– Ты зла на меня не держи за тот полет. Не я посылал тебя туда, я лишь выполнял приказ.

Ник промолчал, хотя ему очень хотелось спросить, что там вышло с оружием. В то же время, он осознавал, что любое копание в этой теме приведет к неизбежной ссоре, чего следовало пока избегать.

После паузы он поинтересовался.

– А что ваше начальство все на месте?

– Что ему сделается? – ответил Штуцер. – Сидят, руководят, – он сплюнул.

«А ведь у него есть неудовлетворенные карьерные амбиции, – понял Ник. – Рассчитывает вернуться с триумфом и продвинуться по службе».

– За шаром не ходили? – осведомился он.

– Еще чего! – хохотнул Штуцер, – чем туда переться, а потом тащить его обратно, да еще нести потери, легче новый найти.

– Нашли?

– Пока нет. А жаль.

– Почему?

– Сейчас бы пригодился при попутном ветре.

– До первого птеродактиля, – хмыкнул Ник. – По мне, та уж лучше по земле.

– На земле другие опасности.

– Зато здесь есть, где спрятаться.

– Везде свои трудности, – рассудительно заметил Штуцер.

Сейчас в передней дрезине сидели Штуцер, Ник и Янус, Алистер и Барыга. Все участники экспедиции были в костюмах химзащиты и противогазах. Радиационный фон в этой части города оказался средней интенсивности, но все же убраться за пределы Лондона следовало в течение ближайших трех часов, а то всем грозило схватить дозу.

От нечего делать, Янус поигрывал ножом, который вынул из ножен странной серо-синей пупырчатой кожи.

– Что за материал? – осведомился Штуцер.

– Кожа кровососа, – ответил Янус. – Со щупалец.

– Купил?

– Сам добыл, сам сделал.

Штуцер посмотрел на него уважительно. Завалить кровососа считалось круто даже среди сталкеров, не говоря уже о том, чтобы освежевать и изготовить что-либо из его кожи. Щупальца вокруг пасти твари были очень живучи и шевелились еще долгое время после того, как сама она испускала дух. Это происходило оттого, что в теле кровососа странным образом уживались два сросшихся организма – щупальца принадлежали второму из них, который размещался вдоль позвоночника и частично за грудной клеткой. Чтобы его убить, надо было выстрелить уже мертвому кровососу в затылок, а еще лучше, всадить туда нож и перерезать нервные центры.

Сталкеры рассказывали, что в некоторых случаях, когда кровосос был матерым, а его вторая часть не хотела издыхать, она вырывала себя из тела дохлой твари и пыталась уползти. Обычно она стремилась к воде и, если та оказывалась рядом, уходила на глубину. Что бывало с ней дальше, никто не знал. Некоторые болтали, что в Темзе освободившиеся части кровососов разрастались до невиданных размеров, питаясь холодной кровью речных гадов.

Если же до воды было далеко, тварь быстро слабела и умирала. Очевидцы утверждали, что она была похожа на осьминога с плоским телом и короткими щупальцами. Издохшая половина была еще более мерзкой на вид, нежели весь кровосос целиком.

Но даже и таких исчадий ада люди поначалу пытались есть. Ничего хорошего из этого не получилось. Мясо было жестким и неприятным на вкус. И это бы еще полбеды. Главная напасть состояла в том, что потом поевшие его начинали болеть и, в конце концов, умирали. Немало народу в метро отправилось в мир иной, таким образом, и в итоге употребление в пищу мяса мутантов попало под окончательный запрет.

Зато повсеместно стали разводить свиней, на корм которым шли грибы. Сталкер по имени Рапс, сумевший добыть для подземки пару необлученных поросят разного пола с ближайшей к городу фермы и отстоявший их от желающих тут же сожрать, навсегда заслужил благодарную память потомков. Одно время ему даже собирались поставить памятник.

Ник смотрел на никогда не виданное им обилие рельсов, переплетение путей, мосты и эстакады. «Это сколько же поездов приходило каждый день к вокзалу Виктория, – думал он. – А ведь были еще и другие вокзалы».

Некоторые из этих поездов стояли сейчас на рельсах и мешали им проехать. Временами им приходилось разделять свою сцепку на части и переставлять ее на другой путь.

