И она была идеальна для Пакермана.

А он был идеален для неё.

В своё время, Курт и цента бы не поставил на эту пару. И тем не менее, вопреки всем ожиданиям, они всё ещё были вместе, в то время как его брат и Рэйчел, которые в восемнадцать лет хотели пожениться, расстались.

На самом деле, если хорошенько подумать, это случилось уже давно.

Финн был счастлив с этой сумасшедшей Жанин, даже если она жила в Чикаго, а он в Нью-Йорке, но на данный момент это устраивало обоих. Они могли действовать без спешки, и именно это нужно было Финну.

Когда Пак пригласил их остаться на ужин, Курт и Блейн с радостью согласились.

Они бы с удовольствием провели некоторое время со старыми друзьями, в том числе, с Арти, который должен был зайти, чтобы поговорить с Куртом о проекте фильма по его сценарию.

И, прежде всего, это позволило бы им провести ещё один вечер вдали от того, зачем они в действительности приехали в Лайму.

Они знали, что не смогут избегать этого вечно.

Завтрак с Арти, встречи с Ноа, поездка на кладбище к матери Курта… Даже визит в Далтон, где оба немало позабавились, изображая родителей, которые планируют записать в школу своего сыночка, сумев даже посетить старую комнату Блейна, что вызвало немало приятных воспоминаний у обоих, учитывая, что помещение почти не изменилось за девять лет. Всё это лишь отдаляло неизбежное.

Курт был уверен, что действительно хочет это сделать.

Но он видел, что Блейн всё ещё колеблется.

Андерсон хотел пойти с ним, Курт поверил, когда тот сказал ему об этом. Но он хотел этого, скорее, чтобы быть с ним рядом, чем из реальной потребности. И Курт не хотел вынуждать Блейна делать то, что могло бы его сломать. Он должен был понять, что это и ему принесёт пользу. Он должен был быть уверен в этом.

Поэтому Курт готов был ждать столько времени, сколько необходимо Блейну.

В четверг они отправились проведать мать Блейна, только что вернувшуюся из двухдневной поездки за город с подругами. Женщина была вне себя от счастья, увидев их и узнав, что они снова вместе.

Хоть в её глазах и проглядывало беспокойство, Курт прекрасно это видел. Но она была искренне рада за них.

Когда Блейн отошёл в ванную, и они остались одни, женщина обратилась к Курту:

– Береги его. Не позволяй ему больше причинять себе боль, Курт.

И Курт, конечно, сразу понял, что она имела в виду, и учитывая, что это было именно то, чего он сам хотел избежать, обещал, что всегда будет о нём заботиться.

Курт сам считал, что – сознательно или нет – он причинил Блейну столько боли, что хватило бы на две жизни. Теперь он мог дать ему только любовь.

Хоть Блейн и был сильным, а с ним рядом становился ещё сильнее, при этом он был ещё и чрезвычайно хрупким.

Однако, Курт не удивился, когда в конце ужина Блейн попросил мать предупредить отца, что на следующий день они придут повидаться с ним. Он знал, что Блейн найдёт мужество внутри себя, чтобы сделать то, что необходимо, рано или поздно.

Чтобы попрощаться с прошлым, сначала нужно подвести итоги и рассчитаться с тем, что оставляешь позади; нужно попытаться простить, где это возможно, и понять тех, кто тебя ранил.

Не всегда это можно сделать.

И не факт, что это правильно.

Но нужно попытаться, если хочешь быть по-настоящему свободным.

Тюрьма Лаймы была смехотворно маленькой.

Это было первым, что пришло на ум Блейну, когда они с Куртом вошли в тесный душный зал для встреч с заключёнными.

Там стояли только три стула, один из которых был уже занят тучной женщиной, сидевшей напротив тощего паренька.

На грязном стекле, отделявшем заключённых от посетителей, отчётливо виднелись отпечатки пальцев.

Не то чтобы всё это имело значение, но мозг Блейна не мог в данный момент думать ни о чём другом.

Предыдущей ночью, лёжа рядом с Куртом, он не мог заснуть и думал о том, что они хотели сказать и о чём спросить Марка Андерсона.

Тогда у него в голове сложилась довольно длинная речь и целый поток вопросов.

