А при желании всегда можно было отправиться в книжный кружок, который собирался раз в месяц, или кантри-клуб, куда она ходила, в основном, чтобы пообедать с подругами.

Она старалась держаться подальше от сплетен, которые по-прежнему преследовали её даже по прошествии этих восьми лет.

Часто Куп и Блейн спрашивали её, почему она не продаст дом и не переедет куда-нибудь ещё.

И ответ всегда был один.

Она не собиралась сбегать из места, которое всегда было её домом из-за чужих преступлений.

И с того момента как Блейн вернулся, не было и дня, чтобы они не отправились посмотреть выставку или посетить музей, или сходить в кино.

Они отлично развлекались вместе, а с приездом Купера всё стало бы просто идеально.

Оглядываясь на своё прошлое, возможно, они не могли бы назвать себя идеальной семьей.

Но дружной семьёй они точно были.

Особенно сейчас, когда отец Блейна был исключён из уравнения.

Как Курт, так и Блейн, в общем и целом, были счастливы находиться там, где находились.

И всё же, было нечто, чего обоим не хватало и что пробуждало в них ностальгию.

Курт, например, скучал по глазам Блейна.

Они были странного неопределённого цвета, тёмные, но с многочисленными вкраплениями, из-за которых казались более светлыми при определённом освещении.

Но незабываемыми для Курта их делало выражение, с которым они смотрели на него, то, как заставляли его себя чувствовать.

Прекрасным… совершенным.

Ему не хватало того, как эти глаза следили за ним, когда он просто двигался по комнате.

Ох, чёрт возьми!

Ему не хватало Блейна, а ведь он не видел его всего три дня.

Блейн почувствовал нехватку Курта, когда они попрощались в аэропорту.

Нет, чушь собачья!

Он чувствовал её восемь долгих лет, и если в течение всего этого времени ему мастерски удавалось игнорировать это, то с тех пор, как он вернулся в Нью-Йорк, лгать себе сделалось невозможным.

Блейн скучал по рукам Курта.

Тем, что заключали его в своё кольцо и никогда не отпускали.

Тем, что умели дарить ему наслаждение тысячами способов.

Тем, за которые он сам хватался, когда всё становилось слишком трудно.

Как они и предвидели, у них не было ни малейшей возможности видеться в Лайме.

Но зато они обменялись кучей сообщений за это время.

Блейн написал ему вечером в день их прибытия, чтобы пожелать спокойной ночи.

Курт ужасно обрадовался, хоть и не ожидал этого, или, возможно, именно поэтому.

Однако, отвечая, он не позволил себе многого и написал просто «И тебе».

На следующий день Блейн снова прислал ему немного безумное и абсурдно длинное сообщение, в котором описывал все свои впечатления от Лаймы, а затем спрашивал, показался ли ему город таким же, каким он его помнил.

Курт не очень понял смысл этого вопроса, но признался, что сейчас, когда он видел всё глазами взрослого, это место казалось ему, определённо, куда более мелким и гораздо менее угрожающим.

И они продолжали так довольно долго.

Обмениваясь воспоминаниями и впечатлениями.

В какой-то момент они даже начали обсуждать дела семейные.

Когда он заметил, что их сообщения начали принимать слишком интимный характер, Курт перевёл стрелки на секс.

Он ощущал себя куда уверенней на этой территории с Блейном.

Хаммел всё ещё испытывал неловкость после того как они занялись любовью – да, любовью, а не сексом – в ночь перед отъездом.

И хотел вернуть всё в привычную ему стезю.

Но Блейн, к его огромному неудовольствию, внезапно исчез до следующего дня, когда написал, что ему, наконец, удалось убедить мать пойти с ним на футбол, который он обожал, и что он не мог отвечать на его сообщения, поскольку был слишком занят, объясняя матери динамику игры.

На самом же деле, когда Андерсон понял, что делает Курт, он перестал отвечать ему, но не из-за матери, а из собственного принципа.

Заняться с ним секстингом было бы крайне возбуждающе.

