокие санкции, за любые подъемы вверх – хорошие поощрения. Чтобы отвлечься, Гилберт не только заставила себя полюбить Клауса, но и добиться успехов на работе. Элайдже предложили хорошую работу, и свое место он предоставил лучшей актрисе. Заведовать театром было сложно поначалу. Потом девушка наблюдала за тем, как работает ее муж – перенимала его привычки и повадки. Словом, она заставила себя жить.

В ее груди сердце отбивало ровный ритм, в душе пустота заполнилась чувством благодарность к Майклсону. Елена была той ласточкой, которая со сломанными крыльями научилась летать, порхать и уметь не разочароваться в жизни. В ее голосе была твердость, в глазах – решимость, а внутри ее сознания была лишь одна мысль: «Никогда не сдаваться», – она и мотивировала каждый день не предаваться меланхолии.

Подъехав к театру, она припарковала автомобиль и грациозно прошла к зданию. На Елене было надет классический светлый костюм. Единственное, что оставалось неизменном – многочисленные браслеты на руках. В этой особе господствовала сама грация, а в ее характере проявились черты отца: цинизм, жесткость, надменность. Слова: «Ты – мой проект» иногда всплывали в памяти, но сама шатенка не позволяла эмоциям брать верх.

Поздоровавшись с сотрудниками, Гилберт прошла в свой кабинет и села за свое рабочее место. Сняв очки, она зарылась руками в волосы и на какое-то время закрыла глаза.

Да, не так страшно упасть в пропасть, не так страшно разбиться… Пугало единственное: начать жить заново. А она смогла, заставила себя жить, заставила забыть обо всем. Девушка выпрямилась и улыбнулась. Не удалось ему сломать ее, нет. Не удалось выбить почву из-под ног окончательно. В цыганках есть та самая живость, о которой не дано узнать остальному населению. В Елене существовала не только духовная сила. Елена была уверенна в себе, она желала подарить любовь тому, кто этого заслуживал, если самой ей не суждено быть счастливой, она костьми ляжет, но сделает счастливым Клауса.

Майклсон завязал со своим криминальным миром, хоть иногда осколки из прошлого объявлялись. Смерть горячо любимой Ребекки отошла на второй план, как и его мафиозная деятельность. Сколько сил он потратил, чтобы заставить Елену снова улыбаться, смеяться и жить. Когда он говорил, что бисером все бросит к ее ногам – он не лгал. Супруги исколесили всю Европу, посещая самые яркие страны и их столицы. Девушка любовалась красотами, порой увлекалась беседами с другими цыганскими девушками, а порой она не могла сдерживать напор эмоций. Плотину прорывало, стойкость исчезала, и несколько часов сумасшедшей боли сводили их обоих с ума. Как сказал Бегбедер, вечна любовь лишь та, которая прошла через испытания, а не свалилась с неба. И оба поверили в это.

74
{"b":"603465","o":1}