Постепенно.

Даже полтора месяца — это постепенно.

— Ты мне поможешь, — уточняет Локвуд, засовывая руки в карманы.

В его взгляде замер мир в той динамике, в какой он ее видел — скачущий, вечно орущий, безумный мир, сидящий на игле одобрения, непринятия, осуждения. Снег оседал на плечи, пока Локвуд внимательно глядел на охранника. В пепельно-мрачных декорациях сегодняшнего дня можно было увидеть искорки огонька.

Который позже станет пламенем и снесет все на своем пути.

5.

Запутанная в проводах как в паутине с перебинтованными пальцами, запястьями и даже суставами Елена была настолько далеко от Октябрьской Елены, что даже элементарно сравнить этих людей не получалось. Да и было уже глупо сравнивать. Все осталось в прошлом году. Все осталось в прошлой жизни.

Иногда стоит сделать капитальный ремонт — выкинуть старое, обрести новое, починить то, от чего нельзя/не получается избавиться.

Дженна боялась только одного — что Елену ожидает та же участь, что ожидала и ее мать. Врачи уверили, что девушка сможет ходить, бегать и даже танцевать, если она умеет или если захочет. Но каково время выздоровления — никто определить точно не мог. Да и уверенности было как-то маловато.

Мальвина, поломанная теперь и в буквальном смысле, из бракованной превратилась в испорченную. Она не приходила в себя уже двое суток. Провода капельниц обвили ее тело трубчатыми нитями, а кольца бинтов — похожими на паутину лентами.

Девочка запуталась в своей же ловушке.

Врачи уверяли, что состояние стабильное, что организм борется, и что все не так уж плачевно. Они говорили, что произошла вторая фаза столкновения — столкновение или удар пешехода о машину или асфальт. В случае с Еленой были два этих фактора. Учитывая еще и тот факт, что девушку отбросило — не удалось миновать огромного количества ссадин, гематом и ушибов. Сломались безымянный и средние пальцы на левой руки. Вдобавок — вывих левого плечевого сустава, растяжение мышц.

Врач сказал, что девушка даже не почувствовала боли — в таком состояние шок служит чем-то вроде диактиватора — ужас ситуации захлестывает настолько, а отключение сознания происходит так быстро, что не хватает и секунды, чтобы обдумать и прочувствовать все в самых ярких оттенках.

Удар пришелся и на череп. На второй фазе повреждения чаще возникают от удара головой о части автомобиля или о грунт при падении. При второй фазе возникает оскольчатая рана. У Елены не было оскольчатой раны — лишь ушиб, отдаленно напоминающий тот случай, когда мерзавца в кино сшибает по голове главный герой бейсбольной битой или чем-то вроде этого.

— Мигрени и головные боли — максимум, что ей грозит.

Это был минимум, но никто об этом не догадывался.

Список завершался непрямыми переломами ребер, которые образуются в отдалении от места удара. Именно этим объяснялась кровь, которая растеклась возле тела Елены как — живое существо, способное мыслить! — зловещая клякса или пятна на карточках, которые

Что вы тут видите?

показывают пациентам психиатрических лечебниц.

Елена не очнулась и на третьи сутки. Возле ее палаты дежурили Дженна, Грейсон и Бонни. Приходил Мэтт, заставляя тумбочку девушки цветами и кладя к вазам бесчисленные шариковые ручки с всунутыми внутрь бумажками.

— Она поймет, — ответил Донован на безмолвный вопрос во взгляде Беннет.

Гилберт пришла в себя на пятый день. Она не могла открыть глаза, хоть было за полночь. Трубки мешали, а гипс, боль и страх не позволили сначала произнести и слова.

Девушка прохрипела лишь одно имя: «Бонни», когда ее заметил ее отец. Он подошел к дочери без слез на глазах, без воспаленных сосудах на глазных яблоках. Сдержанный и непоколебимы отец оставался таким же как и всегда. Елена, казалось, и не узнает его. Даже когда у нее получилось открыть глаза и кое-как осознать, где она и что случилось, она прошептала:

— Где Бонни? Почему тут так темно?

И потом снова отключилась. Грейсон разбудил Дженну, та ринулась к медсестре, которая с улыбкой заверила что их девочка идет на поправку. Бонни слышала эти слова. Она сидела в темном коридоре и курила, хотя обещала бросить.

