– Да, он помнил и приезжал тебя проведать, время от времени, или ты мчался сюда, когда Курта не было, чтобы закрыться в комнате и трахаться как ёжики… – продолжил слегка раздражённо Блейн. – Это я понял, но что с того? Он продолжал любить Курта, ты знал, и согласился с этим, играя роль, для которой не был создан, и которую ненавидел. Так что, не мог бы ты прекратить отыгрываться на мне за собственные ошибки… пожалуйста?

– Если бы я не видел, как ты совершаешь мою же ошибку, может, и мог бы. Блейн, я искренне переживаю за тебя. Скажи мне, что подумаешь, прежде чем отменить встречу с твоей матерью. Немного времени дома, с твоими старыми друзьями, с этим придурком, твоим братом, подальше от всего этого… пойдёт тебе только на пользу. И потом здесь есть я. Я позабочусь о Фейт и об остальном, на это можешь рассчитывать.

На самом деле, Тэд думал, что, если Блейн не будет мешаться под ногами, ему удастся подобраться к Курту и привести в исполнение свой план.

Он ещё не сумел убедить Фейт встретиться с Куртом, но он знал, что с правильным подходом и без Блейна поблизости у него всё получится.

Женщина и сама не могла дождаться, чтобы познакомиться с Хаммелом, в конце концов.

Она явилась в Нью-Йорк с этим намерением, и уже сделала бы это, если бы Блейн, всё ещё верный обещанию, которое не имело больше смысла держать, не остановил её.

Тэд не был плохим человеком, и не питал никакой скрытой ненависти по отношению к Курту.

Да, возможно, он винил его в том, что Хаммел увёл у него Себастиана, но в глубине души он знал, что единственный, кто действительно был виноват во всей этой истории, был именно Себастиан.

Который не сумел сделать простой выбор, когда было нужно.

И у которого не хватило духу признать, что он ошибся, в своё время.

Не только с ним или с Куртом, или с Блейном.

Но Тэд знал Себастиана и любил его достаточно, чтобы верить, что несчастный случай остановил его, когда он собирался, наконец, исправить то, что, он прекрасно знал, следовало исправить.

Значит, он сам сделает это за него.

Потому что, в отличие от других, он по-прежнему верил в человека, которым Смайт стал со временем.

Поэтому, когда Блейн, наконец, сказал, что, да, он подумает, Тэд внутри себя возликовал.

Он знал, что это «Я подумаю», означало «Поеду».

Стало быть, время пришло?

Время, когда он сможет открыть правду о человеке, которого любит, тому, кто его у него отнял?

Тэд надеялся.

Как давно уже ни на что не надеялся.

Когда Курт вернулся после ужина с семьёй, Блейн уже принял окончательное решение.

Разговоры с Тэдом, хотя, чаще всего, злили его, имели тот позитивный аспект, что всегда помогали навести ясность внутри.

Так что, он сразу же сказал Курту о своём намерении вернуться в Лайму на день рождения матери, как делал каждый год в течение последних восьми лет.

– Я и мой брат Куп, не важно, где мы находимся и что делаем, каждый год возвращаемся в Лайму, чтобы отпраздновать его с нашей матерью. Я остановлюсь там дней на десять, не больше, – сообщил он Хаммелу решительным тоном.

Курт изумился, поняв, что испытывает сильнейший дискомфорт от перспективы остаться без него на целых десять дней.

Настолько сильный, что одна эта мысль причиняла почти физическую боль.

И, слушая, как Андерсон перечисляет все безумные идеи, которые им с братом приходили в голову, чтобы развлечь мать, он понял, что некая интересная идея быстро принимает форму и в его голове.

Ну, конечно. Он может, почему бы и нет?

Он уже давно думал об этом, и это была отличная возможность, нет?

Он не стал задерживаться на размышлениях о том, как странно было, что он не желает оставаться вдали от того, кто служил всего лишь для сексуальной разрядки, или, по крайней мере, так он продолжал твердить сам себе в течение почти десяти дней.

Нет, он думал о том, что мог бы снова увидеться с Паком, Арти, профессором Шустером и всеми теми, кого давно не видел, и по кому скучал каждый день.

И потом, Мерседес была права, так ведь?

