Он поднял на него глаза и проследил взглядом за Себастианом, который поднялся с дивана и смотрел на него с желанием и гневом, казалось.

Он взял его за руки и потянул на себя, вынуждая встать.

И Курт ему позволил.

– Я устал от того, что не могу быть с тобой, как прежде, Курт. Я не фарфоровая кукла, не разобьюсь вдребезги, если займусь сексом, и я хочу сделать это с тобой. Мне так нужно это сейчас, – сказал он, крепко держа его за запястья между ними. – Ты не хочешь, Курт? В конце концов, прошло так много времени с последнего раза, – пробормотал он, а затем поцеловал его.

Грубо.

Как делал это обычно, когда хотел свести его с ума.

Веки Курта медленно опустились, и он приоткрыл рот, чтобы впустить язык Себастиана.

Их языки начали чувственный танец, который напомнил Курту, каким экспертом был Себастиан в такого рода вещах.

Затем поцелуй Себастиана изменился.

Стал более нежным, медленным, наполненным ожиданием.

Он передавал контроль Курту.

Позволял идти вперёд или остановиться, если он хотел.

И Курт сделал это.

Взял контроль на себя.

Но не остановился.

Вместо этого он снова углубил поцелуй.

И сейчас руки Себастиана крепко сжимали его бёдра, а его рот блуждал по шее, кусая и посасывая, стараясь пометить эту кожу, которая когда-то принадлежала только ему.

А теперь? Сейчас это было всё ещё так же?

В то время как Курт позволял ему вести себя к кровати, он не мог выбросить из головы выражение глаз Блейна когда он в первый раз был с Себастианом после его возвращения домой.

Он никогда больше не хотел бы видеть тот взгляд.

Словно догадавшись о смене настроя Курта, Себастиан поспешно потянулся к его губам.

Однако Курт отстранился – мягко, но убеждённо.

– Мы ещё не можем, Себастиан, ты же знаешь.

– Мы не можем, или ты не можешь?

– Я... я не могу, – ответил он тогда искренне.

Курт поднял к нему взгляд и разглядел боль в его глазах.

Он ненавидел тот факт, что сам и был тому причиной, но ничего не мог с этим поделать.

Если раньше у него были сомнения, то сейчас – нет.

Он должен быть честным на этот раз.

Он должен сделать выбор сначала.

Курт не был таким.

Возможно, он был в замешательстве.

Но он не был подлецом, который использует других ради мимолётного физического удовольствия.

– Мне жаль, Себастиан, – только и смог сказать он.

Но на самом деле он имел в виду: мне жаль, потому что меня нисколько не тяготит изменять тебе с Блейном, но я не могу себе позволить снова изменить ему с тобой.

Мне жаль, потому что не ты больше моя первая и единственная мысль, когда я открываю глаза утром.

Мне жаль, потому что я люблю его.

Мне жаль, потому что я не в состоянии отпустить тебя, несмотря на всё это.

Мне жаль, потому что я всё ещё люблю тебя.

Но недостаточно.

Этого недостаточно.

Он быстро высвободился из его объятий и отошёл, образуя пространство между их разгорячёнными телами.

Сердце колотилось в его груди, но не по правильной причине.

Уже нет.

Когда он вышел из комнаты и поднял голову после того, как закрыл дверь, он увидел то, от чего застыл на месте.

Блейн был там.

И он не хотел бы видеть его в тот момент.

Не со свежим засосом, оставленным Себастиан на его шее.

Глаза Блейна с жадностью пробежались по его фигуре – измятой одежде, растрёпанным волосам – останавливаясь, наконец, с гневом и разочарованием, именно на этой отметине, которая жгла, как алая буква*, его кожу.

– Сегодня меня не будет к ужину. И потом я не вернусь. Я останусь у Тэда, – произнёс Блейн мрачным злым голосом.

– Как хочешь, – ответил Курт, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.

Потому что на самом деле ему хотелось кричать: «Всё не так, как ты думаешь, Блейн!»

Его руки ломило от желания прикрыть эту отметину на шее и сказать ему, что нет, он не смог снова предать его.

Но, несмотря на жжение в глазах от подступивших слёз, он знал, что не может.

