Должно быть, так подумал и Андерсон, судя по усмешке.

– Знаешь, Курт, когда ты нервничаешь, ты просто очарователен, – были первые слова, с которыми обратился к нему Блейн, и они только усугубили его состояние.

– Я не нервничаю, с чего бы мне?

– Потому что я близко, разве нет? – без задержки шутливо ответил Блейн, словно говоря о чём-то очевидном.

– Не так уж ты и близко, – неосторожно завил Курт, не понимая, во что ввязывается.

Никогда не бросай вызова Блейну – этот урок ему давно уже следовало усвоить.

– Если только в этом проблема, – успел он услышать, прежде чем оказался буквально зажатым между ним и стеной – одной рукой Блейн крепко удерживал его за бок, а другой упирался в стену на уровне глаз.

Курт таким образом попал в ловушку, и не мог заставить себя сожалеть об этом… нисколько. И, тем не менее, сказал:

– Отойди, – со всей убежденностью в голосе, какую только сумел найти.

– Почему? Мне и здесь неплохо, – прошептал Андерсон, наклоняясь, чтобы понюхать его шею. Жест, отозвавшийся лёгким ознобом в теле Курта.

– Вчера у тебя был другой настрой, – ответил он, намекая на события прошлой ночи, и тут же возненавидел себя за неконтролируемую дрожь в голосе. И ещё больше он возненавидел себя, когда осознал, что его руки, будто действуя сами по себе, уже схватили его за плечи, чтобы притянуть ближе.

– Я не твоя игрушка. Или ты ласков со мной всегда, либо – никогда больше, Хаммел.

– Отлично. Тогда отойди, – повторил Курт немного, совсем чуть-чуть, более убеждённо.

Блейн отстранился от него с высокомерной улыбкой, которую редко можно было увидеть на его лице.

– Или будет так, как хочешь ты, или никак, верно? Меня возбуждает эта твоя сторона. И всё же я знаю, что если бы только захотел, я мог бы сделать тебя своим прямо здесь и сейчас. У этой стены. Мне хватило бы лишь прикоснуться к тебе, и ты был бы моим. Немного странно для того, кто не хочет видеть меня в своём доме. Или, может быть, именно поэтому ты не хочешь, чтобы я находился поблизости. Не хочешь потерять контроль, Курт? Тебе не нравится, когда я заставляю тебя терять контроль? – продолжил он, снова наклоняясь к его шее и оставляя маленький поцелуй возле уха.

Только один.

Но и этого оказалось достаточно.

Курт вздрогнул от этого прикосновения, просто не сумел сдержаться.

Что опять вызвало тихий смех Блейна.

– Расслабься Курт, я не кусаюсь… если только ты сам не захочешь, ты же знаешь, – прошептал он в двух сантиметрах от его шеи, вновь вдыхая его запах. – Хм… ты хорошо пахнешь, как всегда, – заметил он, а затем резко отступил назад и с той же нахальной улыбкой сказал: – Хорошего тебе дня, Курт, – прежде чем исчезнуть из его поля зрения и выйти из дома.

Оставив его там со стояком и кучей странных мыслей в голове.

И теперь вот он здесь.

И вся его воинственность испарилась при виде Блейна в измазанной машинным маслом майке, с кожей, блестящей от пота и мышцами, напряженными от усилия, пока он сосредоточенно затягивал болты или что там ещё.

А ведь когда-то Курт был очень неплохим механиком.

Теперь он не знал даже с какой стороны подступиться.

Одна из многих вещей, которые начисто стёрлись из его памяти после несчастного случая.

И что только за мысли лезли ему в голову?

– Мы должны поговорить, – сказал он, собравшись, наконец, с духом.

А потом всё пошло к чертям.

Потому что Блейн обернулся.

Обернулся и посмотрел на него.

И Курт не смог больше сопротивлялся порыву, который чувствовал с прошлой ночи, и который сейчас буквально кричал в нём.

Едва он встретился взглядом с этими прекрасными глазами, которые каждый раз смотрели на него так, будто он – самое драгоценное, что только есть на свете, все мысли моментально испарились из его сознания, и он просто бросился к Блейну и поцеловал его.

У Блейна был вкус дома.

Вкус секса.

И вкус любви.

И когда Блейн целовал его, Курт как никогда чувствовал себя живым, желанным и важным.

