Была его очередь узнать, что он ошибался насчёт Себастиана Смайта, как никогда и ни с кем в своей жизни.
Жаль, что некоторые вещи, в большинстве случаев, узнаёшь слишком поздно.
Блейн любил проводить время с Эрикой.
Поэтому, когда Фейт сообщила ему, что у неё встреча с Куртом, он сразу вызвался посидеть с девочкой.
По возвращении, Фейт сказала, что Курт, как Блейн и ожидал, заверил её, что восстановит регулярные выплаты уже со следующего месяца.
А также, что он хочет познакомиться с малышкой, и Блейн знал, что Курт, без сомнения, полюбит её так же, как любил он.
Рядом с этой девочкой он чувствовал себя в согласии с собой и с миром.
Возможно, ей удастся совершить такое чудо и с Куртом.
Вернувшись в комнату Тэда, который назначил ему встречу там и который, очевидно, сейчас был в ванной, судя по исходившим оттуда звукам, он мысленно вернулся к разговору с Фейт и понял, насколько огорчён тем, что, судя по всему, Курт ничего не спросил у неё о нём.
Они не созванивались и не виделись уже два дня.
Блейну пришлось постоянно совершать над собой насилие, чтобы не позвонить ему, в чём его поддерживал Тэд, не оставлявший его ни на мгновение.
Но, похоже, для Курта это было проще.
Больше того, вероятно, он был только рад избавиться от него.
– Блейн? – раздался вдруг голос позади него, заставляя подпрыгнуть от испуга.
Он узнал бы этот голос даже среди тысячи других.
Он обернулся и увидел, что вовсе не Тэд вышел из ванной, а Курт.
Что здесь происходило? Ему устроили засаду?
Блейн был зол, и на этот раз всерьёз.
Что он там делал?
Возможно, Тэду показалось недостаточно одного удара, возможно, ему следовало добавить.
Теперь, когда он уже решил вернуться домой, Харвуд не мог устраивать ему такие шутки.
– Я ухожу, – сказал он с убеждением, снова направляясь к выходу. Но Курт оказался проворнее и успел схватить его за руку, вставая между ним и дверью.
– Прошу, дай мне только… десять минут, ладно? – попросил он взволнованно.
– Для чего, Курт? Хочешь дать мне еще одну пощёчину или, может, вылить на меня еще немного оскорблений? Хочешь повесить на меня ещё какие-нибудь проступки Бастиана?
– Ты не против, если сейчас мы поговорим не о Себастиане, а о нас с тобой? – решительно остановил его Курт.
– Не существует нас с тобой, Курт. И никогда не было, потому что ты в действительности не хотел, чтобы между нами что-то было. Признай уже это, блять! – яростно набросился на него Блейн, потому что это уже переходило все границы.
– Я… не... думаю, что... – отшатнулся Курт, потому что знал, что это обвинение, в сущности, было справедливым. Даже когда он сам сказал, что хочет всерьёз попробовать построить с ним отношения, в действительности, он не позволил себе этого сделать. Он сдерживал себя.
– Курт, давай на этом закончим? Завтра я возвращаюсь в Чикаго, всё в порядке, – произнёс Блейн, поникнув.
– Нет! Ничего не в порядке! – закричал вдруг Курт, больше напуганный этой перспективой, чем действительно рассерженный.
Блейна, казалось, изумил этот внезапный всплеск гнева.
Он никогда не видел Курта таким.
Хаммел заметно нервничал.
Даже руки заламывал от волнения.
И, возможно, это не было хорошим знаком.
Но когда Курт приблизился к нему, он не отстранился.
– Мне жаль, Блейн. Что я вёл себя с тобой так... по-скотски. И я не имею в виду только позапрошлый вечер, но вообще… всю эту историю в целом. Я отлично знаю, что говорил тебе, будто хочу серьёзных отношений, но на самом деле продолжал удерживать всё только на физическом уровне. И знаешь, что самое глупое? Что я правда хочу попытаться сделать так, чтобы между нами всё сложилось. Ты нравишься мне, Блейн. Я хочу тебя больше, чем когда-либо хотел Себастиана.
– Ты говоришь, что любишь меня больше, чем Себастиана? – спросил Блейн, в точности как спрашивала его Мерседес, когда он рассказал ей о них.
