Допустим, мы забыли о девушке и считаем жертвой убийства Фэйрфакса. Все равно остается вопрос, когда именно Роджерс совершил преступление? Неужели он вывез одного из этих мужчин на заднем сиденье своего мотоцикла, а за короткий период между той минутой, когда завел мотор у отеля «Риверсайд» и добрался до «Розового коттеджа», успел не только убить человека, но и избавиться от трупа? Почти невероятно. Или же Фэйрфакс не показывался в «Риверсайде» в течение всего послеобеденного времени и был убит Роджерсом после того, как он посадил Смайт на шестичасовой поезд? Да, но где же? Каким образом? А самое-то главное: почему?

С иностранцем вообще было много неясного. Мы не знали не только его национальной принадлежности, но и причины появления в Брэксэме. Но если именно его убил Роджерс после обеда или вечером, то кого в таком случае я видел стоявшим на противоположной стороне улицы, пока Биф и Симмонс переносили мертвое тело? Кто в ту ночь побеспокоил труп и с какой целью?

Пусть Стьют сколько угодно рассуждает о системе и хронологической таблице. Он тем не менее не мог дать ответов на несколько фундаментальных вопросов. Да что там, мы по-прежнему словно блуждали в абсолютной темноте. Мы даже не знали подлинного имени молодого Роджерса.

Детектив-инспектор Стьют едва удостоил меня приветствием, когда я пришел на следующее утро в полицейский участок, как тут же раздраженно заговорил о Бифе.

– Сержант до сих пор не соизволил явиться на службу! – сказал он. – У этого человека просто отсутствует ощущение времени. – И наконец улыбнулся, впрочем, довольно натянуто. – Это вы его избаловали, знаете ли, описав ту простую счастливую случайность, которая помогла ему раскрыть дело Терстонов. Этот недотепа и впрямь решил, что он великий сыщик.

– Никогда не замечал, что он такого высокого о себе мнения, – возразил я.

Как раз в этот момент вошел Биф с видом слегка растерянным, но и раздраженным, что было характерно для него в ранние утренние часы.

– Что ж, сержант, – сказал Стьют. – Я уже успел без вас проделать работы на полдня. Мною переданы в Лондон инструкции предпринять все возможное для обнаружения адреса девушки по фамилии Смайт и выяснить подробности ее прошлой жизни до того, как начались события здесь. Если эта девица представляет собой тот тип, что мы и предполагали, найти место, где она снимала комнату, не составит особого труда, хотя вопрос, жива она еще или нет, остается открытым.

Продолжая рассуждать уже ставшим привычным для нас резким тоном, детектив-инспектор перелистывал лежавшие перед ним бумаги.

– Я также организовал поиски тела на пустоши. Для начала поручил прочесать пространство шириной в двести ярдов с каждой стороны от дороги. Поисковые группы уже формируются. К счастью, охотничьи инстинкты еще не совсем угасли в людях, что значительно облегчает сбор подобных групп из добровольцев.

Стьют сделал паузу и прикурил сигарету.

– Затем… Вы меня слушаете, сержант? Затем я послал за почтальоном, который обслуживает дома на Хай-стрит, чтобы он прибыл сюда, как только закончит с утренней разноской корреспонденции.

– Он-то вам зачем понадобился? – Это были первые слова, произнесенные Бифом.

– Хочу проверить, не поступало ли на имя Роджерса писем, о которых не знали его дядя и тетя. Самый обычный ход в любом расследовании, Биф. Тот, что должны были сразу же сделать вы сами. Как ни жаль, но, по-моему, до вас никак не дойдет: подобные дела не раскрываются с помощью чудодейственного озарения или неожиданного умозаключения. Поможет только неуклонный, тщательный сбор улик и проверка фактов.

– Так точно, сэр, – отозвался Биф.

– Кроме того, поскольку я был уверен, что вы напрочь об этом забыли, то лично отдал приказ обыскать внутри тот старый склад, который находится рядом с «Драконом».

– Ах да. Теперь вспомнил, – сказал Биф, посасывая кончики усов.

