Они назначили встречу в этом месте, потому что оно было неподалёку от съёмочной площадки фильма, который режиссировал Арти.

Фильм рассказывал о юном талантливом спортсмене, внезапно оказывающемся лишённым своего блестящего будущего в спорте из-за аварии, в которой теряет ноги.

В этот момент парень вынужден не только приспосабливаться к новому состоянию, но ещё и искать что-то другое, что сможет придать смысл его жизни.

По мнению Арти, который был не только режиссёром, но и сценаристом, фильм обещал стать серьёзной драмой с хорошей дозой чёрного юмора, что должно было привести его к успеху.

Курт на это надеялся.

Он видел некоторые его музыкальные видео, и уже в них был заметен несомненный талант друга.

– А ты что скажешь? Пишешь ещё свои сценарии? – спросил Арти, вернувшись.

Со временем его друг стал весьма привлекательным мужчиной.

Он не носил больше очки и сменил подтяжки на рубашки из шёлка.

Единственным, что не изменилось, было инвалидное кресло.

– Пишу кое-что… не совсем сценарии, рассказы, пожалуй, – ответил Курт. – Ну, назовём это новеллами, если хочешь. Я никогда не изучал кинематограф, если не считать пару коротких курсов в НЙАДИ, и не знаю, можно ли то, над чем я работаю, действительно назвать сценарием.

– Ты шутишь? Последний, что ты дал мне прочесть, для той вашей работы в НЙАДИ, когда вы должны были сами снять рекламу… это было потрясающе! Мне хотелось бы прочитать что-нибудь ещё, Курт.

– Ну, не знаю. Есть кое-что, над чем я работаю сейчас, да, но…

– Никаких но. Пришли мне черновик, на мою электронную почту, – убеждённо сказал Арти, протягивая ему визитную карточку. – А теперь скажи мне, как дела у Себастиана?

О… а вот и он, вопрос, который всё ещё был способен разом отнять все силы у Курта.

Тот, на который он никогда не мог ответить честно.

– Ничего… всё по-прежнему. Не видно серьёзных признаков улучшения. Я не думаю, что он когда-нибудь очнётся, – и собственные слова заставили Курта застыть на месте.

Он даже и не заметил, как они сформировались в его сознании.

И когда он начал так думать?

Когда он сдался?

Неужели это из-за Блейна он готов был отпустить Себастиана? Он действительно был таким ничтожным человечишкой?

Слёзы рекой потекли по его лицу и, сам того не осознавая, Курт начал говорить Арти о Блейне, о том, что произошло между ними, о том, что, как ему кажется, он испытывает.

Среди всех, помимо Мерседес, совершенно неожиданно для Хаммела, именно Арти стал тем, кому он доверился.

– Господи… прости, Арти, если я вывалил всё это на тебя, – спохватился он, когда понял, что натворил.

Арти смотрел на него пристально, но на его лице не было признаков осуждения или упрёка.

Напротив, он понимающе улыбался с сочувствующим выражением.

– Курт, не смеши меня, пожалуйста. Мы ведь друзья, разве нет? А теперь, если ты готов принять мой совет... Курт, не сдерживайся. Не вини себя и, прежде всего, пожалуйста, перестань портить себе жизнь из-за того, в чём ты не виноват. Этот Блейн, тебе хорошо с ним?

– Я… да, думаю, да.

– Ты не можешь винить себя в этом, Курт.

– Но это неправильно по отношению к Себастиану...

– Истории любви заканчиваются, Курт. Знаешь, что, на самом деле, неправильно? Что ты продолжаешь лгать себе и Себастиану, из одного только чувства жалости. Это несправедливо и по отношению к тебе, и к нему. И к этому Блейну. Ты пользуешься им, судя по тому, что ты мне рассказал. Ты цепляешься за него, чтобы не оставаться одному, из страха, злости, желания... и ничто из этого не является достойной причиной, чтобы делать то, что ты делаешь, уж поверь мне.

– Значит, по-твоему, я должен порвать с Блейном?

– Если это то, чего хочет твоё сердце, да. Но если твоё сердце хочет действительно узнать его и идти дальше, как мне кажется из твоих слов, не отказывайся от этого только из-за мыслей о Себастиане или из извращённого чувства долга. Прислушайся к нему, Курт. Следуй за своим сердцем. Оно знает, что правильно.

Раздражающее покалывание под носом мучило его уже пару минут.

Но каждый раз, когда в дрёме он с трудом протягивал руку, чтобы почесаться, там ничего не оказывалось.

