– Нет, Блейн, вина его, только его.

И эти слова словно порвали тугие верёвки, до этого момента уже привычной болью въевшиеся в сердце Блейна.

Его самым большим страхом в течение всех этих восьми лет было то, что Курт станет винить его в том, что он не разоблачил отца раньше.

Что и он тоже поверит, будто он был с ним в сговоре, и всё случившееся было для него лишь игрой, вышедшей из-под контроля.

И сейчас он наконец узнал, что это было не так.

Но в это невозможно было поверить.

– Помнишь, что ты всегда говорил мне, Блейн? – спросил Курт, будто прочитав его мысли. – Каждый раз, когда твой отец избивал тебя или унижал на словах? Ты говорил, что сколько бы он ни пытался оскорбить тебя или изменить, ему никогда это не удастся. Ты поддержал меня, когда мы были едва знакомы. Ты придал мне смелости, чтобы побороть моих демонов, когда знал, что не в силах избежать собственного. Ты любил меня таким, каким я был. Так что, нет, я никогда бы не поверил во все эти сплетни. Я верил и верю в тебя, всегда.

И это было слишком, Блейн не знал, сможет ли выдержать такое.

Этими немногими простыми словами Курт освободил его от одного из самых тяжких кошмаров, даже не зная об этом.

Неужели это действительно было так просто?

– Продолжай, – подбодрил его Курт убеждённо.

– Курт... – умоляющий стон сорвался с губ Блейна.

Быть может, он просил его слишком о многом.

Возможно, он не был так уж готов ко всему, как полагал.

Но они должны были это сделать.

Вместе.

Потому что только это было необходимо им обоим.

Поэтому Курт сжал волю в кулак и тихо, но твёрдо произнёс:

– Блейн, пожалуйста. Прошу тебя.

И Блейн просто сделал это.

Продолжил свой рассказ.

Потому что, когда ты в аду, ты не можешь остановиться, пока не преодолеешь его.

Найдя тем же вечером свой сотовый на письменном столе в своей комнате, он тут же насторожился.

Он ведь смотрел там, по меньшей мере, сотню раз.

Не сумев дозвониться до Курта, несмотря на многочисленные пропущенные вызовы с его стороны, которые он обнаружил, он забеспокоился.

От оставленных Куртом сообщений, естественно, и следа не осталось, поскольку отец Блейна предусмотрительно удалил их.

Однако там были ещё эти звонки.

И их с лихвой хватало, чтобы не на шутку встревожить Блейна.

После звонка Бёрту, который сказал, что Курт вышел сразу после обеда, чтобы увидеться с ним, он ощутил нехорошее предчувствие.

Телефонный звонок полупьяного Бастиана, который, в свою очередь, получил странный звонок от отца Блейна, окончательно привёл его в ужас.

Забрать Курта.

Из дома на озере.

В день одной из вечеринок для клиентов его отца.

Это могло означать только одно.

И Блейн помчался туда.

Помчался так быстро, как никогда ещё в своей жизни.

Неоднократно рискуя врезаться в стену или в другой автомобиль, но не останавливаясь.

Он мчался, ради спасения собственной жизни, потому что Курт был его жизнью.

И он допустил самую большую ошибку, какую только мог.

Он не предупредил полицию.

Возможно, потому что надеялся ошибиться и поспеть вовремя, или, может, потому что не мог поверить, что его отец действительно дошёл до того, чтобы навредить парню своего сына.

Суть в том, что он не сделал этого.

И прибыл туда поздно.

Он понял это, как только вошёл в дом.

Курт был там, он лежал на раскрытом диване-кровати, обнажённый, весь в синяках и кровоподтёках.

Блейн умер внутри при виде этого зрелища.

Умер от осознания, что, вопреки своей прежней убеждённости, он не сумел защитить его.

И от собственного отца, к тому же.

И это, это убивало его больше, чем всё остальное.

Потому что он сам приговорил его к этим страданиям.

Войдя в его жизнь и затащив его в свой личный ад.

Любя его.

Удар, пришедшийся ему прямо по затылку, пока он отвлёкся, пытаясь вызвать скорую помощь, отправил его в мир снов.

