Мартин выкидывает ее из своих мыслей, а затем направляется к кабинету. Она приоткрывает двери и видит вполне предсказуемую сцену: какая-то девушка на парте, а между ее ног какой-то парень, который слишком уж сильно сжимает бедра своей любовницы, вдалбливаясь в нее. Мартин интересно кто это, но она видит лишь спину девушки и совершенно не видит лица парня.

Ее по какой-то извращенной причине привлекает это зрелище — Лидия замирает. Она смотрит на двух человек, которых вышибло из реальности, которые остались существовать лишь для двоих. Руки парня сильны и крепки, и даже в темноте Лидия видит выпирающие вены.

Выпирающие черные вены.

По ним сочится не кровь, а яд, думается ей. А еще ей кажется, что она знает эти руки. И эти вены. Лидия поднимает ошарашенный взгляд и натыкается на эти затуманенные, уничтожающие ее глаза, которые глядят с недоумением и одновременно усмешкой.

Вначале — неловкость. Потом — стыд и неловкость, а после — злость, стыд и неловкость. Лидия быстро отходит от кабинета, зачем-то громко хлопая дверьми, и мчится к выходу.

Ей нужно уехать отсюда как можно быстрее, ей нужно выбраться из этого мрака, пока она вновь не оказалась в чьих-нибудь мыслях или не застала кого-то за чем-то.

4.

Когда Лидия оказывается в машине, она мысленно обещает себе, что проведет ночь за чтением романов о любви или какого-нибудь чтива.

Хватит с нее альтруизма.

И Стайлза.

========== Глава 11. Стадия третья: «Отрицание». ==========

1.

Малия стоит у доски и, сильно сжимая мел в пальцах, пытается сконцентрироваться. Рядом стоит еще кто-то, но Хейл не помнит кто. Ей бы сказать, что она плохо себя чувствует, однако челюсть будто свело, и слова застревают где-то в горле как кости, вызывая удушье и першение.

Слышен только режущий и царапающий звук мела по доске. Слышно собственное дыхание.

— Малия, ты решаешь уравнение? — спрашивает учитель со строгостью и явным чувством превосходства. Малия закрывает глаза и пытается взять под контроль вырывающуюся из рук агрессию. Агрессия и одновременная слабость напоминают чувство полуобморочного состояния — когда ты ненавидишь подступающую к ногам темноту, но не можешь противостоять ей.

Хейл не отвечает на вопрос. Она подносит мел к доске и начинает списывать условия.

— Быстрее, Малия. Уже все закончили!

Девушка кивает, снова закрывает глаза. А когда открывает их, то осознает, что единственное, что она видит — собственные пальцы. Все остальное поглощено мраком. Малии нужно всего пару секунд. Просто присесть — и ей станет легче. Девушка прикрывает глаза. Сквозь шум в ушах она слышит требовательный голос учителя, постепенно срывающийся на крик. Хейл не может… у нее совершенно не получается вернуть контроль над собственным телом, которое пронзает судорога. Из пальцев выскальзывает мел и со звоном падает на пол. Опуская голову, девушка видит как он рассыпался у ее ног белым порошком.

А затем вновь ее окутал мрак. Малия прижалась к доске. Чьи-то голоса стали слышны из-за тумана и темноты. Сама девушка ощущала, что она очень-очень далеко отсюда. И что ей станет намного легче, если она закроет глаза. И когда она делает это, то последнее, что проносится в ее голове — это: «Вчера была отличная вечеринка».

2.

Стайлз накрывает приступ паники сразу, как только он переступает порог больницы. Он быстрым шагом, — не слыша ни окриков Мелиссы, ни голосов собственных друзей, — направляется прямиком к палате. Дыхание скачет как после долгой пробежки, руки трясутся, в сознание очищено от прочих проблем, и в мыслях стучит одно: «Малия в реанимации». Страх сковывал сердце еще сильнее, когда Стайлз осознавал, что Хейл не регенерирует. Она не выходит из этого пограничного жизненно-смертного состояния с того момента как ее увезла скорая.

Стайлзу невероятно хлестко. Он открывает двери палат, отмахиваясь от Скотта и Мелиссы. Он не слышит ни их доводов, ни их просьб. Он не может совладать с собственным приступом паники — его тело то знобит, то бросает в жар. Что-то внутри шепчет, что Стайлз боится не смерти Малии, а чувства вины.