«Господи, да!» – взорвалось у него в мозгу, когда Блейн схватил его за бока и буквально вжал в стену гаража, всем телом опираясь на него, лишая любой возможности сбежать и продолжая целовать его жарко и ненасытно, что всегда сводило Хаммела с ума.

Курт хотел бы иметь силы противостоять чуть больше, но при этом не слишком удивился, когда его ноги, будто сами собой, обхватили Андерсона за поясницу.

И когда руки Блейна впились в его задницу, чтобы поддержать, всё, что не было прикосновениями Блейна, языком Блейна, губами Блейна или его запахом и теплом, исчезло из головы Курта.

БЛЕЙНБЛЕЙНБЛЕЙНБЛЕЙНБЛЕЙН.

Это было всё, что ему осталось.

Всё, что существовало для него в тот момент.

Затем Блейн оторвался от него, чтобы перевести дыхание, и у Курта вырвалось «Я хочу тебя!», как если бы это и без того не было уже достаточно очевидно.

– Да, ты хочешь меня, чёрт подери! Но этого недостаточно, недостаточно, – ответил Блейн, опустив голову ему на плечо, в то время как его руки всё ещё жадно сжимали его задницу. – Ты должен выбрать, Курт. Я уже говорил тебе. Я больше не могу быть твоей игрушкой.

– Ты не игрушка для меня.

– Но ты обращаешься со мной именно так, – заключил Блейн, опуская руки и мягко стряхивая его с себя.

Курт остался стоять, прислонившись к стене, задыхающийся и снова неудовлетворённый, наблюдая как Блейн удаляется от него неверным шагом.

Курт ничего не сказал, только дал себе несколько минут, чтобы прийти в себя, а затем неохотно оставил надёжную опору стены, в свою очередь направляясь к выходу из гаража, напрочь забыв и о Финне, и обо всём остальном.

– Курт, – окликнул его Блейн, останавливая в дверях гаража. – Какой бы путь ты ни выбрал, с кем бы ни решил его разделить, мне довольно, чтобы ты был счастлив. Мне достаточно знать, что ты сделал выбор только ради себя самого, не заботясь о желаниях или нуждах других. Ты веришь мне?

Да, Курт верил ему.

С чего бы он не должен был ему верить?

Против всякой логики, вот уже два месяца как Блейн поступал по отношению к нему именно таким образом.

Оставлял ему свободу выбора.

– Поднимешься на ужин? – спросил Курт, останавливаясь лишь на мгновение, прежде чем исчезнуть за углом гаража. Он и сам не знал, почему задал этот вопрос в тот момент.

– Нет, я поднимусь только чтобы принять душ, – ответил ему Блейн чуть хриплым голосом, в котором крылось столько обещания, что Курта мгновенно бросило в жар.

И вот тут он не выдержал и просто сбежал.

Потому что всё это было… слишком.

Слишком много для него.

Слишком много, чтобы даже только надеяться, что он сумеет продолжать притворяться перед самим собой, чего же действительно хочет.

Он целовал его уже, по крайней мере, десять минут.

Теми жаркими грязными поцелуями, от которых у него всегда возникало неодолимое желание сорвать с обоих одежду.

Курт вошёл в комнату, где он отдыхал, чтобы узнать, чего бы ему хотелось на ужин из тех немногих продуктов, которые его желудок принимал – а таких было крайне мало на данный момент – но вместо ответа Смайт буквально набросился на него.

Курт был очень привязан к Себастиану.

Он был его лучшим другом в течение семи лет.

А также его мужчиной – пять из этих прекрасных лет.

Он предложил ему любовь, понимание, доверие, поддержку, удовольствие и побег от жизни, которая не удовлетворяла его более.

Он обладал своей особенной способностью понимать его и подначивать, чтобы заставить реагировать наилучшим образом.

Почему же он не мог больше любить его и телом тогда?

Почему, в то время как Смайт целовал его со всей этой страстью, он отвечал, да, но больше по привычке, чем ведомый истинным желанием?

– Мы можем сделать это, Курт, – произнёс Себастиан, оторвавшись от него, чтобы отдышаться.

Его голос был низким, хриплым и полным желания, и Курт знал все его оттенки слишком хорошо, чтобы не понимать, что это означает.