— Я заразная, дешевая шлюха с закосами под феминистку, предавшая свою подругу, когда у той умерла мать. И какие цитаты на эту ситуацию предлагают твои книги?

— Предлагают цитату: «Я надеюсь, ты сдохнешь, выхаркивая свои легкие».

Бонни посмотрела на сигарету, а потом все-таки затушила.

— Боюсь, что тебе их выхаркивать придется, — безразлично сказала она в пустоту.

На плечах ощущался холод января.

6.

Тайлер увидел удивление во взгляде Добермана, когда тот открыл дверь. Удивление, смешанное с неожиданностью и состоянием глубокой фрустрации. По крайней мере, так показалось на первый взгляд.

— Я могу пройти? — его голос был тем же. Замечалось лишь одно отличие — теперь в нем не было прежних ноток оптимизма. В руке у Локвуда была бутылка виски.

Сальваторе без слов отошел от порога, пропуская его в дом.

В дом. Деймон Сальваторе больше не жил на своей грязной и пыльной квартире, которая досталась ему от его матери. У Деймона Сальваторе был домик в тихом спальном районе с гаражом, клумбами и даже фонарями, стоявшими у входа. Внутри было чисто и убрано. Прихожей не было. Дом начинался с просторной комнаты, которая смахивала на гостиную. На стене — плазма нехилых размеров и отличная аудиосистема, позволяющая слушать шикарную музыку или смотреть фильмы, не тратя время и деньги на билеты в кино. Далее следовала кухня, по всем приметам смахивающая на холостяцкую, — никаких прихваток, ухваток, полотенец, салфеток и солонок. Далее была спальня, как догадался Локвуд, но закрытая дверь не позволяла убедиться в этом с точностью.

Сальваторе остановился на кухне, предложив сесть безмолвным жестом. Локвуд скинул рюкзак с плеча, поставил бутылку спиртного на стол и, отодвинув стул, сел. Тайлер сидел у одного края стола, Деймон — у другого. Фактически, они были рядом, но в реале между ними существовала колоссальная пропасть длинной в несколько световых километров.

Локвуд еще раз обвел взглядом все убранство.

— На тебя непохоже, — нарушил тишину Тайлер. Обычный Тайлер, без тяжести стали в голосе. — Совсем непохоже.

Деймон ощутил тревогу — мутную, не слишком сильную, но не дающую спокойствия тревогу. Что-то случилось, и это что-то очень-очень плохо.

Несмотря на то, что еще не достаточно стемнело, здесь все равно царил полумрак.

— Я тебя еле разыскал, — продолжил Тайлер. Он тоже заметил, что что-то случилось. Чего-то не хватало в привычном интерьере Добермана. Тот жил в вечном хаосе, в вечной сумятице, но даже отсутствие пыли и грязной посуды все равно не облегчало ощущения отсутствия чего-тот в этом доме. — В катакомбах о тебе месяц ничего не слышали.

— Да, я там не появлялся, — кивнул он. Локвуд взглянул на друга и тут понял, чего же не хватало. Легкая ухмылка тронула губы прежнего задорного Тайлера. Того Тайлера, для которого был важен процесс.

— Бросил? — спросил он, не уточняя очевидных фактов.

— Да, — ответил Сальваторе, тоже не вдаваясь в подробности.

Локвуд ощущал головную боль и стихийную ярость внутри. Но ярость была вызвана не тем, что он поменялся со своим другом местами. Ярость заключалась в том, что ошибки прошлого нельзя исправить. Ты можешь их признать, но легче от этого никому не станет.

Даже если тебя простят.

— Давно? — спросил он, а потом снова ухмыльнулся: — Месяц назад, верно?

Деймон опять кивнул.

Во взгляде Тайлера не было жизнелюбия и наивности. В доме Сальваторе не было пепельниц и запаха сигарет. Иногда от старых привычек все-таки получается избавиться.

Правда, ты при этом будто становишься другим человеком.

— Бонни переживала, — тихо произнес Доберман, нарушая прежнюю тишину. — Боялась, что тебя не выпустят.

— Выпустили. Ты не знаешь, каков сейчас поток беженцев.

Сальваторе не следил за новостями в последние недели. Его голова была забита иными мыслями. Одно он знал точно — Елена тоже вернулась. Беннет ничего не рассказывала, потому что у ее старого знакомого была теперь совершенно другая жизнь. Теперь он знал еще кое-что — Тайлер тоже вернулся, но стоит ли говорить об этом Бонни?