Ведь это он виноват. Вчера пошло что-то не так — стоило сразу обратиться к Кире, но Стилински пренебрег безопасностью и теперь вот вынужден открывать двери каждой палаты, крича в исступлении ее имя и пытаясь думать только о хорошем.

Скотт хватает друга за плечо, но Стайлз с невероятной силой отталкивает альфу, припечатывая его к стене. На это Стилински даже не обращает внимание, он продолжает безумно нестись по коридору, пока перед его взором мелькают картинки вчерашнего вечера. Кира говорила — с этим нужно быть осторожным и усиливать свою хватку постепенно, но азарт слишком сладок.

Особенно для простых смертных.

— Стайлз!!!

Скотт хватает парня за плечи, вжимает его в стену, и потом Стилински ощущает неожиданную и острую боль — удар Скотта выворачивает голову вправо. Стайлз задерживает дыхание, перед его глазами изображение — вопреки ожиданиям — становится таким четким, что Стилински может рассмотреть каждую трещинку на полу. Почему-то он с малодушием думает о то, что после всего, что произошло в больнице полы здесь почти как новые.

Или больница тоже регенерирует?

Легкие начинает жечь, и тогда Стайлз вспоминает, что ему надо дышать. Он делает глубокий вдох. Так, будто только-только вынырнул из воды. К телу возвращается былая чувствительность — и лицо начинает гореть пламенем. Следом за паникой и предсказуемым незнанием что делать приходит ярость, которая тут же обрушивается на МакКолла. Стилински с каким-то получеловеческим криком и невероятно мощной силой хватает Скотта за шиворот и швыряет его на пол. В руках горит огонь — Стилински чувствует его жар на своих ладонях. Жар этот растекается по телу, проникает в вены и расширяет их. Кровь горячая как кипяток. Стилински душно. Он стягивает с себя толстовку, оставаясь в одной футболке.

Стайлз Стилински — прежний — не носил футболок. И толстовок. И еще Стайлз не имел такой колоссальной силы. Скотт медленно поднимается. Из-за очередного припадка альтруизма он списывает приступ агрессии на банальное переживание и состояние аффекта. Когда он встает на ноги, то видит, что руки Стайлза по-прежнему дрожат, но Стилински озабочен не тем.

Скотт опускает взгляд, и его самого прошибает холодный пот. Вены у Стайлза черные, и набухают они с каждой секундой. Так, словно вот-вот взорвутся.

— Стайлз? — аккуратно и в этот раз тихо произносит Скотт. Подбежавшая в это время Мелисса замирает — она не видит этой ужасающей картины. Скотт ладонью приказывает ей замереть — мать слушается. МакКолл медленно начинает подходить к другу. — Стайлз? — снова спрашивает он, решая не прибегать к своему стандартному: «С тобой все в порядке?», потому что Стайлз точно не в порядке. — Ты слышишь меня?

Стилински поднимает взгляд. И это самый тяжелый взгляд, который МакКолл когда-либо видел. На секунду переводя свое внимание на вены, МакКолл замечает, что они уже прежние.

— Где Малия? — спрашивает Стайлз. В его горле пересохло — голос царапает глотку наждачной пленкой. Из-за этого хриплость произносимых слов становится еще более сильной, а тон — более повелительным и чужим.

— В реанимации, — тихо отвечает Мелисса, обходя парня и становясь на расстоянии вытянутой руки от него. — С ней лучшие врачи. Совсем скоро подъедет ее отец, Стайлз.

Стайлз склоняет голову и поворачивает ее к Мелиссе, а затем поднимает подбородок. Левая часть лица начинает насыщаться кроваво-фиолетовыми оттенками, а из разбитой губы на подбородок стекает несколько капель крови. И взгляд парня теперь не панический, а злой.

— Где она? — повторяет он свой вопрос. Скотт делает еще несколько шагов вперед. Он едва заметно кивает матери, а затем снова обращается к Стилински:

— Я могу отвести тебя к реанимационной, но ты должен пообещать, что не будешь устраивать шум. Ладно?

Скотт тянется, чтобы коснуться плеча друга, установить физический контакт, но Стилински отстраняется. МакКолл улавливает ароматы… дыма? Улавливает свежесть и запах хвои, но решает подумать об этом позже — он убирает руку, а затем разворачивается, приглашая Стайлза следовать за собой.