– Ну и что? Это никогда меня не останавливало! Помнишь, в школе? – заключила женщина, лихо подмигнув.

– Останешься поужинать у меня сегодня вечером? Скорее всего, сможешь познакомиться с Блейном, а на ночь я устрою тебя в спальне со мной. Я надеюсь, ты задержишься хоть на несколько дней! – предложил Курт, заранее радуясь перспективе устроить девичник, как часто делали он, Мерседес и Рэйчел, когда ещё учились в средней школе.

И, когда Мерседес приняла приглашение на ужин, но сказала, что ему не стоит беспокоиться, по поводу ночёвки, поскольку она будет спать у Сантаны, стало абсолютно ясно, кого Курту следовало благодарить за этот неожиданный визит.

Его головная боль вернулась.

Более того, можно было с уверенностью сказать, что она вышла из берегов и теперь бурлила вне всякого контроля.

Женщина перед ним, оглядывавшая всё в этом доме так, будто проводила инвентаризацию – и, вероятно, это было именно так – имела и такую власть.

Следовательно, тот факт, что Курт называл её ведьмой, имел под собой весомые основания.

– Так ты новый парень Хаммела, да? Не ожидала от тебя, Блейн. Предать таким образом своего друга, да ещё и в его же доме, в придачу, – женщина произнесла эти вещи ни разу не посмотрев ему в лицо. Она продолжала осматривать мебель и окружающие предметы, одаривая всё взглядом полным отвращения.

– Я не парень Курта, мэм. Только друг. Тот, кто помогает ему в непростой для него момент, – ответил Блейн устало.

Если бы он мог, он не впустил бы её. Но Мадлен Смайт не была женщиной, которая просит разрешения.

Уж точно не для того, чтобы войти в дом, который считала своим, и Блейн не хотел создавать дополнительные проблемы Курту, выставляя её за дверь пинками.

Поэтому он приложил все усилия, чтобы держать себя в руках, когда Мадлен довольно грубо оттолкнула его и вошла, немедленно спрашивая, где этот педик-истеричка-Хаммел. Она определила его именно так.

Блейн надеялся, если он вежливо ответит, что парня нет дома, женщина просто уйдёт. Вместо этого она швырнула сумочку от Prada на диван и начала проверять каждую вещь, давая понять, что имеет твёрдое намерение остаться и ждать возвращения Курта.

Стук её каблуков по паркету сводил Блейна с ума.

– Хм, друг, которому он даже не сказал, что случилось с его парнем? – поддела его женщина с издёвкой.

– Как, впрочем, и вы, мэм, – с готовностью ответил парень.

– Верно! А хотелось бы узнать, где ты спишь? В этом доме только одна спальня.

– Это не Ваше дело, Вам так не кажется?

– О, нет, ты ошибаешься, сынок. Это моё дело! Я здесь, чтобы защитить интересы моего сына. Я считаю своим правом знать, если его парень наставляет ему рога, используя его же дом, как альков для встреч со своими любовниками, – обратилась она к нему, одаривая улыбкой, в которой сквозила угроза. – Однако, из уважения к тебе и твоей семье, я готова поверить, если ты говоришь, что не являешься одним из них. Но сейчас ты живёшь здесь... так скажи мне. Скольких он приводит в неделю?

Пошлость этого вопроса застигла его совершенно неподготовленным.

– Как, простите?

– Ох, ты меня понял. Я спросила, сколько мужчин приходит в этот дом.

– Не думаю, что правильно понял...

– Ты прекрасно всё понял, дорогуша. Ты тоже гей, разве нет? И вы мужчины. Вы не в состоянии держать ничего в штанах дольше одного дня, и уж точно не в таком городе, как этот, где люди вроде вас, – произнесла она, смерив Блейна взглядом, который заставил его почувствовать себя почти грязным, – могут делать что хотят, не слишком привлекая к себе внимание. Например, зайти в первый попавшийся бар, и найти идиота, с которым весело провести время, – закончила она непререкаемым тоном, сопровождаемым взглядом полным отвращения.

Окей.

Что это должно было означать? Что она видела его тем утром? Она видела, как он вышел и, возможно, проследила за ним до бара, а то и после?

Ну, конечно. Это было вполне в духе этой женщины.

