– Но то, что ты сейчас находишься здесь… не опасно ли это, Блейн? – спросила, наконец, она, чтобы перевести разговор в более спокойное русло.
– Это риск. Чёртов риск, я знаю, Мерседес; но есть вещи, которые я должен держать подальше от Курта, вещи, которые я должен сделать ради Себастиана.
– Ты говоришь странные вещи, милый мой!
– Да, ну... в любом случае, я стараюсь быть очень осторожным, чтобы не касаться тем, которые могут заставить Курта вспомнить всё.
– Было бы так ужасно, если бы он вспомнил?
– Не ожидал от тебя такого вопроса, Мерседес!
– Я имела в виду тебя. Было бы так ужасно, если бы он вспомнил тебя?
Блейн посмотрел на неё в замешательстве. Затем спокойно поставил чашку кофе, который пил, на стол.
– Он не вспомнил бы только меня, так что, да, это было бы ужасно.
И потом Мерседес задала ему вопрос, которого он боялся. Тот, который всегда неизбежно тянул за собой множество дурных воспоминаний и чувств в отношении друга.
– Когда ты узнал о нём и Себастиане? Я хочу сказать… я даже не знала, что вы друзья, он никогда не говорил о тебе Курту, я совершенно уверена. И когда Сантана мне позвонила, говоря, что здесь появился друг Себастиана, и что его имя Блейн Андерсон, я решила, что это шутка, вот почему я примчалась сюда.
Блейн взглянул на неё с натянутой улыбкой.
– Тогда случилось нечто плохое кое с кем, очень близким Себастиану, и у него самого был скверный период в то время, – начал он объяснять. – Я приехал сюда, чтобы помочь ему, и, когда вошёл в его дом, я их увидел. Фотографии их с Куртом повсюду. Он не позаботился, чтобы припрятать их, как в первый раз, когда я приехал к нему в Нью-Йорк, во время моего последнего года в Далтоне, потому что ему было слишком худо. Вот так я и узнал, что он спал с ним. Благодаря фотографии на том грёбанном камине. Он мне даже не сказал, что нашёл его здесь, в Нью-Йорке и, тем более, что всё зашло настолько далеко, что они даже начали жить вместе. Это было страшным ударом для меня. Один наш друг из Чикаго предупредил Себастиана о моём приезде, так что он убедил Курта съездить проведать отца на несколько дней, чтобы избежать нашей с ним встречи. Но в то же время он чувствовал себя… опустошённым, и в тот момент он хотел, чтобы я знал о них с Куртом. Так или иначе.
– Почему ты не вернулся позже? Почему не показался ему?
– А зачем? Всё было кончено, Мерседес. У него была другая жизнь, жизнь, в которой он был счастлив, и мой лучший друг был действительно влюблён в него. Почему я должен был приезжать сюда, чтобы испортить всё? Ради воспоминания о чувстве, которое, возможно, никогда больше даже не коснётся его сердца? Я должен был рисковать, что принесу с собой все страшные воспоминания, связанные с этой историей? И для чего? Курт был в порядке и был счастлив. С меня и этого довольно.
– Одежды мученика тебе не идут, Андерсон. И потом, если ты и впрямь веришь в это, почему сейчас ты здесь?
– Это произошло случайно. Я приехал сюда, только чтобы узнать, куда пропал Себастиан. А затем я остался, чтобы исполнить одно обещание, данное Себастиану и другое, данное Курту давным-давно, ни больше и ни меньше, я же сказал тебе.
– Да, и продолжаешь повторять, но я не понимаю, какого дьявола это должно означать.
– Возможно, для тебя ничего, но для меня это означает всё, – заявил Блейн убеждённо. Затем, прежде чем Мерседес вернулась к аргументу, добавил: – Но расскажи мне о себе. Чем ты занималась в последние годы?
– О, у меня всё хорошо. Если не считать мужа-скотину, которого я умудрилась себе выбрать. И рак молочной железы, который сожрал немного моего веса и левую грудь почти год назад. То, что ты видишь – протез, – сказала она, указывая пальцем на упомянутую часть тела. – Своего здесь ничего не осталось. Но всё могло обернуться и хуже, верно?
– О, Боже, Мерседес, мне так жаль! – искренне расстроенный, сказал Блейн.