Вопросов, которые, в конечном счёте, сводились к одному.

Почему?

Почему я? Почему Курт?

Почему?

Блейн нервничал как никогда в жизни.

Уже восемь лет он не видел своего отца.

Восемь лет не говорил с ним.

И даже не спрашивал о нём у матери.

И теперь, вот он, сидит на этом страшно неудобном стуле в комнате переговоров, в то время как Курт стоит позади него, заметно дрожа от волнения, и пытается понять, что испытывает.

Что он испытывает по отношению к этому человеку.

Что он испытывает по отношению к этой ситуации.

Что он испытывает вообще.

Потому что сейчас он чувствовал себя опустошённым и холодным, как кусок льда.

Но он знал, вскоре внутри него вспыхнет пламя, способное спалить его дотла.

И он не хотел, чтобы Курт пострадал.

Когда ненависть выплеснется наружу, он не хотел, чтобы ему снова пришлось расплачиваться.

Первое, что Курт увидел за небольшим стеклянным окошком в металлической двери, отделяющей это помещение от блоков камер, была огромная масса чёрных вьющихся волос. Точно таких же, как у Блейна, когда он не пользовался гелем. Когда дверь открылась, и охранник отступил в сторону, он смог, наконец, увидеть Марка Андерсона. «Сейчас он не кажется таким уж устрашающим», – невольно подумалось Курту.

И это было правдой.

Марк Андерсон всегда был человеком определённого класса, и холодность его манеры поведения пугала Курта. Мужчина с холодными зелёными глазами, мощный и возвышающийся над окружающими.

Теперь он казался лишь... маленьким усталым человечком.

Похудевший, растрёпанный, неухоженный, с трёхдневной щетиной и отросшими волосами, которые давно не видели парикмахера. Он выглядел постаревшим и измождённым.

Только глаза его оставались холодными, и когда их пристальный взгляд остановился на Блейне, холод пробежал по спине Курта.

«Монстр всё тот же. Это я стал другим», – думал тем временем Блейн, глядя как его отец подошёл и сел перед ним.

Он и глазом не моргнул, когда охранник снял с него наручники, и с того момента как вошёл, не обратил на Курта ни единого взгляда. Он смотрел только на него. И Блейн смотрел на него в ответ.

Пытаясь… стараясь изо всех сил не опускать взгляд.

Он не сделал бы этого. Не в этот раз.

Это был всё тот же монстр, что разрушил его юность.

Но он сам не был больше тем испуганным мальчиком.

Курт встал позади Блейна и положил свои тёплые ладони на его плечи, стараясь передать ему силу и мужество.

Прошлой ночью Блейн настоял на том, что он будет говорить с отцом. И задавать вопросы.

Разумеется, Курт возражал. Но Блейн был непреклонен.

Прежде чем стать их палачом, этот человек был его отцом. Самым страшным кошмаром его отрочества. Чудовищем, отнявшим у него всё.

Блейну было что сказать и спросить. Чтобы идти вперёд, Блейн должен был высказать ему некоторые вещи.

Курт, в конце концов, согласился, потому что знал, что это было правдой. И потом, он был бы там на этот раз. Был бы рядом с ним.

Вдруг он взял руку Блейна и крепко сжал, прямо там, перед Марком Андерсоном. Чтобы ему сразу было ясно – несмотря ни на что, это всё ещё были… они.

Неделимое целое.

Вопреки всему.

Вопреки ему.

Блейн первым взял переговорную трубку, потому что хотел каким-то образом прервать это тяжёлое молчание и этот поединок взглядов между ним и его отцом.

Он был горд тем, что ни на секунду не заколебался, но они пришли сюда не для того, чтобы подвергнуть ещё большим испытаниям его или Курта, но чтобы получить ответы.

Движение руки Курта, что коснулась его ладони, даря тепло и неописуемую силу, привлекло внимание его отца, заставляя, наконец, обратить взгляд и на Курта.

В нём не было ни ненависти, ни интереса. Только холодный расчёт.

Блейну хотелось закричать: «Посмотри на наши руки, видишь? Они соединены. Несмотря на всё, что ты сделал, в конце концов, мне удалось снова соединить эти руки!»