– Это будет помечено, когда я заставлю тебя стонать от наслаждения, – и затем он неожиданно добавил: – Думаю... я могу любить тебя, Блейн.

– Знаешь, Курт, тебе нужно что-то делать с этой твоей зависимостью. Ты не видел меня всего два дня, а тебе уже так плохо? Я могу воспользоваться этим, – отшутился Блейн, потому что это было слишком… слишком важно то, что Курт только что сказал, чтобы он мог набраться сил, остановиться и подумать над этим. Это было невозможно. Это меняло всё.

Но он не оказал сопротивления, когда Курт подтолкнул его к кровати.

И как бы он смог?

И когда Курт забрался на него верхом, он принял его с распростертыми объятиями, сливаясь с ним в поцелуе, страстном и влажном.

Каждый раз, целуя Курта, Блейн будто бы возвращался домой.

Каждый раз, целуя Блейна, Курт будто бы становился самим собой.

– Я знал, что ты чувствуешь то же самое, Курт. Я знал. Я ощутил это на твоих губах в первый раз, когда поцеловал тебя. Скажи, что ты будешь моим, Курт, – сказал Блейн, когда они остановились, чтобы отдышаться.

Но Курт ничего не сказал.

Потому что пока ещё не мог, и Блейн это знал.

Несмотря ни на что, он всё ещё не мог.

И, может быть, не хотел.

Однако, он уже многое признал в ту ночь, и Блейн теперь знал.

Знал, что делает с Куртом его близость.

Поэтому он позволил, чтобы Курт продолжил раздевать его.

Позволил взять его в рот.

И позволил, чтобы только их стоны заполняли этот безликий гостиничный номер какое-то время.

И Курт сказал:

– Боже, мне тебя так не хватало…

– Сам виноват, Курт. Если бы ты нашёл меня раньше, так могло было быть каждую ночь, – хрипловатым голосом прошептал Блейн прямо в ухо Курта, прежде чем проникнуть в него с силой и нежностью одновременно, как тому нравилось.

Он любил его той ночью страстно и чувственно, как и каждый раз.

С той же силой и мягкостью.

С той же любовью.

Но впервые уверенный, что Курт был там только ради него самого.

Он не сказал ему «Я люблю тебя» в этот раз, но знал – Курт понимает, что каждый его жест, каждый прерывистый стон скрывает эти три слова.

И той ночью Курт подарил ему нечто, когда сказал:

– Мне хотелось бы встретить раньше тебя.

Этим он говорил, что Себастиан был по-прежнему первым.

Из чувства вины или необходимости, или любви – он ещё был первым.

Но он также говорил, и в каком-то смысле, не зная об этом, подтверждал, что в противном случае это был бы Блейн.

Это всегда был Блейн.

Даже если Курт не помнил.

Когда они одевались, Курт улыбнулся, и Блейн понял, что это не имело значения.

Возможно, он больше не был первым, но он всё ещё был в сердце Курта.

Даже если он не помнил, даже если не хотел или не мог этого признать, Блейн был там.

Возможно, Блейн был неправ.

Неправ, потому что остаться – означало играть с огнём.

Неправ, потому что, как бы он ни боялся, что Курт вспомнит, он не мог не любить его, даже зная, что каждый раз, когда он касался или целовал его, это могло случиться, Курт мог вспомнить.

Неправ, потому что радовался и в то же время страдал, когда его ласки не вызывали в нём никаких воспоминаний.

Неправ, потому что знал, что не он один действовал эгоистично во всей этой истории, и тем не менее, считал, что виноват только он.

Он был неправ, потому что Курт был неправ, не говоря с ним о некоторых вещах, некоторых мыслях и ощущениях, которые касались его.

Он был неправ, потому что Курт был неправ.

Когда не признавал того, что чувствовал.

Когда говорил «Я хочу тебя», а не «Я люблю тебя», прекрасно зная, что чувствовал именно это.

Когда приостанавливал себя из-за того, что Бас был в коме, а вовсе не из-за уверенности, что любит его по-прежнему.

Они оба допускали ошибки.

Потому что любили.