Настолько, что Блейну пришлось буквально применить к себе насилие, чтобы не ответить, а затем принять очень холодный и очень долгий душ, чтобы прогнать все успевшие сформироваться в сознании образы.

Но, как он пообещал себе, он собирался заставить Курта пойти с ним дальше этого.

Не уступить его самым инстинктивным желаниям, было первым шагом.

Блейн ждал его слишком долго

И не хотел стать чем-то банальным и само собой разумеющимся для него.

Пусть теперь уже Курт поищет его и ощутит его отсутствие.

Несмотря на это желание, он всё же был удивлен, когда Курт позвонил ему, чтобы пригласить на ужин в тот четверг.

Андерсон согласился, хотя всё подсказывало ему, что появляться вместе в этом городе не было хорошей идеей.

Вдруг кто-нибудь узнает его и примется задавать Блейну чересчур конкретные вопросы в присутствии Курта?

Иногда попадались слишком напористые люди.

И Блейн оставался, будучи единственным несовершеннолетним среди вовлечённых в события восьмилетней давности, весьма известным лицом в Лайме.

И всё же, да, он согласился, потому что это позволяло ему увидеть Курта и провести с ним немного времени.

И в тот момент ничто другое не имело значения.

Курт, со своей стороны, даже не знал, почему в нём вспыхнуло это непреодолимое желание пригласить его.

Он почувствовал себя немного отодвинутым в сторону, читая последние сообщения, и, хотя понимал, насколько глупо испытывать такое из-за семьи, которая, естественно, всегда была на первом месте, по сравнению со всем остальным, включая друзей с привилегиями – и если приглядеться, не такие уж они были и друзья – это было сильнее него.

Он действовал инстинктивно, как часто делал, когда речь шла о Блейне.

Но впервые Курт хотел узнать кое-что о нём.

И не то, что касалось и Себастиана тоже.

А только его. Блейна.

Ещё будучи мальчиком, Курт часто думал, как бы ему хотелось встретить другого парня гея, который не постеснялся бы вслух признать, каким привлекательным он его находит и как он его возбуждает… даже в развязных или вульгарных выражениях.

Ведь, в сущности, практически любого подростка с бурлящими гормонами посещают фантазии о том, чтобы найти плохого парня с ледяным сердцем, которое оттаивает только в его присутствии.

И Курт не был исключением.

Только вот, когда потом такое начало происходить по-настоящему, это вызвало у него полнейшее отторжение.

И он практически впадал в истерику, если кто-то пытался коснуться его слишком откровенно.

Когда он рассказал об этом школьному консультанту, наблюдавшему его после той аварии на джипе, о которой он ничего не помнил и после которой он не только остался прикован к постели в течение многих недель с множеством ран – в том числе и в местах, совершенно невообразимых для авто-аварии, вообще-то – но и лишила его части воспоминаний последнего года, психолог ответила, что, возможно, это было связано с какой-то его старой травмой.

Но Курт понятия не имел, что могло привести к такому отрицанию физической близости, и какую ещё травму он мог получить, кроме аварии, о которой ничего не помнил.

У него ушло два года, чтобы позволить Себастиану заняться сексом с ним, хоть они познакомились ещё в его последний год старшей школы, и он сразу понял, что был небезразличен Смайту.

Вначале он не выносил, если тот был более грубым, чем обычно.

Постепенно ему удалось оттаять отчасти, но не совсем.

Даже с Себастианом.

Со временем Курт пришёл к убеждению, что, должно быть, он просто немного более стыдлив по природе, чем считал раньше.

По крайней мере, до тех пор, пока не появился Блейн.

С ним Курт сумел раскрепоститься в одно мгновение и без малейших к тому усилий.

Блейн изменил слишком многое в его жизни в очень короткое время.

И Курт никак не мог игнорировать это.

Именно эти мысли занимали его, пока он сидел за столом в безликом невзрачном заведении, одном из многих подобных в Лайме, и ждал возвращения Арти из туалета.