Я сбросил вызов, кинул iPhone в бардачок. Что это со мной, чёрт возьми? Сколько раз я заклинал себя не говорить о ней, не думать о ней, не вспоминать её?.. Почему всё так? Прошёл не месяц, не год, не два… Прошло грёбаных пять лет! Она, наверняка, не помнит обо мне. Мы ни разу не встречались с ней. Последний раз я видел её два года назад, в фильме известного, голливудского режиссёра… Роль была не велика — массовка, она просто танцевала. Сначала, я думал, что мне померещилось, но потом… В титрах, под надписью «хореограф-постановщик» — было её имя. Я несколько раз пересматривал эти десять минут из полуторачасового фильма, по приходу домой. Когда я понял, что во мне ничего не гаснет, что время не лечит, а калечит, что любовь и боль — синонимы, что эти недуги неизлечимы, я решил, что не буду больше себя насиловать. Я не хочу любить её, не хочу. Я хочу, чтобы меня ударили по голове и её имя, вместе со всей памятью о ней исчезло из моей жизни. Не мешало мне дышать. Господи, это всё трудно. Это очень, очень трудно.

Мой воспалённый мозг начал разряжаться, когда я достиг кафетерия и вдыхал аромат капучино с корицей. На столе, рядом с чашкой лежал Таймс. Пролистав несколько страниц, я почти сразу нашёл колонку: «Светская помолвка: дочь Кристиана Грея и «Арман Криг». Вчитываться я не стал, а вот фотографии рассматривал с интересом. Фиби очень красива… И эта красота в ней уже не девичья, а женская. Адама-Армана я бы не узнал, встретив на улице. Как резко, вдруг, изменилась вся моя жизнь… Неужели, я тоже неузнаваем? Поэтому, Макс так переживает?

Я отодвинул глянцевый журнал от себя. Сделав глоток кофе, я стал рассматривать людей за большим окном, которые куда-то двигались, шли, для чего-то и для какого-то жили… Лето ещё не успело вступить в свои права, а девушки уже избавились от посторонней одежды. Скоро все разъедутся на каникулы, кого-то ждёт отпуск. Скоро, этот город-механизм, подгоняемый ветрами, немного опустеет. Как и я, когда-то, опустел… Внутри.

— Теодор Грей? — я слышу чей-то голос, вынуждающий меня оторвать взгляд от созерцания беспросветного движения пешеходов.

На секунду, моё лицо каменеет, а затем… Неосознанная радость заполняет меня изнутри. Даниэль. Господи. Она ли это?!..

— Дана? — хмурю брови я.

Девушка часто кивает, и я, поднимаясь с тёплого кожаного дивана, иду ей навстречу, открывая свои объятия.

— Грей! — стонет она радостно, зажимая меня, — Сколько лет, сколько зим?

Я немного отстраняюсь, чтобы изучить её глазами. Она очень похорошела, хотя… Она никогда не была уродиной. Тёмные волосы слегка осветлены на концах, глаза ярко блестят. Да, она прелесть. Пожалуй, нужно будет включить её в список девушек, с которыми возможно разделить постель на одну ночь.

— Ну, точно, не меньше пяти, — ухмыльнулся я, — Ты прекрасно выглядишь, Дана.

— Как и ты! Я долго стояла и смотрела, пытаясь понять: ты или нет, а потом… Просто решила попробовать позвать тебя. Такой мэн. Щетина — секси, — она провела рукой по моей щеке, ведя пальцы к подбородку.

Мой взгляд тем временем спустился с её лица на шею, немного дальше — на грудь. Выросла. И это заметно. Не желая казаться озабоченным, я вновь вернул глаза на её лицо.

— Ты так… изменилась, — произнёс я.

— Надеюсь, что к лучшему, — слабо улыбнулась она.

— Я тоже надеюсь, — я рассмеялся.

— Грей! — она стукнула меня в плечо, негодуя, но веселясь.

— Какими судьбами в Чикаго? — спросил я, предложив ей выпить со мной чашку кофе и поболтать.

— С понедельника я работаю секретарём генерального директора телекоммуникационный корпорации «Leo-Way». Я, ведь, училась в Гарварде. Бизнес и менеджмент.

— Как хотел папа? — выгибаю бровь я.