Вероятно, проследив за ним потом снова до дома, она осталась внизу, чтобы убедиться в том, что Курта не было, прежде чем подняться.

Так что, она искала не Курта, а его. И что же могла хотеть от него эта ведьма?

– Что Вам нужно, миссис Смайт? – спросил он, понизив голос, словно боясь ответа.

– Помоги мне сделать это, Блейн. Ради Себастиана. Помоги мне продемонстрировать, что за гадюка Хаммел.

Блейн сжал кулаки. Желание дать затрещину этой женщине было столь сильным, что его трясло от усилий сдержаться.

– Думаю, сейчас Вам следует уйти, – сказал он, и спокойствие, с которым были произнесены эти слова, искрило от контакта с взрывоопасным гневом, что он чувствовал внутри.

– Значит, не хочешь мне помочь, так?

– Как я уже сказал, я здесь, чтобы помочь Курту. Чтобы сделать одолжение Себастиану. Не Вам. Боже, если бы он мог слышать Ваши слова, он возненавидел бы Вас, знаете?

– По вине этого педика мой сын лежит сейчас на больничной койке! – закричала ему в лицо женщина, потеряв всякий контроль.

– Ах, теперь оказывается, Курт в пьяном виде вёл тот грузовик, так что ли?

– Себастиан должен был остаться спать у меня в ту ночь. Но, как обычно, мы поругались из-за этого мальчишки, он вышел злой и расстроенный, и сел за руль своего мотоцикла так поздно... Чтобы вернуться сюда. К нему, – Мадлен выплюнула последние слова, будто они были ядом.

– Тогда, может быть, более правильно будет сказать, что Вы виноваты в том, что произошло с Себастианом, не находите? Если бы Вы меньше доставали его, возможно, Бастиан остался бы спать у Вас, и тот грузовик не сбил бы его.

Женщина покачнулась от этих слов, как если бы получила удар. Она даже слегка отступила.

Но тут же черты ее лица обрели прежнюю холодность, которая вскоре сменилась задумчивым выражением.

Она снова пристально посмотрела на него. Разглядывая с обновлённым интересом. Затем ухмылка, не предвещающая ничего хорошего, скривила её губы.

– Скажи-ка мне, Блейн. Может, и ты его трахаешь? Или тебе хотелось бы?

Окей, нет. Это было уже определённо слишком.

Блейн не мог снести, чтобы кто-то говорил о Курте столь неуважительно. Не имело значения, что Мадлен думает о нём самом, но его страшно разозлило, что женщина думала так о Курте.

Шум ключей, поворачивающихся в замочной скважине, однако, не позволил ему озвучить ядовитый ответ, в котором Блейн собирался дать ей в весьма красочных выражениях совет о том, кто из них на самом деле нуждался в хорошем трахе. Курт вернулся, и Блейн не хотел, чтобы эта женщина оскорбила его в лицо ещё больше, чем она уже успела это сделать за глаза.

Весёлый искренний смех ворвался в комнату, где женщина и парень воинственно разглядывали друг друга, каждый без малейшего намерения уступить другому.

Однако, когда Курт увидел, что его ожидало, он сразу перестал смеяться.

– Что она здесь делает? – спросил он встревожено.

Женщина улыбнулась Блейну с вызовом, а затем повернулась к Курту и сказала совершенно нейтральным голосом:

– Мне нужно было поговорить с Блейном, и он был так добр, что позволил мне войти в мой дом.

Курт пропустил мимо ушей выпад женщины, обращая растерянный взгляд к Андерсону. Будто спрашивая его молчаливо, что здесь происходит?

– Ну, что за воспитание! Не хочешь представить мне свою подругу? Что ж, в любом случае, я Мадлен Смайт, – сказала она, быстро подойдя с протянутой рукой к Мерседес, которая улыбнулась ей в ответ.

– О, так Вы мамочка Себастиана! – сказала та ей, отвечая на рукопожатие.

Мерседес, конечно, знала о проблемах, которые женщина создала и по-прежнему продолжала создавать Курту. И желание пнуть ногой её задницу, над которой несомненно немало поработал хирург, было чертовски сильным. Но у Мерседес были также определённые убеждения и чёткий план действий.

Который, на данный момент, выходил далеко за рамки просьбы Сантаны.

И это была просто шикарная возможность.