Блейн, разумеется, не вёл себя столь откровенно, как Тэд, но и он не отрывался от Джона.
Хоть Андерсон и сидел рядом с Куртом, но практически не обращал на него никакого внимания, весь поглощённый беседой со своим якобы парнем, суть которой, насколько Смайт сумел понять, состояла в выборе песни, которую Джон мог спеть этим вечером.
– По крайней мере, они не обсуждают сексуальные позиции, не унывай! –
прошептал он на ухо Курту, немедленно привлекая также внимание Блейна, который обернулся к ним с любопытством.
Курт этого не заметил, потому что был повёрнут к нему, но Себастиан, да.
Так вот значит, как?
Он игнорировал Курта, пока Себастиан не начинал оказывать ему внимание?
«Чтоб тебя, Купер, стало быть, для этого я должен был быть здесь сегодня, идя навстречу неизбежной эмоциональной публичной казни и предсказуемому всеобщему снобизму?» – подумал он.
Тогда, возможно, и Тэда это могло задеть, нет?
Интересно.
– Это ещё хуже, потому что это вещи более интимные, – в ответ прошептал ему на ухо Курт, склонившись ближе к нему, чем заметно разозлил Блейна, который резко отвернулся, опять сосредотачиваясь на Джоне.
Или, по крайней мере, пытаясь сосредоточиться на нём.
И ему это удалось.
Секунды на две.
– Нет ровным счётом ничего интимного в неспособности выбрать песню My chemical romance или Оne direction. То есть… между ними пропасть, о чём тут рассуждать? – сказал тихонько Себастиан, с радостью услышав мягкий смех, сорвавшийся с уст Курта, который, как он заметил, действительно привлёк также внимание Тэда, что немедленно нахмурился, видя их так близко. – Привлеки и ты как-нибудь его внимание, – сказал Смайт, беспрепятственно приближаясь больше чем необходимо, благодаря тому, что Курт не отстранился, так как был привычен к подобному и не видел никакой двусмысленности в его жесте, не в этот момент, по крайней мере. – Сделай что-то, чего обычно не сделал бы, только для него. Вот, например, залезь на стол и устрой стриптиз!
– Кажется, я придумал кое-что, – сказал Курт, прямо-таки просияв.
– Если это стриптиз, я голосую за!
– Дурак! Нет, это что-то более… трудное для меня… но правильное для нас, – сказал он, и быстро встав из-за стола, исчез.
Оставив Себастиана озадаченно оглядываться по сторонам.
Никто больше не обращал на него внимания, даже Тэд, сидящий с опущенной головой и внимательно слушающий Чэда, который что-то нашёптывал ему на ухо. ¬¬
Прежде подобная ерунда не тронула бы его ни в малейшей степени.
Больше того, он бы ещё и развлёкся за счёт Харвуда, ставя его в неловкое положение перед всеми, включая этого Чэда, чтобы заставить его признать, что на самом деле он хочет его и только его.
Теперь же он чувствовал себя лишь опустошённым и разбитым.
Очевидно, одиннадцать месяцев комы изменили многое.
Его, уж точно.
– Эй, Смайт, ты подсел на тяжёлые наркотики? – спросил вдруг Ник бодро, заставляя всех обернуться в сторону Себастиана.
– Это лекарства от головной боли, – просто сказал тот в ответ, глотая две таблетки, которые только что вытащил из кармана.
– Что такое? Отвык от жизни в ночных клубах? – продолжил Ник, как-то слишком заинтересованно.
– Вообще-то, мои головные боли являются нормальным следствием аварии. Они со мной постоянно, и это никак не зависит от уровня шума, – отозвался Смайт беспечным тоном, неожиданно для себя вызывая дискомфорт за столом, внезапно погрузившимся в странное молчание.
Блять!
Как раз то, чего он хотел избежать.
Да, это правда, ему необходимо было зацепиться за что-то, чтобы, по меньшей мере, половина сидящих за этим столом снова начала воспринимать его как достойное уважения человеческое существо, но он уж точно не хотел добиваться этого через жалость.
Он сказал чистую правду, которая вырвалась наружу совершенно естественно, но он так привык повторять некоторые вещи, что уже не придавал им веса.