Не сейчас.

Не с Себастианом в двух шагах, прямо за дверью, где он мог его услышать.

Не раньше, чем он сделает окончательный выбор.

– Как я хочу… – с иронией повторил Блейн. – А ты, ты знаешь, чего хочешь, Курт? Скажи мне – знаешь? Сперва являешься ко мне, весь такой ласковый и уступчивый, просишь понять и чуть ли не умоляешь трахнуть тебя прямо у стенки гаража; а затем, не проходит и часа, а ты уже в спальне твоего парня трахаешься с ним. Что мы для тебя, Курт? Куклы? Куда, чёрт возьми, делся сильный и решительный парень, в которого я влюбился? Где он?

Его гнев застиг Курта врасплох, и он испугался.

Хотя реакция Блейна была вполне ожидаемой и справедливой, и Курт знал это прекрасно.

И посреди всего этого...

Влюбился...

Он любил его.

Но и Себастиан его любил, и он причинял страдания им обоим, потому что не мог понять сам себя.

Курт не ответил на вопрос Блейна, но это не имело значения, поскольку всё равно не знал бы, что сказать.

Он молча смотрел, как Блейн разворачивается и направляется к двери, позволяя одинокой слезинке скользнуть по щеке.

Только одной, не более того.

Не раньше, чем тот выйдет.

Однако, подойдя к двери, Блейн обернулся, чтобы снова взглянуть на него, и сказал:

– Я сам выберу за тебя, хочешь? Скажи Финну, пусть переезжает сюда, я возвращаюсь в Чикаго с Тэдом, Джеффом и остальными через два дня. Ведь здесь я больше не нужен, не так ли?

Он не стал ждать ответа на этот вопрос.

Оба знали, что Блейну было бы достаточно всего лишь приблизиться к Курту и прикоснуться к нему, чтобы заставить его просить, нет, умолять, о большем.

Но они также знали, что это было бы неправильно.

Не так, не ради пары часов вместе.

Поэтому в молчании, неотрывно глядя Курту в глаза, Блейн отпустил ручку двери и направился к нему.

Оказавшись перед ним, он подался вперёд и коснулся мягким целомудренным поцелуем его виска.

Этот простой жест отдался в Курте такой волной удовольствия, что он не смог противостоять порыву и обхватил Андерсона руками, прижимая к себе.

И Блейн позволил ему.

Потому что каждый раз для него это было как умереть и вновь воскреснуть.

А для Курта – как, наконец, почувствовать себя цельным.

Ощущение было столь отчётливым, что это пугало.

Умереть в его объятиях – вот всё, чего бы он хотел.

– От тебя пахнет им, – сказал Блейн с горечью в голосе.

И почему всё это должно было быть так неправильно, почему?

И, тем не менее, было.

Курт уронил руки, отпуская Блейна, который, не сказав больше ничего, повернулся и поспешно вышел из квартиры.

Он бежал, и это стоило ему больших усилий и боли, чем борьба.

А Курт отпускал его, и это тоже стоило ему боли и усилий.

Но это ничего.

Потому что, может быть, именно это Курт должен был сделать.

– Я никогда не скажу тебе «прощай», Блейн.

Снова эти вспышки.

Снова воспоминания о жизни, которой никогда не было.

Жизни с Блейном.

Жизни, которой, возможно, он хотел бы.

Эти мысли убивали его, и он делал всё, чтобы держать их подальше, когда они снова всплывали на поверхность.

Потому что они не имели смысла.

И были болезненными.

И… ложными.

И такими чертовски прекрасными.

Курт чувствовал вину перед Себастианом за эти мысли.

И чувствовал вину перед Блейном за боль, которую причинит ему.

Потому что он говорил ему «прощай».

Потому что он решил сделать именно это.

°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°

подразумевается наказание, предусмотренное при супружеской измене и отсыл к известной книге «Алая буква» (англ. The Scarlet Letter) Натаниеля Готорна. Изменница обязана была всю жизнь носить на одежде вышитую алыми нитками букву «А» (сокращение от «адюльтер»).

====== Глава 20. Ад, в котором мы живём. ======