— Елена, я…

— Ты уже знаешь его? Или вы выбираете жертву наугад?

Удар под дых. Доберман ощутил, как его накрывает волна жуткого сожаления. Ему отчаянно захотелось обнять ее, прижать к себе и сказать, что им вовсе не обязательно проделывать эту махинацию. Им можно, нет, им нужно не возвращаться.

Позиции поменялись. Теперь она его защищает.

— Я сам со всем разберусь.

— Сам будешь привлекать его внимание? — она улыбнулась, положив руки на стол и придвинувшись ближе. Маленькая. Еще совсем маленькая для этой грязи. Для этой действительности. Для него.

— Да, — жестко и почти грубо. Улыбка исчезла с губ девушки. В глазах — не обида, но досада. Он заде ее за живое. Снова.

— Я справлюсь, Деймон. Я ведь сказала тебе, что я знаю, на что иду, — она решила послать контроль к чертям собачьим. Она решила потянуться к Деймону, ощутить его кожу под пальцами, доказать тактильно, что он может на нее положиться. Что она помнит все его поступки, что несмотря на гневные слова, обличения и оскорбления, она ему обязана. Она может и хочет ответить взаимностью. — Я смогу достать ключи.

Она потянулась к его рукам. Она коснулась их, испугавшись на миг, что он отпрянет, что оттолкнет ее, скажет, что совершил ошибку. Но вместо гнева Гилберт увидела недоумение. Елена коснулась его предплечий, потом — запястий. Коснулась обеих рук. Потом посмотрела в глаза мужчины. Послав контроль куда подальше, Гилберт решила сделать тоже самое со своими негативными эмоциями.

— Ты знаешь, сколько баб вертится возле таких мужиков? — с пренебрежением произнес он, по-прежнему не выдирая рук. По-прежнему не отвечая на это прикосновения, но наслаждаясь им. В ее глазах был дым. Был дым, причиной которого была влюбленность. Влюбленность в него, в прокуренного и проигранного Добермана.

— Я — не баба, — прошептала она, придвигаясь еще больше. Ее пальцы проскользили на его пальцы. Его кожа была грубой, ее — нежной. Она могла растопить в нем усталость, могла согреть его. Он осуждал ее пыл. Она согревала его сердце. Именно поэтому они были необходимы друг другу. — Он посмотрит на меня. Я украду ключи… Мы угоним машину и вернемся в мотель. А потом поедем домой.

«Домой». Будто у них общий дом. Будто они останутся после всего этого вместе. Дешевая иллюзия. Настолько дешевая, что за нее стыдно потребовать четвертак.

— Зачем тебе это дерьмо? — произнес он, перехватывая ее пальцы, сжимая ее руки в своих. Елена ощутила острый угол ностальгии в самое сердце. Ощутила, что воспоминания снова взбунтовались, что вчерашние эмоции вновь получили бразды правления.

— А если я скажу, что пытаюсь замолить грехи? А если я скажу, что мне наплевать на твою семью, и что я просто хочу хоть как-то заткнуть совесть, тебя это успокоит?

— Меня успокоит правда.

Не стоило переходит на личное. Не стоило возвращаться к том, что неисправно по своему определению. Но у них было так мало времени высказать друг другу все, напеть о всех своих чувствах и переживаниях, что эти два часа казались каким-то бонусом, которым они не могли не воспользоваться.

— Мне тебя катастрофически не хватает, — она вырвала свои руки, — вот и вся правда.

Девушка облокотилась о спинку сиденья, вновь устремляя взгляд в окно. Она больше не прятала взгляд. Она просто не хотела смотреть в его глаза, не хотела вновь вспарывать себя наживую, а потом зашивать без наркоза ржавыми иглами. Она не хотела больше таять в его взгляде. Ей бы только его присутствие, и она сумеет справиться с горьким осознанием того факта, что они никогда не будут вместе.

Девушка посмотрела на него. Смирение и спокойствие. Это спокойствие способно взорвать спокойствие остальных.

— Твой друг сделал нам паспорта с одной фамилией, так что формально мы муж и жена. Понимаешь, что это значит?

Усталость в ней вот-вот перельется через край. И обычный сон тут не поможет. Деймону еще сильнее хотелось согреть ее в своих объятиях. Эти ночные разговоры — извращение, которое не стоит показывать даже самым прожженым людям.

