Девять месяцев.

Девять месяцев ожидания, и всё заканчивалось… так?

Всё, что он получил – дружеское «спасибо», а три года любви… просто исчезли?

Боже, как, чёрт возьми, выносил это Блейн? Как?!

Его сознание походя отметило, что в коридоре никого не было, даже Блейна.

Видимо все ушли, чтобы дать отдохнуть пациенту.

Но Тэду было всё равно.

Он никогда не был из тех, кто легко пускает слезу, но выйдя из больницы, по дороге к своему отелю, Тэд плакал.

Плакал безудержно.

Плакал, уступая всей накопившейся тревоге и волнению.

Плакал, давая волю своему горю.

И плевать ему было на тех, кто останавливался поглазеть на него.

Он плакал, потому что ничего другого ему не оставалось.

Плакал, потому что это было его последним «прощай».

И от этого некуда было деться и невозможно спрятаться.

Потому что, когда годами живёшь надломленным, потом единственное, чего желаешь – снова стать целым.

И то, каким образом он встретил конец этой многострадальной истории, которая изменила его, разорвала на части, подчинила и, наконец, разочаровала, было отвратительно.

Себастиан выбрал.

Он сделал это и за него тоже.

Он его забыл.

А ему оставалось лишь смириться.

Потому что не за что было больше бороться.

И Тэду было бы достаточно одного грёбанного воспоминания…

Курт услышал, как Блейн вернулся, уже глубокой ночью.

Он ждал его весь день.

С того момента, когда сразу же после обеда вернулся домой, поскольку врачи заявили, что к Себастиану никого не пустят до завтра.

Всё это время он пребывал в таком волнении, эйфории и тревоге, одновременно, что не мог усидеть на месте.

Он позвонил отцу, Финну и даже Фейт, чтобы сообщить им о пробуждении Бастиана.

Затем он известил также Сантану, Бриттани и Мерседес, и все три подруги вовлекли его в импровизированное празднование с пивом и снеками.

Но и этого оказалось недостаточно.

Оставалось проинформировать только миссис Бингли, но уже несколько дней её было не видно, а на звонок в дверь никто не откликался.

Странно.

Дочь женщины жила очень далеко, в Шотландии, если Курт не ошибался, и Люси почти никогда не отлучалась надолго, учитывая, что не навещала её из-за страха перелётов.

Дочь всегда сама прилетала погостить к ней.

Может, у Люси возникли какие-то проблемы?

Но даже волнение за миссис Бингли не помогало избавиться от беспокойства, которое он чувствовал из-за Блейна.

Он всё ещё находился в смятении от того, как тот смотрел на него и говорил.

Курт не понимал причины такого поведения.

И он чувствовал себя так, будто готов сломаться, а время шло медленно, и новостей от Блейна всё не было.

На телефонные звонки он не реагировал.

Как и на сообщения.

И Курт сходил с ума.

Он продолжал отвечать на телефонные звонки друзей Бастиана, которые звонили, чтобы убедиться в правдивости радостных вестей.

Те же самые друзья, которые не вспоминали о нём в течение всех этих девяти месяцев...

Он открывал дверь соседям, которые приходили поздравить его.

И улыбался их доброжелательному вниманию.

И тем временем ждал.

Он приготовил ужин.

Даже поел – немного, но всё же – и после принял душ.

Наконец, Курт постелил диван-кровать для Блейна, думая, что, если он вернётся поздно, это проявление заботы будет ему приятно.

И потом начал читать книгу, в которой не понимал ни слова.

Потому что ожидание перекрывало всё.

Но лишь в два ночи он услышал звук проворачивающегося в замочной скважине ключа.

В полной тишине, которая, словно колпак, накрывала дом, слабый скрип двери прозвучал с силой выстрела.

Курт встал с постели и пошёл, ориентируясь на шумы, которые привели его к кабинету Себастиана.

Блейн сидел в любимом кресле Смайта, рядом с журнальным столиком, на котором тот обычно держал свои книги.

Сейчас там стояла только бутылка с жидкостью янтарного цвета и наполовину полный стакан.