— Именно, — кивает Дана, — Он хотел засунуть меня в свою компанию, но я сказала, что работу я найду себе сама. Он был согласен с этим, — она убрала прядь волос за ухо, глубоко вдохнув.

Интересно, а знает ли она… о договоре наших отцов? Я бы хотел это узнать, но не сейчас… И не здесь. Возможно, лёжа на полу, после шумного, грязного секса. Может, к чёрту ту незнакомку?..

— Ты занята вечером? — тихо спросил я.

Дана подняла на меня свои чистые глаза, которые говорили только одно: «для тебя я свободна».

— Вообще-то, да… Я только переехала, у меня в квартире хаос.

— Он никуда не денется.

— Вот именно, — она сделала глоток своего латте, — Поэтому, я должна сама от него избавиться.

Когда она поставила чашку на блюдце, её матовые губы, из которых — на верхней — осталась лёгкая пенка, приоткрылись — она уловила мой взгляд. Я поместил в него желание, смешенное с голодом. Все женщины текут, когда на них так смотришь. Моя ладонь легла на её щёку, а большой палец очертил контур верхней губы, снимая пену.

— Ты немного испачкалась, — тихо прохрипел я, — Я всё исправил.

— На тебя можно положиться, — заманчиво улыбнулась она.

— Естественно.

***

Грубо придавив её к стене, я стягиваю с себя галстук и рубашку, сводя её к нулю поцелуями. Даниэль часто дышит, я слышу, я прекрасно чувствую её пульс и температуру тела, мгновенно поднявшуюся и сулящую лихорадочный жар. Мои брюки, туфли, её джинсы и обувь, мы теряем всё на ходу, а я проталкиваю её к дивану в гостиной. Мой язык ласкает её грудь, шею… Привычно, со всей своей возможной сноровкой я сжимаю её тело руками, глажу его и вдыхаю её запах. Вдохи, выдохи, стоны. Вдохи, выдохи, стоны. Нет слов. Ничего нет. Ничего не чувствую, кроме секса, кроме желания скорейшей разрядки.

Упав на диван, я смотрю, как она снимает с себя белую свободную майку. Я не понимаю, как она успела лишиться лифчика… Но эти сиськи. Они заставляют заткнуть все мысли и грубо отыметь её. Увалив её под себя на диване, я начал резко трахать её, посасывая её объёмную грудь.

— Тед! — крик с её губ част и глух, я просто грубо врезаюсь в неё, просто вырубаю сознание.

Наши тела сплетены руками и ногами; её волосы свисают вниз. Её голова стукается о жёсткий подлокотник дивана, но эта боль и страсть, это наслаждение украшают её лицо. Она стала прекрасной молодой женщиной, вся её фигура, голос — всё изменилось… И грудь. И её грудь.

Секс, который ничего не обещает… Секс, страсть и порок — это трио, играющие с нами эту невероятную игру, погружающую нас в самое жерло разврата, превращали нас в сумасшедших. Скучавшие — я по прошлому, она — по мне — мы нашли идеальное применение своей скуке. Мы потеряли счёт времени, мы потеряли головы, мы ничего не хотели, кроме как доставить друг другу удовольствие.

До самой поздней ночи мы вытворяли то, что остаётся за кадром: я трахал её сзади, наблюдая за прозрачными, мелкими капельками пота, покрывающими её спину и стягивал волосы в кулак, оттягивая её голову назад. Каждый её стон — был вызван моим жёстким шлепком по заднице, мы упали с дивана на пол, и, в кривой позе, — нога закинутая на ногу — продолжали трахать друг друга. Я хотел этого… Я хотел потерять душу, мозги, всё, что наводило меня на мысли о той, которая уже и думать обо мне забыла, но… Мне с трудом давалось кончить. Вернее не давалось, пока я не зажмуривал глаза — плотно-плотно — и не представлял под собой Айрин. Я молился внутри, чтобы не закричать её имя… Когда я, в очередной раз, был совсем близок, я жёстко укусил её в плечо, скользя зубами вниз. Мои пальцы сжимали её тело яростно, зубы драли кожу, сердце выбивало во мне… Мы просто достигали высший точки. Мы задыхались, мы убивали друг друга сексом.