Беннет не могла этого допустить.
— Я ведь не глупая, — она сделала глубокий вдох, все еще улыбаясь, все еще сохраняя спокойствие, держа свои эмоции под жестким контролем. В ее рисунках было слишком много ярких красок — Бонни любила колорит, любила сочетать несочетаемое. Но жизнь не любила Бонни — рисовала ее серыми красками, раскрашивала ее жизнь простыми карандашами, хоть тоже была не против сочетать несочетаемое.
Елена и Бонни.
Бонни и семья.
Тайлер и Бонни.
— Мне надо еще на работу, Тай… До встречи.
Она прошла мимо, направляясь к машине. Бонни не оглядывалась, Бонни сдерживала слезы и безумное желание закричать в пустоту. Она ощущала чувства, которые клокотали в груди. Ей казалось, что в ту аварию попала она, а не Елена. Что это ее сбила машина — размазала по асфальту, разбавив однотонность жизнь чахлой феминистки единственным ярким кроваво-алым цветом. Ей казалось, что это она потеряла зрение, что это она блукает по темным закоулкам Вселенной, видит сны, в которых блуждает и бесчинствует мальчик Тайлер. Ей казалось, что она уже давно в реанимации.
Лет с четырнадцати.
Бонни села в машину, она не хотела видеть, что Тайлер остался на порожках, ожидая свою Мальвину. Локвуд ведь тоже сбит машиной, тоже рамазан по асфальту, тоже превращен в фарш, тоже ослеплен. Но ему нравится плыть в пустоте, утопать в ней, захлебываясь морской пеной горечи.
5.
Бонни прошла мимо, а Елена вышла на порожки, возле нее ошивалась та самая блондинка с сияющей улыбкой на глазах. Красивая девочка Кэролайн понравилась бы прежнему Тайлеру, потому что прежний Тайлер тоже много улыбался, тоже любил ходить в зоопарке, фотографироваться со зверями, доставать охранников.
Для прежнего Тайлера был важен процесс, для нового — результат.
Локвуд сделал шаг вперед, напрочь забывая об ушедшей Беннет, о ее бескрайней и глубокой любви, которая могла бы излечить его. Которой бы хватило на них обоих. Но Тайлер отмахнулся от чувств Бонни и снова шагнул навстречу Елене, та увидела его. В ее глазах можно было прочесть сожаление и извинение. Она бы рада излечиться в любви Локвуда, которой бы хватило на них обоих, да только не хочет. Сама привыкла раны зализывать, сама привыкла вылезать из пропастей.
Девушка взяла Форбс под руку.
— Не хочешь зайти в гости? До возвращения Дженны еще полтора часа.
Кэролайн согласилась на предложение. Девушки спустились по лестницы. Форбс, увлеченная своим собственным рассказом, не заметила, что они проходили мимо парня, который встретился в парке. Она не заметила, как этот парень смотрел на ее подругу, как подруга смотрела на него. Не заметила, что Елена едва заметно покачала головой, смотря на Тайлера, будто умоляя его не вмешиваться. Не заметила, что Тайлер внял просьбе Мальвины.
Они прошли мимо, и Елена опустила взгляд, ощущая дикую скорбь, чувство собственной вины и безумное желание броситься куда-то бежать. Гилберт прекрасно знала, что не убежит от того, что должно быть в ее жизни. Но она хотела. Девушка невольно сжала руку Форбс сильнее.
— Все в порядке? — спросила та, отвлекаясь от своего монолога. Елена отвернулась, делая вид, что рассматривает что-то. Обсуждать с кем-то Тайлера, Бонни, Деймона и свои чувства не хотелось.
— Вполне. Просто холодно.
Этих слов хватило — Кэролайн переключилась на разговор, Елена тоже переключилась на него. Но она не могла перестать думать о том, кто остался за ее спиной.
6.
Деймон вернулся домой, когда на часах было около восьми вечера. Сальваторе не заметил ничего не обычного, но как только он переступил порог дома, то сразу почуял что-то неладное. Наверное, дело было в приобретенных рефлексах или хорошо развитой интуиции. Может, просто Сальваторе действительно любил Викки и ее дочь, и его черствое сердце ощутило тревогу. Да значения это и не имело.
Доберман — он снова перевоплотился в себя прежнего — разулся и, медленно двигаясь по направлению к кухне, быстро оглядывал пространство дома. Все было по-прежнему, обстановка предательски молчала, а сердце что-то заунывно нашептывало-намаливало, и Деймон отбросил свои мысли о паранойе. Теперь он точно знал, что что-то не в порядке.