– И наконец, мною был осмотрен мотоцикл. Как я понял, это вы разрешили оставить его во дворе дома старого Роджерса. По моему распоряжению его пригнали сюда. Что тоже следовало сделать незамедлительно.

– Зачем? Там и смотреть-то не на что. Я, кстати, тоже оглядел его.

– Предоставьте мне судить о необходимости тех или иных действий, сержант. А теперь извольте внимательно выслушать мое сообщение о рапортах, поступивших этим утром. Спасибо. Исследовательская лаборатория уведомила, что пятна крови на манжете рубашки и на рукаве пиджака в самом деле являются пятнами человеческой крови. Бутылочка, из которой пил Роджерс, содержала цианистый калий. А следов четы Фэйрфаксов до сих пор обнаружить не удалось.

– Что тут скажешь, – вздохнул Биф, – мы знали, что это за пятна, и про бутылочку тоже. Значит, здесь ничего нового для нас нет.

– Минуточку, – сказал Стьют, – есть еще отчет нашего сотрудника, допросившего стюардов, служивших вместе с Роджерсом, но только один из них сообщил нечто, представляющее интерес.

Биф поднял взгляд. Теперь в его глазах блеснуло любопытство.

– Выяснилась небольшая, но занятная подробность, и вот в чем ее суть, – продолжал Стьют. – Оказалось, что молодой Роджерс имел привычку привозить домой несколько билетов лотереи, розыгрыши которой проходят в Буэнос-Айресе. Он хранил их в запечатанном конверте. Сказал своему приятелю, что всегда немного опасался проносить эти билеты через таможню.

– И это все?

– Да. Наш человек пытался прояснить детали, но Роджерс, похоже, никому не рассказывал, как он поступал с этими билетами в Англии.

– По крайней мере, нам об этом стоило узнать, – заметил Биф.

– Нам стоит узнать все, что может быть хоть как-то связано с этим делом, – усмехнулся Стьют. – Только связав все известные факты вместе, мы сможем установить истину.

В дверь постучали, и вошел констебль Голсуорси. В манерах этого рослого, превосходно сложенного сельского жителя со здоровым цветом молодого лица и умным выражением глаз сочеталось уважение к начальству с чувством собственного достоинства, что делало его в моих глазах куда более эффективным и надежным полисменом, чем констебль Смит из Чопли, заискивавший перед Стьютом.

– Прибыл Фосетт, наш почтальон, сэр, – доложил он инспектору.

– Пригласите его сюда, – распорядился тот.

Усаживаясь на стул, Фосетт выглядел немного смущенным. Обычно его встречи с Бифом проходили в значительно менее формальной обстановке.

– Мне нужно, Фосетт, чтобы вы сейчас основательно все обдумали. Вы можете вспомнить, какие письма доставляли молодому Роджерсу в последнее время?

Тот и в самом деле глубоко задумался.

– Было одно письмо, – сказал он наконец.

– Когда оно поступило?

– Не могу точно сказать. За день или два до его приезда домой.

– Вы не обратили внимания на почтовую марку?

– Нет. Не обратил. Если разглядывать марки на каждом письме, которое приходится доставлять… Сами понимаете.

– И на почерк тоже?

– Нет.

– А других недавних писем не припомните?

– Нет.

– Письма никогда не приходили из-за границы?

Этот вопрос вновь заставил Фосетта на какое-то время задуматься.

– Было одно заграничное, – ответил он после паузы, – но не думаю, что получателем был он. Там значилось имя мистера Роджерса.

– А когда оно пришло?

– Перед тем, другим. По-моему, за неделю. Я обратил внимание, потому что конверт был тонким, какие используют для авиапочты.

– В самом деле? И вы уверены, что оно предназначалось не для молодого Роджерса?

– Насколько помню, нет. Мне кажется – хотя, учтите, я ни в чем не уверен полностью, – что получателем значился просто «мистер Роджерс» без каких-либо уточнений. Но, быть может, мне только так показалось.

– Запомнили, как доставили его?

– Да. Пришлось предупредить мистера Роджерса, что с такими тонкими конвертами надо обращаться аккуратно. Они очень легко теряются среди прочих.

– Он лично принял его у вас?

– Да, из рук в руки.