И еще раз, он ответил:
– Я сказал не это. Я сказал, что хочу тебя больше, чем когда-либо хотел его.
– А есть разница, Курт? – спросил Блейн.
Хотя сам он говорил Тэду, что желать не значит любить, сейчас он хотел, чтобы Курт опроверг его слова.
Он хотел этого всем сердцем.
– Не знаю, но разница должна быть, нет? В противном случае, я бы не был так растерян.
Ну, нет, не это Блейн хотел услышать.
– Отпусти меня, Курт. После тебе станет лучше, – сказал он тогда.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – повторил Курт, приближаясь к нему.
Теперь он был так близко, что Блейн мог чувствовать его запах, мог видеть серые крапинки на его небесных радужках.
И это было слишком для него.
– Почему нет? – спросил он шёпотом.
– Потому что я испытываю к тебе что-то… я чувствую что-то к тебе, Блейн. Мне не нравится, что ты мне солгал. Но я не думаю, что это потому, что ты хранил секрет Бастиана… то есть, не только. Я думаю, это, прежде всего, потому, что мне не нравится сама идея, что ты можешь мне лгать. Скажи мне, Блейн, – прошептал он ему прямо на ухо. – Расскажи мне о нашей первой встрече.
– Что ты имеешь в виду? – сглотнул Блейн, уже слишком возбуждённый этой близостью.
Курт, который это понял, обратил к нему озорную и одновременно нежную улыбку, положив руки ему на плечи.
– Скажи мне, где и как мы встретились впервые. Помоги мне вспомнить. Я хочу это сделать, Блейн, хочу вспомнить тебя.
«Нет, Курт, нет!» – кричал внутри себя Блейн.
Но Курт касался его в этой своей уникальной манере, легко, почти невесомо, что всегда сводило его с ума, и каждый его нейрон терял силы и отключался в такие моменты.
– Это произошло в Lima Bean, – сдался он. – Я сидел за столиком с… другом, а ты стоял в очереди. Ты казался таким прекрасным, почти неземным. Я не мог оторвать от тебя глаз. Как и мой друг.
Блейн улыбнулся этому воспоминанию.
Это действительно был первый раз, когда он его увидел.
Он, и Себастиан тоже.
Только Смайту потом повезло, и он наткнулся на него в роли шпиона из МакКинли.
– Я помню, помню твою улыбку, – сказал Курт, прерывая цепь его воспоминаний. – И мы говорили тогда, верно? – спросил Хаммел, наклоняясь к шее Блейна и начиная оставлять на ней лёгкие поцелуи.
– Нет, мы никогда не разговаривали, – солгал Блейн, потому что это было опасно.
Потому что было легко, слишком легко, вернуть ему эти воспоминания.
Все те, что Блейн хотел возвратить ему, но и те, которых боялся, тоже.
Курта нельзя было принуждать к воспоминаниям.
На этот счёт доктор высказался более чем ясно в своё время.
Вспомнить некоторые события, все сразу, было бы травмой такого масштаба, что это могло оказаться опасным для его психики.
Одно только то, как ему пришлось вспомнить о Дэйве, почти сломило его, в своё время.
Если он должен был получить назад свои воспоминания, они должны были быть возвращены постепенно.
Но Блейн не хотел, чтобы он вспоминал об изнасиловании.
О побоях.
О наркотиках.
Или о том, что после сделали с ним.
– Как странно… я помню звук твоего голоса и твою улыбку прямо над чашкой... кофе, наверное, – продолжил Курт, который, тем временем, просунул руки под футболку Блейна, начиная поглаживать спину круговыми движениями, не прерывая сладкой пытки его шеи.
– Что ты делаешь, Курт? – спросил Блейн, не в силах сосредоточиться ни на чём, кроме прикосновений рук и губ Курта.
– Стараюсь запечатлеть твою сущность всеми пятью чувствами, Блейн… вкус, – и он лизнул его чуть ниже челюсти, – осязание, – и за этим словом последовала новая ласка, немного ниже поясницы Блейна, на этот раз, – обоняние, – прошептал он, касаясь носом изгиба его шеи и слегка втягивая воздух, – зрение, – сказал он, едва отстраняясь и пристально глядя ему в глаза.
– Ты забыл слух, – заметил Блейн голосом, дрожащим от возбуждения.
Курт улыбнулся этим словам и, снова принимаясь за его шею, сказал: