Тайлер заметил это, когда был с ней в загородном кафе. Они сидели за уединенным столиком в самом укромном местечке. Здесь на них никто не обращал внимания, здесь их никто не мог потревожить. Телефоны — на беззвучный. Слова — вон из головы. Лишь ощущения, лишь спектр чувств. Мелодичный, надрывной голос Бет Харт, кричащий: «Единственная ли я?», разносился по зданию кафе. Прекрасный блюз проникал под кожу, доводил до мурашек… За окном бушевал злой дождь, швыряя мусор и остатки листьев по улице. В здании — полумрак… Свет чуть приглушен, разбавлен синим цветом прожектора. В здании еще несколько посетителей, которые сами наслаждаются уединением. Официанты заняты подсчетом чаевых.

И пока Бет Харт продолжала растворяться в нотах, Тайлер растворялся в своей новой девушке, в которую влюбился за такой короткий промежуток времени так сильно, что самому не верилось. Елена стала уверенней в поцелуях, но все так же боялась лишний раз прикоснуться, боялась лишний раз не сдержать стон… Вот это и настораживало Локвуда: Гилберт рядом с ним не забывается. Он с ней — да. Но она с ним — нет.

Локвуд отстранился. Девушка смотрела на него затуманенными глазами, сохраняя молчание и ожидая чего-то. Она была хорошенькой. Она была искренней и не умела врать. Только не забывалась.

Елена выпрямила позвоночник и теперь сфокусировала свое внимание на Локвуде.

— Я что-то не так сделала? — спросила она робко. На столе стояли две кружки: одна — с чаем, другая — с американо. Девушка обхватила чашку руками и, сделав несколько глотков, снова переключила свое внимание на Локвуда.

— О чем ты думаешь? — спросил он, хоть вовсе не собирался это спрашивать. Само собой получалось как-то. Елена была несколько удивлена вопросом.

— Что ты имеешь в виду?

— О чем ты думаешь? — спокойно повторил Локвуд. Сейчас он был серьезным и уверенным. Наверное, его характер и станет причиной всех раздоров. Елена будет уверена, что такой открытый и жизнерадостный человек сможет с легкостью забыть боль. Что он сможет справиться и жить дальше, потому что важен процесс. — Когда мы вместе?

Елена снова напряглась. Она удобнее устроилась на диванчике. Тайлер еще крепко обнимал Гилберт за талию и был по-прежнему очень близко, но шатенка ощущала холодок, пробежавший по ее телу после этого вопроса.

Она не могла рассказать своему парню о Добермане и боялась не рассказать. Локвуд может разозлиться, если его друг поведает ему о своем общении с его возлюбленной. Однако сказать о том, что ее гложет, Елена не решалась. Та угроза окончательно выбила ее из душевного равновесия в последнюю неделю. Бонни не появлялась и не звонила. Парк Гилберт обходила стороной, предпочитая идти домой более длинной дорогой.

— Ни о чем, — ответила Елена после затянувшейся паузы. — Я, правда, забываюсь… Будто меня и не становится вовсе.

— А когда мы не вместе — о чем?

Девушка быстро взглянула на Тайлера. В ее глазах был странный блеск, которого ранее Локвуд не замечал. Что-то говорящее: «Я не хочу ничего рассказывать тебе о себе. Зачем ты задаешь ненужные вопросы?». Потом этот блеск исчез, и Тайлер увидел прежнюю Елену: нежную, ласковую, трепетную… Девушка отрицательно покачала головой, как бы говоря: «Это не имеет значения» и, приблизившись к Тайлеру, обняла его за плечи, поцеловала.

Свет снова выключили. Как и звук. Остались лишь прикосновения, осталось лишь осязание, с помощью которого познавая другого человека, мы доходим до высшей степени безумства. Особенно, если этот человек заставляет тебя думать о завтрашнем дне.

Он обнял ее в ответ, привлекая к себе еще сильнее. Он почувствовал, как ее пальчики неуверенно проникают под его футболку, дотрагиваясь до шеи и плеч, доводя до эйфории. Потом Локвуд осмелился переместить руки с талии на бедра, потом — поцеловать шею, ключицы, медленно опускаясь ниже. Ему понравилось, что девушка откинула голову назад, предоставляя больший доступ к своему телу. Ему понравилось, что ее дыхание сбилось. Ему понравился ее аромат духов, ее собственный запах, и Тай впервые подумал о том, что будет, если они однажды останутся вдвоем и позволят себе близость.