– Ах, мой мальчик, мне – нет. Я уже преодолела это, и изо всей ситуации вышла победительницей и сильнее, чем прежде. А то я уж и забыла, каково это, быть сильной женщиной, – ответила Мерседес весёлым тоном.
Она этого не показывала, но невольно задавалась вопросом, сумеет ли так же справиться с остальным, рано или поздно, но вслух ничего не сказала.
В течение следующего часа они продолжали говорить о том, что сделали в эти годы и что, как они считали, было нужно Курту.
Мерседес не хотела думать о звонке врачу, который должна была сделать в следующий вторник. А Блейн не хотел думать о двух часах, проведённых с Тэдом.
Если не произносишь некоторые вещи вслух, иногда, они теряют свою значимость, верно?
====== Глава 7. Это изысканное удовольствие, что зовётся желанием. Часть 2. ======
Угол переводчика:
Предупреждения!
Первое – в главе присутствует описание жестокого обращения с животными. ((
Второе – рейтинг резко повышается до NС17. ;) И уже не спустится.
Пристегнуть ремни... поехали!
Когда Тэд позвонил Блейну и попросил прийти к нему в отель, он сделал это не для того чтобы поговорить о Курте.
На самом деле, он хотел переспать с ним. Хотел заняться диким, животным сексом. Тем жестоким и грубым сексом, которым они занимались в последнее время в Чикаго. Без какого-либо эмоционального участия, потому что между ними не было чувств. Не было и никогда бы не могло быть, потому что они разделяли лишь необходимость и давящее одиночество, которое угнетало их обоих.
В сущности, Тэд понимал Блейна, а Блейн знал, что нужно Тэду.
Когда Себастиан исчез из их жизни девять месяцев назад, они, чувствуя себя обманутыми и покинутыми, в результате сблизились, как никогда раньше, и попытались побороть их боль единственным способом, который знали. Их отношения всегда были фикцией, которую оба принимали, не задаваясь лишними вопросами.
Никаких обязательств, никакой реальной связи. Они встречались, когда одиночество становилось невыносимым, и ничего более.
Тем утром Тэд снова был у Себастиана. За неделю, что он находился там, он не пропустил ни одного дня. Он проявлял крайнюю осторожность, дабы не пересечься с Куртом, и в этом ему помогал Блейн, который всякий раз, как Хаммел выходил из дома, чтобы пойти проведать жениха, отправлял Тэду сообщение с предупреждением.
В тот день, Тэд застал его бодрствующим или, по крайней мере, в состоянии, которое, по словам дежурной медсестры, можно было считать таковым для пациента в коме.
По сути, всё сводилось к куче отличающихся от обычных сигналов на мониторе рядом с кроватью.
Он не видел никакой разницы, но, по словам медсестры, теперь Себастиан точно мог слышать, поэтому Тэд говорил с ним. О себе, о Блейне, о боли, которую испытывал. Обо всех тех вещах, о которых чувствовал потребность поговорить.
Когда он вернулся в отель, был так разбит, что сразу же позвонил Блейну, прося прийти как можно скорей, составить ему компанию. Но вместо того, чтобы найти кого-то, кто утешил бы его, Тэду пришлось иметь дело с тем, кто искал утешения из-за странного поведение Курта. Опять.
– Боже! Да что же в этом Хаммеле такого особенного, что ни ты, ни Себастиан, не в состоянии сказать ему прощай раз и навсегда? – зло спросил Тэд.
– Не знаю. Но я бы не отказался от возможности провести остаток своей жизни, пытаясь выяснить это, – был честный ответ, который он получил от Блейна.
При виде потрясённого лица друга, с застывшим на нём выражением боли, почти как если бы он получил удар в живот, Блейна затопило чувство вины.
Хоть он и не питал нежных чувств к Тэду, ему вовсе не хотелось плохо с ним обращаться. Возможно, он уже потерял одного друга, и не хотел терять другого.
Тэд, со своей стороны, чувствовал себя буквально уничтоженным. Его уже отвергли ради Курта однажды. Он не позволит и Блейну так поступить с ним. Не на этот раз.
Пускай он и не любил его, и знал, что тот не любил его тоже, Тэд хотел в кои-то веки оказаться на первом месте. Он хотел пожить этим обманом ещё немного. Убедить себя, что, возможно, у них получилось бы что-то, если бы они постарались.