Или, скорее, кошмаров, потому что прихватил с собой боль и страх, которые он успел прочесть в глазах Курта.

Он пришёл слишком поздно.

Он не спас его.

Что бы ни случилось с ним сейчас, это не имело значения.

Потому что он уже проиграл.

– Мне жаль, Курт, что я не пришёл раньше.

– Неважно, Блейн, ты всё равно ничего не смог бы сделать, ведь их было пятеро, ты и сам знаешь.

– Ты был один? Когда вспомнил, я имею в виду? – спросил Блейн, внезапно ужаснувшись тому, что он мог почувствовать.

– В некотором смысле, да. Я хочу сказать, там были мой отец и Себастиан, а затем Финн и Сантана, но это путешествие я совершил в одиночку.

– Ты должен был позвонить мне.

– Думаю, Себастиан сделал это, и много раз.

– Точно. Так вот почему он пытался связаться со мной так настойчиво. А я, как идиот, ни разу не ответил, я даже сообщения его не читал. Просто удалял их, не открывая, и всё. Я повёл себя как мудак, Курт, я должен был быть рядом.

– Я бы не позволил, Блейн. Не раньше, чем я... и в любом случае, ты там был, в некотором смысле. Там были наши счастливые воспоминания, и они сильно помогли мне.

«Неужели правда?» – подумал Блейн, но вслух не спросил.

Он просто поймал взгляд Курта, словно протягивая между ними незримую, но прочную нить, потому что именно так они всегда говорили друг с другом обо всём, не произнося ни слова.

– Продолжай, пожалуйста, – попросил Курт.

– Почему? Почему ты хочешь знать это, Курт? Это то, что перенёс я, не ты.

– Мне всё равно нужно знать это, Блейн.

– Почему?

– Потому что я должен, наконец, узнать, сколько и что ты сделал для меня, Блейн. Я должен и хочу знать это. Я здесь, Блейн, – сказал Курт, придвигаясь ближе и сжимая его руки.

И это пожатие согрело Блейна и придало ему силы.

Как было всегда.

Это никогда не изменилось бы, верно?

Что бы Блейн ни делал или говорил, ничто не изменило бы этого.

И Блейн продолжил рассказывать.

Когда он пришёл в себя, голова раскалывалась от боли, а в глазах двоилось.

И со всех сторон раздавались голоса, слишком громкие и невнятные.

Принадлежавшие, скорее всего, пьяным.

И уж точно обдолбанным.

С того места, где он лежал, был виден столик с полосками белого вещества.

Наркотики.

Но он не мог видеть Курта.

И тут его тело взорвалось болью.

Один из тех монстров понял, что он очнулся, и принялся бить его, спрашивая, как он посмел ввалиться сюда и испортить их вечеринку.

Их вечеринку… господи!

Затем боль утроилась, когда монстров, что избивали его, беспомощно лежащего на полу, стало двое, а потом и трое.

И вскоре боль осталась единственным, что Блейн чувствовал.

Боль, несшая новую боль.

Боль, которая разгоралась, как огонь, и сжигала всякую надежду.

Каждый новый удар был ещё одним болезненным напоминанием его сломленной душе.

Это то, что они сделали с Куртом?

Ему тоже пришлось выдержать такое?

И вот новый удар в живот, выбивший из него дух.

А затем другой, от которого кровь пошла носом, и стало трудно дышать.

И их оскорбления, все эти «педик», «пидор», «гомосек», «членосос».

Но всё это было ничто.

Ничто, в сравнении с тем, что он испытал, когда один из них взял его под руки и заставил привстать, чтобы он мог видеть Курта через пелену крови, стекавшей ему на глаза, пока этот мерзавец шипел ему прямо в ухо:

– Посмотри. Посмотри на своего женишка. Видишь, Блейн? Ты не сумел защитить его. Мы трахнули его, все пятеро. И когда мы закончим с тобой, повторим ещё для тебя на бис, чтобы ты мог увидеть, какое ты бесполезное ничтожество.

Но больше тех слов его ужаснуло то, что Курт в тот момент снова начал просыпаться.

Если бы они это заметили, то взялись бы за него, просто чтобы продемонстрировать Блейну его неспособность защитить его.