Елена кладет ладони на лицо парню и, приближая Тайлера, снова целует. Локвуд окончательно теряет рассудок. Теперь он крепко прижимает к себе девушку, понимая, что не хочет ни Бонни, ни кого-либо еще. И вот, он становится заложников философской концепции, которую когда-то доказывал Доберману — он фанатичен этой девушкой. Может, это слишком быстро. Может, слишком неправдоподобно, но факт оставался фактом. И эта музыка, это кафе, этот дождь — все ведь существует, все реально. Значит, и чувства — тоже…

Он кладет руку на ее колено. Елена вздрагивает, но не отстраняется, продолжая упоительные ласки. Тайлер прижимает девушку еще крепче, а его рука скользит все выше и выше… Девушка резко сжимает ноги… Тогда Локвуд убирает руку и кладет ее на бедро…

— Постой, — прошептала она, кладя свою ладонь на его руку и прерывая страстное уединение.

Девушка делает глоток воздуха, выпрямляется и, убирая руку Локвуда, хватается за кружку чая. Ей надо было перевести дыхание.

Она была влюблена в Локвуда, на самом деле. И ей нравилось его внимание. Ей нравились эти ощущения, этот ток по всему телу и полумрак, творящийся вокруг. Она прекрасно понимала, что подобного не избежать, но вдруг резко осознала, что большей близости не хочет. Не то, чтобы она не готова к ней, нет. Просто не хочется. Просто страсть не накрывает с головой.

И вот открывается другая грань идеальной Мальвины — любит она по-своему, не в общепринятом смысле. Девушка ставит кружку на стол.

— Прости, я не хотела тебя обидеть, но пока что не могу, Тай.

Локвуду тоже не стоило сильно давить. Но делал он это не потому, что желал уже сегодня вечером видеть ее в своей постели… Он лишь убедился в своем предположении: Елена Гилберт не поддается власти.

Зато легко поддается гневу… К счастью, об этом Локвуд не знал.

— Это ты меня извини, — произнес он, чувствуя дикую досаду. Девушка, в которую он влюблен, не может ответить взаимностью. Или прошло, и правда, слишком мало времени?

Елена развернулась к парню, схватила его за руки так сильно и так неожиданно, будто сейчас собиралась сказать, что у нее рак последней степени и жить ей осталось буквально несколько дней.

— Я не не пренебрегаю тобой. Просто в моей голове столько всего происходит, что водоворот этих мыслей служит чем-то вроде… Не важно, просто я не могу так быстро переключаться, понимаешь?

Локвуд кивнул. Объяснение Елены показалось ему убедительным, но от своей версии объяснения он не отказывался.

— Ты обижаешься?

Тайлер улыбнулся. Он предпочел отогнать все тревоги, позволив себе быть эгоистом. Если Елена так сдержанна с ним, то других вообще должна шарахаться.

— Нет, Мальвина, — заверил он девушку, доставая деньги и расплачиваясь за ужин. — Пойдем, я отвезу тебя домой.

И, поднявшись, он протянул руку девушке. Елена с облегчением выдохнула и, вложив свою руку в руку парня, решительно поднялась.

Они оба были неправы. Оба совершали самую главную ошибку — держали в секрете свои мысли. Если бы не эта чертова недосказанность, если бы не самоуверенность и не эгоизм — Тайлер бы не полез на рожон в этот вечер, Елена бы не встретила Добермана на следующий день…

Но человек глуп и напыщен. Это ведет к необратимости.

2.

Она танцевала в свете софит в центре танцпола под быструю музыку. Яркие прожектора, освещающие ее, быстро мигали, не позволяя в полной мере насладиться будоражащими танцами. Девушка в ярком и коротком топе и в джинсах сейчас приковывала внимание. Было чувство, что эту заядлую танцовщицу долгое время держали на цепи, и вот спустя годы после долгого заточения, наконец, выпустили… Сумасшедше, привлекательно.

Многие думали, что она под действием каких-то лекарств, многие пытались этим воспользоваться и увлечь танцовщицу… Но Бонни Беннет сходила с ума не из-за наркотиков. Она как никогда чувствовала себя живой и свободной. Ей было плевать, что о ней подумают, ей было плевать, что ее ожидает завтра… Сегодня она хотела вдыхать воздух полной грудью, чувствовать пульсацию и, растворяясь в виски, не думать о том, что порой родные отцы могут стать палачами и судьями…