Он зашел на кухню, на какие-то мгновения спокойно выдохнул. Викки сидела за столом, рядом с ней сидел какой-то молодой человек. Оба молчали. Донован не выглядела расстроенной, заплаканной, потрясенной или обиженной. Ее осанка была прямой, ее взгляд — высокомерным и холодным. Дышала Викки, как казалось, ровно. Она процеживала взглядом гостя, то ли ожидая от него ответа на какой-то заданный вопрос, то ли пытаясь надавить.
— У нас гости, милая? — Деймон выдохнул. Не сказать, чтобы с облегчением, но тревога все же отступила. Человек поднялся, обернулся и тут же протянул руку.
— А я давний знакомый вашей нынешней жены, — Сальваторе пожал руку, переводя взгляд с «давнего знакомого нынешней жены» на нынешнюю жену, стараясь уловить в их взглядах какой-то подвох. Не получалось. Он улыбался, и было что-то в этой улыбке неестественное. — Я Коул. Коул Майклсон.
7.
— Деймон Саль…
— Сальваторе, я знаю, — он убрал руку. Он не переставал улыбаться, а Сальваторе обострял все свои волчьи повадки. Но все его попытки что-то увидеть были тщетны. Викки оставалась спокойной. По крайней мере, у нее получалось выглядеть равнодушно. Но Деймон-то знал что за этим равнодушием кроется беспокойство.
Потому что Викки была напряжена. Все ее тело напоминало один оголенный провод, который вот-вот упадет в воду и произойдет короткое замыкание. Или что там происходит? Потому что Сальваторе прогуливал эти темы по физике, разбираясь с какими-то ублюдками на заднем дворе школе.
— Извините, что без приглашения, — заскалился Коул, напоминая какую-то дешевую пародию на офисного клерка, желающего услужиться перед начальством. — Так сказать, мимо проезжал…
Доберман взглянул на Викки и вдруг понял, почему он испытал тревогу, почему продолжал ощущать ее сейчас, когда, казалось бы, все в порядке. Осознание этого факта сокрушило так внезапно, что Сальваторе вместо ожидаемого недоумения вдруг испытал ярость.
— Где она? — задал вопрос в лоб, не решаясь тратить время на пустые введения, на прологи и прелюдии, сразу переходя к делу. Сальваторе-то был неглупым мальчиком, он отлично знал, что «мимо проезжал» имеет прямо противоположный смысл.
— Не понимаю, о чем…
Сальваторе не стал размениваться и на лишние реплики — схватив Коула за шиворот, он толкнул его, что было силы. Майклсон схватился за стол, Викки подскочила и ринулась к Деймону, но Коул отшвырнул девушку. У Деймона снова сорвало крышу, он бы ринулся к этому незваному гостю, но тот ловко перехватил Викки, скрутив ее и поднеся нож к горлу. Сальваторе отлично знал: Викки умеет драться. Но почему тогда не рвется в бой?
— Сядь, — сквозь зубы процедил Коул. — Медленно, иначе я оставлю свою роспись на ее глотке.
Сальваторе не в первый раз попадал в такие передряги. Он был взлелеян в подобных ситуациях, был ими воспитан. И каждый раз, когда вставал выбор между опрометчивостью и благоразумием, Деймон выбирал первое. Каждый раз он срывался с цепи, кидался в драку, забивая на обстоятельства, последствия и причины. Ему важно было победить. А теперь он выполнил то, что от него требовали. Впервые пошел против себя. Впервые позволил кому-то указывать что ему делать.
Коул притянул девушку к себе. Его грязные руки касались ее тела. Коул прижимал острый нож к горлу, а второй рукой прижимал Викки к себе так, будто имел на эту девочку право. Будто знал ее очень давно. И Викки выглядела так, словно ей знакомы эти прикосновения, словно она привыкла к подобным грубым ласкам. Донован смотрела куда-то сквозь пространство, не желая или стыдясь посмотреть на Деймона. Она была спокойна, она не боялась.
Они знали друг друга. Деймон прочитал это по их поведению. Деймон умел читать. Он прочитал Джоанну и Локвуда, он прочитал Елену, а теперь — и Коула с Викки. Грязная, покорная, отвратительная Викки, которую изнасиловали почти шесть лет назад, которую приютила Джоанна, которая рассказала о себе не все сейчас выглядела жалко. Деймон чувствовал укол предательства — ему рассказали не все.