Таким образом, именно кризис современной капиталистической миро-системы, вызванный экономическими и технологическими сдвигами, наложившись на всеобщее распространение консъюмеризма, привел к росту отчуждения труда интеллигенции, что, в свою очередь, породило кризис образования и науки, особенно социально-гуманитарной. Разрушение научной картины мира, рост сциентизма и обскурантизма в современном обществе приводят ко все большей иррационализации поведения масс, особенно в странах полупериферии миросистемы (например, в республиках бывшего СССР или на Ближнем Востоке), что чревато серьезными проблемами. Выходом из сложившейся ситуации могла бы стать последовательная наукоцентричная государственная политика, но это зачастую требует смены элит. А такие изменения, как показывает история, обычно происходят не столько в результате рациональной философской рефлексии над проектами будущего, сколько в силу суровой необходимости.

А пока ситуация все более напоминает Европу XVII века, где экономическая нестабильность, вызванная климатическими изменениями, разложением абсолютизма и становлением капитализма, с помощью государства и церкви привела к массовому взрыву мракобесия, ставшего основой охоты на ведьм. С позиции классовой борьбы, думается, можно говорить о масштабной "превентивной контрреволюции" (термин Г. Маркузе) со стороны правящей элиты. Однако, как уже отмечалось, кризис может стать началом движения вперед. Но для этого, прежде всего, необходимо осознать причины кризиса, наметить пути преодоления и цели, наконец, найти союзников в борьбе против всевластия корпоративно-бюрократической олигархии, данный кризис порождающей. Чем сильнее будут проявляться кризисные процессы, тем более иррациональной станет для той же интеллигенции позиция "над схваткой". Умение анализировать противоречия окружающего социального мира - это не прихоть педагогов-гуманитариев, боящихся остаться без работы, а необходимое условие развития человека. Создание элитарных "точек роста" в науке и образовании (политика, провозглашаемая и отчасти проводимая властями России последние 15 лет) не является решением проблемы даже на конкурентно-технологическом уровне капитализма. Во-первых, остается множество проблем, которые надо решать на местном научном уровне, во-вторых, недостаток рационализма в массовом мышлении легко конвертируется в массовое деструктивное поведение, последствия которого непредсказуемы, в-третьих, позитивный результат в значительной степени нивелируется "утечкой мозгов".

Если современный капитализм, который тот же Макс Вебер отчасти отождествлял с победой формальной рациональности, приводит к кризису научного мировоззрения и рационального профобразования, что же происходит в сфере духовного? Правы ли те философы, которые в течение последних ста с лишним лет говорят о вырождении культуры? Почему они именно так оценивают ситуацию? Каковы причины происходящих в культуре процессов? Чем грозит обществу разрушение культурной преемственности?

Одним из первых проблему вырождения западной культуры поставил в конце XIX в. писатель и психиатр Макс Нордау (он же Симон Зюдфельд). К признакам вырождения данный автор отнес характерные для интеллигенции его времени нравственный релятивизм, повышенную возбудимость, частое состояние душевного бессилия или уныния, отвращение к себе, леность и неспособность к действию, бесплодную мечтательность и склонность к мистицизму. Психологический тип поклонников современной ему культуры М. Нордау определил как истеричных неврастеников [98, с. 34-38]. Социальным признаком вырождения среди самих творцов культуры он считал стремление художников и писателей к образованию замкнутых кружков или школ, их готовность подчиняться тому или иному лозунгу или "изму", что, в свою очередь, по мнению данного психиатра, можно объяснить ростом истеричности публики [98, с. 41-42]. Среди возможных причин общего роста истеричности М. Нордау называет долговременное употребление европейцами алкоголя и наркотиков, нездоровые условия жизни, особенно в больших городах (прямая параллель с К. Лоренцом!), утомление, связанное с изменением в ходе урбанизации привычного образа жизни и ростом рабочих нагрузок, приводящие к вырождению потомства [98, с. 43-45].

Важным показателем вырождения и культуры, и публики является распространение мистицизма. Как пишет М. Нордау: "Здравомыслящий читатель или слушатель, доверяющий своему собственному суждению и обладающий ясным критическим чутьем, тотчас, конечно, заметит, что выражения мистика нелепы и только отражают его туманный образ мыслей. Однако большинство людей не доверяет своему суждению и не может отрешиться от естественного желания придать каждому слову определенный смысл. Но так как в словах мистика такого смысла нет, то его произвольно находят, и поэтому впечатление, производимое речами мистика на мало самостоятельных людей, бывает очень сильное. Они заставляют их думать, т. е. дают им возможность предаваться всякого рода грезам, что гораздо удобнее и приятнее, чем утомительное размышление над определенными предметами и мыслями, не допускающее фантастических уклонений в сторону" [98, с. 57]. Усиление мистицизма и символизма, по мнению М. Нордау, проистекает из общего падения уровня критичности мышления и стремления тунеядствующих "свободных художников" оправдать свой образ мыслей и жизни [98, с. 80]. С этим, согласно Нордау, связана и такая характерная черта современных (увы, не только ему!) деятелей культуры, как эготизм - придание чрезмерного значения своей личности и деятельности, доведенный до крайности отказ от приспособления к миру, стремление к его разрушению - ярчайший пример чего, согласно М. Нордау, - творчество Ф. Ницше [98, с. 180-183]. Как отмечает М. Нордау: "Демонисты и декаденты отличаются от преступников только тем, что первые ограничиваются грезами и словами, а вторые имеют решимость и силу перейти к действию" [98, с. 181].

И М. Нордау был далеко не одинок в критической оценке современного ему искусства. Будущий первый советский нарком просвещения А. В. Луначарский еще в 1912 г. писал: "Мы переживаем такое время, когда художник буквально стыдится элементарных познаний. Ремесло, образование - это теперь филистерство" [79, с. 199]. Причины такого упадка интереса к технической стороне творчества он видел в конкуренции, побуждающей художников к оригинальничанию: "Современный художник вынужден искать оригинальности. Выходя на колоссальный парижский рынок искусств, художник с ужасом констатирует, как талантливо и последовательно использованы уже на нем предшественниками основные направления данного момента. Он лихорадочно ищет нового принципа, хватаясь за все, к чему может быть хоть малейшая симпатия у его современников" [79, с. 222]. Став позднее наркомом просвещения, он уже в 1918 г. говорил: "Социализм стремится к тому, чтобы каждый ценный для общества работник - в особенности работник, дающий творческие ценности, - был поставлен в совершенную независимость от каких бы то ни было случайностей рынка" [80, с. 55]. Решать, кто является художником, он предлагал самому сообществу художников [80, с. 55]. Правда, в этом таилась серьезная опасность, но осознание ее (и то частичное) придет позднее.

В конце своей работы М. Нордау делает ряд пессимистических прогнозов, в которые он сам (счастливый человек!) мало верит. Так, например, он пишет: "Число людей с извращенным половым чувством настолько увеличится, что они образуют в палате депутатов отдельную партию и проведут закон, разрешающий лицам одного пола вступать в брак" [98, с. 315]. А вот его прогноз по поводу образования и культуры: "Способность к сосредоточенному вниманию до такой степени ослабнет, что преподавание в школах будет продолжаться не более двух часов, а общественные увеселения, как-то: спектакли, концерты и т. п., равно как разные рефераты, - не больше получаса. Впрочем, умственное образование будет почти совершенно вытеснено из школ, и большая часть времени будет посвящаться телесным упражнениям; в театрах же будут нравиться лишь пьесы откровенно эротического характера и кровавые преступления..." [98, с. 315].