Тем не менее, он понимал, что, возможно, это было не лучшим ходом
– Если только речь не о той девице, которая только что издевалась над I will survive. Господи, как будто кошке на хвост наступили! – попытался он тогда отшутиться, с облегчением слыша негромкий смех Джона и – вот чёрт! – Чэда.
Даже его смех звучал отвратительно.
Что это?
Хрюканье поросёнка?
Он заметил, однако, что как Тэд, так и Блейн смотрели на него со смесью обеспокоенности, злости и растерянности.
Нет, нет, только не это.
Ладно, против злости он ничего не имел.
Этого он заслуживал и с лихвой.
Некоторую растерянность, он знал, что рано или поздно сумел бы вызвать у обоих.
Но обеспокоенность и жалость – нет.
Он не хотел этого.
Особенно, от них двоих.
Себастиан отвёл взгляд, опуская его на свои мелко трясущиеся руки.
Это было едва различимое движение, которое он воспринимал как настоящий тремор.
Одно из множества последствий его проблем после травмы головы.
Себастиан медленно вздохнул, чтобы успокоиться, потому что если бы его накрыл нервный срыв, он не смог бы контролировать себя, не в этой ситуации, которая уже сама по себе являлась для него испытанием на прочность.
Но когда он поднял глаза, чтобы отпустить ещё какую-нибудь шутку, которая помогла бы отвлечь всеобщее внимание от его дрожи, ему открылось зрелище, какого он точно не ожидал.
– О… Боже… мой… не может быть, чтобы я видел то, что я вижу! – вырвалось у него.
– Что такое? Твои головные боли вызывают ещё и галлюцинации? – ехидно поинтересовался Ник.
– Да… безусловно, потому что тот, кто вот прямо сейчас поднимается на сцену, чтобы петь… это не может быть Курт.
В ответ на эти слова, все резко развернулись к сцене.
«Спасибо, Курт», – подумал в тот момент немного не к месту Себастиан, не в силах оторвать взгляд от Хаммела на сцене.
Тот двигался к фортепиано, расположенному посреди небольшого возвышения, неуверенно, словно на каждом шагу вынужден был преодолевать страх.
И, вероятно, так оно и было.
– Он же не собирается петь, правда? – спросил, почти задыхаясь, Блейн.
Себастиан понимал его.
Он тоже волновался за Курта в тот момент.
– Это было бы так странно? – озадаченно спросил Джон, заметив, что все затаили дыхание.
– Для него, да, – прошептал в ответ Себастиан.
Прошли годы с тех пор, как Курт пел в последний раз.
С тех самых пор, когда покинул NYADA.
И одной из причин, по которым он оставил учёбу там, помимо хронической неудовлетворенности, было как раз то, что у него начисто пропало желание петь.
«Если это твой первый ход, отличный выбор!» – подумал Себастиан, быстро взглянув на Блейна, чтобы увидеть его реакцию.
Естественно, тот тоже знал, что Курт больше не пел.
И судя по тому, как Андерсон был напряжён, Себастиан догадался, что он прекрасно понял смысл происходящего.
Впрочем, если бы это было не так, слова Курта, которые тот робко и немного смущённо произнёс, приблизившись к микрофону, немедленно бы всё прояснили.
– Это для тебя. Потому что, возможно, нам и впредь предстоит теряться, но главное, не прекращать искать друг друга. Так что, эта песня для тебя.
Коротко, но ясно как солнце.
И все синхронно повернулись к Блейну на этих словах.
Разумеется, все, кроме Джона, который не понял, о ком Курт говорил, полагая, что посвящение было для Себастиана, и устроился поудобнее на стуле, чтобы послушать песню, которую Хаммел выбрал.
Когда Курт коснулся клавиш, парень с первых же нот узнал мелодию.
«А он действительно хорош», – подумал он, подвинувшись ближе к Блейну.
Чьё внимание, однако, было полностью сконцентрировано на исполнителе.
Было неописуемо то, что чувствовал Блейн в тот момент.
Радость видеть как он снова приближается к музыке.
Гордость за мужество, которое он демонстрировал, выйдя на сцену перед всеми этими людьми после того, что совсем недавно вспомнил.