Оставаться там и ждать чего-то, что, в любом случае, не случится на следующий день, и, возможно, даже через месяц, было бесполезно.

Себастиан будет там, где он сейчас, и по его возвращении.

– Дождись, когда отпразднуем мой день рождения, Блейн, – начал уверенно Курт, прерывая его нервную болтовню. – Ты вполне успеешь на праздник твоей матери, и мы сможем вернуться в Лайму вместе с моей семьей.

– Мы… сможем? – спросил Блейн немного озадаченно.

– Да, мы сможем. Я поеду с тобой, Блейн. Вернусь в Лайму вместе с тобой.

====== Глава 11. Следуй за своим сердцем. ======

Бёрт Хаммел не держал на руках младенца уже...

Ну… очень давно.

Так давно, что даже и не помнил, когда это было в последний раз.

Это крошечное создание казалось ему настолько хрупким и легко ранимым, что он почти боялся причинить ей боль.

Но она разглядывала его заинтересованно, даже с каким-то весёлым любопытством.

Как обычно смотрел на него Курт, когда был ещё ребёнком.

В глазах Джудит было такое же доверие, когда она смотрела на него.

Бёрта это тронуло до глубины души.

Когда он узнал, что Курт гей, это было единственным, чего, он думал, ему будет не хватать.

Внучки или внука с глазами сына и Элизабет, матери Курта.

Глазки Джудит, конечно, не были похожи на глаза его сына, по понятным причинам, но в её взгляде было столько доверия, что этого оказалось достаточно, чтобы немедленно присвоить малышке статус почётной внучки.

И, кто знает, может, в один прекрасный день у него всё-таки появится действительно свой...

– Она превратится в прекрасную женщину, Сантана, вот увидишь, – сказал он девушке, которая стояла рядом с ним и смотрела на девочку, не отрывая глаз.

– Я знаю, Бёрт, – проговорила Лопес, изображая уверенность, которой, Курт знал, у неё вовсе не было.

Как-то вечером, несколько дней назад, у девушки случился небольшой экзистенциальный кризис.

Она вломилась к Курту в квартиру с растрёпанными волосами и одеждой, перепачканной кашей вперемешку с детской отрыжкой, и принялась орать, что не сумеет позаботиться о таком маленьком беззащитном ребёнке. Что всё это обернётся одной огромной катастрофой.

Курту и Блейну понадобился невероятный запас терпения и ромашкового чая, чтобы успокоить её.

И затем, когда она направилась к выходу, бросив:

– Может, если бы я увидела, как вы двое трахаетесь, у меня бы даже тошнота прошла! – ответом ей был возмущённый крик Курта: «САНТАНА!» и заливистый смех Блейна. Который тут же заставил всех умолкнуть, сказав:

– Ты будешь прекрасной матерью, Сантана, потому что тебя волнуют ошибки, которые ты можешь совершить; ты знаешь, что непременно их наделаешь, и уже чувствуешь вину… но, несмотря на это, ты не сдашься и сделаешь всё, чтобы учиться и становиться лучше. Чтобы обеспечить своей дочери счастливую спокойную жизнь.

Видя её сейчас, с этим взглядом, полным чистой любви в глазах, Курт верил, что именно так и будет.

И Сантана была благодарна Андерсону за те слова.

Она по-прежнему оставалась на стороне Себастиана в этой истории, несмотря ни на что.

Потому что… это же был Себастиан. И он был почти как брат для неё.

Но сейчас она считала, что Блейн заслуживает второго шанса.

Что, возможно, ни к чему не привело бы, поскольку девушка была уверена в любви Курта к Смайту, но всё равно ей казалось, что Андерсон имел на это право.

Выбор, в любом случае, был за Куртом.

И вообще, пока Себастиан находился там, где находился, проблемы, в сущности, и не существовало, с её точки зрения.

Короче, она тоже мысленно отвела Блейну роль сексуальной отдушины для Курта.

Хотя и начинала сомневаться, было ли это действительно так же и для Хаммела, замечая его взгляды, полные желания, адресованные Блейну.

И пусть Сантана не нуждалась в лекции о силе истинной любви, часть её по-прежнему верила, что для Курта такой любовью был Себастиан, и только он один.