— Нам придется заселиться в один номер, — она усмехнулась. В ее взгляде дым стремительно развевался, а новые искры стали блистать. Но теперь это были искры потухающего, а не разгорающегося пламени. Болезненность душила петлей вокруг шеи. — Иначе алиби будет бессмысленным.

— Ты думаешь, меня это как-то цепляет? — он прищурился, потом приблизился к девушке, разжигая ее своим цинизмом, смешанным с абсентным сволочизмом. Хотелось влепить этому ублюдку пощечину, а потом броситься ему на шею. Амбивалентность стала снова сковывать по рукам и ногам. Легкие будто что-то пробило, дышать стало тяжело.

— Я думаю, что ты не имеешь права высмеивать мои чувства. Ты можешь ими пренебрегать или пользоваться, но не смеешь высмеивать.

Ее снова вынесло на встречку, снова сбило, снова Гилберт ощутила, как она приземлилась на асфальт, слыша хруст собственных костей и ощущая липкую кровь под пальцами.

— Я не высмеиваю, Елена, — произнес он, решительно поднимаясь. Ему надо было умыться, ему надо было смыть с себя ее липкие пронзительные взгляды. — Я пытаюсь их уничтожить.

Она ощутила, что у нее кружится голова. Больше всего на свете ей хотелось кинуться ему на шею. И пусть она не сможет поцеловать его, пусть не сможет разделить с ним какой-то промежуток своей жизни, но ей хотелось разделить эти секунды. Ей хотелось доказать ему свои чувства. Доказать тактильно, потому что слова — ничто, а прикосновения — все.

— Собирайся, нам выходить скоро, — произнес он, открывая двери купе и скрываясь в коридоре. Было почти не больно. Только немного жалило. Елена уже умела пересиливать эти ощущения.

Она не могла переселить одно.

Ему не наплевать на нее.

====== Глава 47. Потухшие пожары ======

1.

— Куда мы пойдем? — она посмотрела на него внимательно и почти что бесчувственное. В утреннем холоде было слишком много молчания и искренности, из-за чего хотелось вскрыться. Провести лезвием по вздутым разгоряченным артериям казалось не такой уж безумной идеей. Пугала скорее боль, чем последующая за ней темнота. Елена все еще помнила эту темноту.

— В клуб, — он открыл двери, пропуская девушку первой. — Там будет проще.

Она не стала возражать. Наверное, она больше и не станет ему возражать. Теперь ей не хотелось привлекать его внимание. Теперь ей хотелось, что бы он привлек ее внимание. Горечь осознания несбыточности стала першить в горле.

— А как вы выбирали своего… нового знакомого? — они подошли к ресепшену. Деймон встал непозволительно близко. В его глазах тоже было утренний холод. В его глазах была ледяное спокойствие.

— Наугад, — он нажал на звонок и потом подошел к девушке еще ближе. Они высадились из поезда в четыре утра ровно. За десять минут дошли до ближайшего мотеля и решили остановиться здесь. Теперь им надо было зарегистрироваться и поселиться в номер. Елене не хотелось делить с этим человеком место для сна, но вряд ли у них получиться заснуть. Вряд ли у них вообще что-либо получится.

— На вопросы отвечаю я, а ты молчи.

Он улыбнулся, потом вытащил паспорта из внутреннего кармана куртки и повернулся как раз к подошедшему служащему. Деймон стоял близко по отношению к Гилберт. Так близко, что их почти можно было принять за пару. Принять за влюбленных, которые хотят насытиться друг другом вдалеке от всех.

— Стандарт, — сказал Сальваторе, опираясь о стойку ресепшена и внимательно разглядывая худощавого паренька. — На сутки.

Елена наблюдала за Доберманом. Он, подобно самому настоящему псу, всматривался в людей, анализировал их, решая, исходит от них угроза или нет. Деймон обращал внимание на все — на взгляд, на мимику, жесты, речь, даже на стиль одежды. Он изучал их, он принюхивался к ним, параллельно выбирая методы своего дальнейшего с ними общения. Выбирая тактику взаимодействия. Он слишком тщательно рассматривал людей прежде, чем вступить в это самое взаимодействие.

Он был осторожен.