Купер.

Блейн прекрасно знал, что это он.

Вероятно, он щекотал его пером или чем-то в этом роде.

Это был старый трюк, и если бы Блейн был хоть немного менее сонным, не попался бы даже на эти две жалкие минуты.

– Куууп, прекрати, – сумел он прошепелявить, наконец.

– Нет! Какого чёрта, шустрик! Откуда ты узнал, что это я?

О, а вот и голос.

Который сделал присутствие Купера в его комнате реальным.

Наконец-то.

Блейн резко проснулся и подскочил, определённо, слишком бодро, для Блейна Андерсона, ещё наполовину в дымке сна.

И в буквальном смысле бросился в распахнутые объятия брата.

– Эй, братишка, потише, не то все рёбра мне переломаешь! – пошутил тот, не ослабляя собственную хватку, однако. – Как дела, Блейни? Мама сказала мне, что случилось с Себастианом, – продолжил затем Куп, отстраняя от себя брата, чтобы взглянуть ему в лицо.

И Блейн рассказал ему.

Рассказал, как мучительно было оказаться перед Себастианом, неподвижно лежащим на той кровати.

О том, каково было увидеть обломки его мотоцикла.

Он рассказал даже о Мадлен Смайт и её постоянных замашках Снежной королевы.

Блейн не сказал своей матери про Курта.

Он собирался сделать это, но решил отложить, потому что не хотел испортить праздничную атмосферу дурными воспоминаниями.

С Купером, однако, он не мог молчать.

– Я видел Курта, Куп, – сказал он.

– Ох, чёрт! И где?

– У Бастиана, они.... они по-прежнему вместе.

– Шустрик, мне так жаль. Наверное, было нелегко снова сказать ему прощай.

– Вообще-то, я не сказал ему прощай.

– А что ж ты сделал? – слегка недоверчиво спросил Купер.

Блейн перевёл дыхание и решился поведать Куперу обо всём.

С ним он мог говорить о чём угодно.

Это было не так до того, что произошло восемь лет назад.

Между ними существовало своего рода артистическое соперничество.

Ситуация изменилась после того, что случилось с Блейном.

Его брат оставался рядом с ним всё время, и даже если основное он сделал в одиночку, Блейн всегда мог рассчитывать на него.

С тех пор Блейн больше ничего не скрывал от Купера.

И зачем?

Куп видел раненым, сломленным, униженным, слабым и побеждённым. И не испугался. Не оставил его.

– Я стал его другом с привилегиями, – произнёс он.

– О. Вон оно как... Это ты умно придумал.

– Это сложнее, чем кажется, – попытался тогда оправдаться Блейн.

– Да ну? Потому что мне это кажется проще простого! Ты по-прежнему влюблён в него. Он хочет парня-игрушку, с которым выпускать пар, пока дожидается Себастиана. Ты согласился, потому что не можешь отказать ему, а он пользуется этим, ублажая тебя фразочками о том, как много ты для него значишь и так далее, и тому подобное. Но никогда не делает то единственное, что могло бы доказать правдивость его слов. То, что сделало бы всё реальным. Поверь, Блейн, я знаю, что говорю. Это практически мой конёк… в этом я мастер.

– Сказать по правде, он никогда не говорил ничего такого. Он был честным с самого начала, сказав, что хочет только секса, – пробормотал тогда Блейн, больше себе, чем брату.

– Нет, постой. Ты хочешь сказать, что он ничего тебе не обещал, наоборот, он тебе чётко и ясно сказал, что просто хочет с тобой потрахаться, и ты, несмотря на все твои чувства к нему, всё равно согласился? Да твою ж мать!!! Так значит это ты идиот, и он ни в чём не виноват! – воскликнул Купер.

– Всегда любящий братец, да?

– А чего ты ожидал, Блейн? Чтобы я похлопал тебя по плечу и благословил? Ты стал секс-игрушкой парня, ради которого практически разрушил свою жизнь... парня, которого всё ещё любишь, после этих восьми лет… ты сделал это сознательно, возможно, думая, что сумеешь воспользоваться этим, и в конечном итоге заставить его влюбиться в тебя. Чушь собачья! Если теперь ты останешься с разбитым сердцем, винить сможешь только себя, Шустрик, – и увидев раненое выражение брата, добавил: – Ты ведь знаешь, что я говорю это только потому, что не выношу самой мысли, что ты снова будешь страдать, как восемь лет назад, Блейн.