Блейн поднял голову, когда Курт вошёл и зажёг настольную лампу, чтобы немного рассеять темноту комнаты.

– Что тебе? – спросил он резко.

Он не был пьян.

И уже одно это порадовало Курта немало.

– Я не мог заснуть, потому что ждал тебя.

– Уходи, Курт, – отрезал Блейн зло. Как будто эти слова только рассердили его ещё больше, вместо того, чтобы доставить удовольствие. –Тебе нужно поспать, – продолжил он затем с оттенком иронии. – Ты, наверное, устал, учитывая, чем ты так активно занимался сегодня. С головой ушёл в поцелуи и Бог знает что ещё с твоим парнем, которого ты ждал так долго… должно быть, это утомительно. Или, может, это от одних разговоров твои губы были такими раскрасневшимися и припухлыми, когда ты вышел из его комнаты, сегодня? – спросил, наконец, Блейн, вновь уступая гневу, который, как ни старался, не мог сдержать.

И, наконец, Курт понял.

Блейн вёл себя с ним так… потому что ревновал.

Он понял, что произошло в комнате Себастиана, и для него это было невыносимо.

Курт терялся, должен ли он чувствовать себя польщённым, виноватым или злиться на него, в свою очередь.

– Говорю тебе в последний раз – уходи! – сказал Блейн снова, прежде чем он смог что-либо ответить.

– Иначе?.. Если я останусь здесь, что ты мне сделаешь? – спросил тогда Курт с вызовом.

– Если останешься здесь, я возьму то, что хочу, и что, знаю, ты хочешь дать мне, даже если ни за что в этом не признался бы сейчас. И я могу сделать так, что ты не вспомнишь даже собственного имени, не говоря уже об имени Себастиана... – ответил Блейн с напором и толикой высокомерия, поднимаясь со своего места.

Пока Блейн приближался к нему, Курт не мог отвести глаз от его взгляда.

Он смотрел на него иначе, чем обычно.

Не с привычной смесью нежности и обожания.

Сейчас, казалось, в его взгляде была только страсть, гнев и обида.

У Курта колени подкосились от силы этого взгляда.

– И сейчас… что ты собираешься делать? – этот вопрос, бесполезный и совершенно абсурдный, учитывая то, как Блейн смотрел на него, медленно скользя взглядом по всему его телу, прозвучал слабо и неуверенно.

Он не удивился, когда Блейн схватил его за предплечья и пригвоздил к стене позади.

И он не даже не обратил внимания на боль в спине от удара.

Он видел лишь огонь в его глазах, и был полностью покорён им.

Он стоял так близко к Блейну, что был охвачен его жаром, и плавился в этом жаре, который был не только в его глазах, но и ощущался под кожей, распространялся вокруг них, сжимая Курта в тисках желания.

Он чувствовал возбуждение Блейна и всё же возвращался мыслями к Себастиану.

Он провёл почти всё утро со своим парнем, только что проснувшимся после девяти месяцев комы, но всё равно хотел Блейна.

И это не было от скуки, из чистой похоти или ради удобства.

Просто он любил Себастиана, но любил и желал также и Блейна.

Он так хотел его, что мог думать только о том, каково будет ощущать его внутри.

Его тело нуждалось в нём, и это была неодолимая потребность, какой Курт никогда не испытывал раньше.

И всё же… он но не мог поступить так с Себастианом.

Не сейчас.

Словно прочтя его мысли, Блейн прошептал ему на ухо:

– Если хочешь остановить меня, сделай это сейчас. Только скажи, и я уйду.

И Курт попытался сказать.

Он попытался, потому что должен был.

Он попытался, потому что это было неправильно, и в тот момент ему совершенно не нужна была дополнительная неразбериха, но ясность.

Он попытался, но по никчёмным причинам.

И ничего не добился, потому что единственной и действительно достойной причиной могла быть мысль, что он любит только Себастиана, но он не мог призвать её на помощь, потому что не мог лгать себе, не об этом.

Он хотел прикосновений Блейна.

Он хотел всего его.

Любить его всем своим существом.