Любили по-настоящему.

Но Курт пришёл за ним.

Пришёл, чтобы сказать «Не уходи».

Остальное не в счёт.

Блейн, в этот раз, выходя из комнаты, взял его за руку, за ту самую, неправильную, как сделал это в самый первый раз, и так же, как в тот раз, пересёк с ним коридор отеля бегом.

Но не направляясь в сторону торгового центра, чтобы посмотреть выступление Соловьёв, а домой.

И не на мотоцикле, а тесно прижавшись друг к другу, в обшарпанном и несвежем салоне такси. Глаза в глаза и рука в руке.

Был рассвет, и начинался новый день.

Насколько новый, Курту и Блейну предстояло узнать в скором времени.

====== Глава 15. Судьба. ======

Комментарий к Глава 15. Судьба. Вот мы и ровно посреди пути. Эта глава центральная, подводятся некоторые итоги для каждого из основных персонажей и намечается перелом в повествовании...

Ну, это я так, для настроя.

Приятного!

Зачастую встречаешь свою судьбу на пути, который выбрал, чтобы избежать её. Jean de La Fontaine

Судьба.

Такое странное слово.

В словаре оно объясняется так: «Неизбежность, которая, определяет ход событий и которая является внешней по отношению к воле человека», – или ещё: «Предопределенность человеческой жизни, в силу которой будущее индивидуума уже решено».

Есть те, кто согласен с этим.

И из веры или суеверия, полностью полагаются на неё.

И есть те, кто не принимает идею, что действительно может существовать нечто, принимающее решения вместо нас. То, что, несмотря на все наши усилия или наши старания, увлекает нас в путешествие, которое мы никогда даже и не думали предпринять, и прокладывает наш путь, так что нам, не остаётся ничего иного, как следовать ему.

Судьба – это странно.

Не только как слово, но как понятие.

У каждого – своя.

Но в какой мере она действительно дело рук рока и в какой – самого человека?

Каждое решение, которое мы принимаем, приводит нас к новой развилке, новому пути, который открывает перед нами возможность новой жизни.

Но действительно ли выбор за нами?

Или мы просто подбрасываем в воздух монетку, и её полёт уже предрешён?

Иногда, судьба – это просто иной способ рассказать историю, где старые персонажи должны играть новые роли.

Одно несомненно – судьба любит играть.

Со всеми нами.

Этот день был странным для Курта и Блейна.

Едва вернувшись, они забаррикадировались в квартире, где провели весь день, занимаясь любовью, разговаривая, развлекаясь и снова занимаясь любовью.

Только они двое.

Их разлука длилась всего два дня, а им казалось, будто прошла целая вечность.

Да, это был насыщенный день.

Идеальный пролог для такой особенной ночи, что наступила за ним.

В такие ночи людские сердца могут уловить танец судьбы.

И они оба ощущали этот ритм вокруг.

– Я не хочу говорить и не хочу вопросов. Хочу только чувствовать. Чувствовать тебя, – сказал Курт той ночью, ложась на диван-кровать вместе с Блейном.

И на этот раз Курт говорил всерьёз.

Он действительно хотел быть с Блейном.

Они лежали так близко на этой кровати – неподвижно, глаза в глаза, и Брандо, естественно, устроился между ними, как обычно. Они ничего не говорили и даже почти не притрагивались друг к другу, только их руки были переплетены и лбы едва соприкасались.

Но это был самый интимный контакт из всего, что когда-либо происходило между ними, из всего, что когда-либо они позволяли себе, и их молчаливый диалог был насыщенней любого разговора.

Куда богаче, чем если бы вместо взглядов были слова.

Курт сказал «Я люблю тебя» той ночью.

Он сделал это глазами и руками.

Он сделал это поцелуями и ласками.

Он не прибег к словам, но Блейн всё равно понял.

Это было первое «Я люблю тебя», которое Курт говорил ему после восьми прошедших лет, и оно настигло Блейна как гром среди ясного неба.

Как и в тот, первый раз.

Это была странная ночь, да.

Одна из тех, когда ветер приносит с собой запах новизны, магии и судьбы.