Многоэтажные дома они миновали довольно быстро, потянулись окраинные районы двухэтажной застройки, состоящие из таунхаусов и особняков. Кирпичные стены домов сменялись старыми кирпичными тоннелями, в которые нырял их мини-поезд, а за ними опять шли кирпичные стены и разбегающиеся в стороны почти деревенские улочки.

Ник сравнил эту картину с уже виденной в Илинге, и понял, что Лондон состоит из множества деревень, которые приросли к его центру. Но теперь все это в прошлом. выжившие люди ютятся в подземке, а их место на земле заняли приспособившиеся к новой обстановке твари.

Когда они проезжали мимо застывших пассажирских поездов, Ник старался не смотреть в их окна, чтобы не увидеть прильнувших к стеклам скелетов. От скелетов никуда нельзя было деться. Они валялись повсюду. Истлевшие сами по себе и обглоданные тварями, целые и рассыпавшиеся. Улицы выглядели так, словно кладбища стошнило и они вывернулись наизнанку, исторгнув из себя человеческие кости. «Так оно теперь и будет, – думал Ник. – У оставшихся в живых нет ни сил, ни возможностей похоронить мертвых. Хотя, мертвым это все равно, да и живым уже тоже. Они поменялись местами. Мертвые вышли наружу, живые ушли под землю».

Ник читал и старики рассказывали, что раньше живые боялись мертвых. Он не мог понять, чем был вызван их страх. Наверное, в той беспечной жизни им казалось, что мертвые опаснее живых, хотя в действительности все обстояло как раз наоборот. Или же живым очень хотелось чего-то испугаться, а было нечего?

Прежде, говорят, были чудаки, которые смотрели фильмы с фальшивыми страшилками и монстрами, чтобы почувствовать нервную дрожь. Сейчас они, наверное, были бы довольны – монстры вокруг не бутафорские, а самые настоящие. Пугайся, сколько влезет.

«Я не хочу пугаться, а все равно мне часто бывает страшно, – подумал Ник. – Главное, не подавать виду даже перед собой и бросаться навстречу опасности. Тогда можно его преодолеть, тогда еще ничего. Но если поддался и отступил – ты пропал».

Он смотрел на рельсы и шпалы. Оказалось, что это очень помогает размышлениям. «Так и живем – от одного страха до другого с небольшими перерывами, – думал он. – А у сталкеров перерывов вообще нет. И хоть говорят, что со временем страх притупляется, но он никогда не уходит совсем».

Раньше, рассказывал Санжит, основными страхами были потеря работы для большинства и разорение для предпринимателей, что одно и то же. Теперь страх только один – за свою жизнь. Прожить лишний день – уже удача, месяц – полоса везения, год – достижение. Так в чем же смысл? Ник не знал. Но был уверен, что не в выживании. По крайней мере, не только в нем.

Что оставалось от человека после смерти раньше? Дети, дом, дела, могила. Что остается сейчас? Дома нет ни у кого, метро – не дом, а только место пребывания. Могил теперь не устраивают – негде. Дела сузились до самых простых и примитивных. Остались дети, но их рождается все меньше. Цивилизация гибнет. Забываются науки и искусства, исчезают массивы знаний и умений.

Нику стало интересно, что было бы сейчас, если бы вдруг исчезли радиация вместе с тварями, а люди получили возможность выйти из метро? Смогли бы они восстановить прежнюю жизнь или бродили бы, как дикари, среди обломков цивилизации, не зная, как наладить все, что раньше исправно функционировало и казалось само собой разумеющимся – инженерные коммуникации, связь, транспорт, медицину, образование, строительство, многое другое?

Впрочем, нечего мечтать – радиация не исчезнет, и порожденные ею твари никуда не денутся. Цивилизация погибла окончательно. Монстры – они ведь появились не просто так. Природа заменила ими тех существ, которые не могут больше жить при радиации. И когда-нибудь из их среды возникнет новый человек, который подчинит себе все вокруг. Нынешние люди даже не будут ему родственниками. Так, предшественники, не более того. Он будет злобным и агрессивным, воинственным и беспощадным. Красота и мораль не будут иметь для него никакого значения. Он построит по своему подобию мрачные здания и внушающие ужас города. Вокруг будет враждебная природа и единственной его целью станет подчинить себе все вокруг.