Протягивая руку, Геша шагнул вперёд и замер: в зеркале отражался совсем не он, а совершенно другой, хотя и смутно знакомый человек. Пальцы ударили по клавише выключателя: из глубины побитого патиной серебра прямо на Евгения Пересутина смотрело сморщенное невыразительное личико: серенький пух волос на черепе, пегая бородка клинышком, закисшие глазки с сухими комочками слизи в уголках...

Закричав чужим сдавленным голосом, Геша выдернул из кармана генератор: кнопка светилась помидорно оранжевым цветом. Исступлённо рыча, сморщенный серый старик разом за разом вдавливал её в поверхность блестящей коробочки, потом отшвырнул приборчик в сторону и, тихо скуля, сполз по дверной притолоке.

***

Натужно покряхтывая, он спустил худые дряблые ноги с дивана, посидел так несколько секунд, раскачиваясь маленьким сухим телом, потом поднялся и, шаркая тапками поплёлся в кухню. Тупо болело в затылке и слегка подташнивало. Бутылки из-под портвейна целым стадом стояли справа от подоконника. Присев на корточки, он поднял одну, посмотрел на свет. Нужно отмочить этикетки и сдать всё в пункт приёма, но что-то подсказывало ему, что делать это нужно не сегодня. С трудом распрямившись, он пошаркал обратно. В шкафу, под сложенными тонкой стопкой рубашками, обнаружилась последняя сотня и мятый полтинник. До пенсии оставалась ещё неделя. Негромко бормоча, старик натянул серые заштопанные брюки с пятном на правом колене, застегнул серую клетчатую рубаху. Затем он вытянул на середину комнаты картонную коробку с веревочными ручками, перебрал и протёр от накопившейся пыли фотографические рамки, пластмассовые автомобильчики, разборные станки безопасных бритв. Сложил всё это обратно в коробку, вытащил в коридор. Последнюю сторублёвку он сунул в один карман брюк, в другой затолкал коробочку генератора. Ну вот, пожалуй, можно и выдвигаться.

Слегка приволакивая ногу, по которой ударяла громоздкая коробка, он двигался сначала вдоль трамвайных путей, затем свернул и пошёл по маршруту автобуса номер семнадцать. Люди спешащие по своим делам, совершенно не замечали маленького человечка в холодном, не по погоде, сером пальто, а человечек, казалось, не замечал их. Он миновал конечную остановку и по узкой аллейке, мимо бетонного забора, поднялся до двух порыжелых столбов с металлической перекладиной. Здесь кончался весь остальной мир и начиналась Плешка.

Серенький человек деловито шёл по лабиринту самодельных прилавков. Пройдя квартал часовщиков, человек свернул направо и углубился в самую непритязательную часть Плешки. Здесь его, кажется, знали. Ему кивали или что-нибудь говорили вслед, а он шёл себе, неприметный, как плевок у обочины. Найдя квадратик свободного пространства, которое никто не спешил занимать, человек остановился. Соседи вокруг зашевелились.

- Здорово, - сказал худой заросший щетиной мужик у подставки с брючными ремнями. - Давненько тебя не было. Мы уже всякое передумали... - он обернулся к другим продавцам и добавил весело. - А я-то, дурак, не верил, что Константиныч тут самое неубиваемое и неизменное из явлений природы.

Человечек сдержанно улыбнулся, вынул коробки одну из другой, поставил их на асфальт дном кверху и молча принялся расставлять фотографические рамки.