– Который час?

Она ничуть не удивилась, узнав, что уже час дня. Матифф, как выяснилось, не спешил, наслаждаясь её дискомфортом. До такой степени не спешил, что ошибки быть не могло; она теперь знала, что принц не считает её ровней, и это её невероятно оскорбило.

Пока свита помогала ей надеть новое платье, Анджела активировала транснетовый интерфейс, и элка сообщила, что у нее три пропущенных звонка от отца. Это было на него не похоже – звонить во время вечеринки. Она велела элке связаться с ним, но интерфейс Реймонда был отключен.

– Сообщи, когда подключится, – сказала она элке.

И, решив, что позволить Матиффу испортить ей вечеринку означает снова ему проиграть, она окунулась в празднество.

В Садовом холле оркестр из семи музыкантов под названием «Пинку плохо»[65] усердно играл прог-эмо. Анджеле этот музыкальный стиль не нравился, а в нынешнем настроении он её тем более не тронул. Она вышла и на багги с шофером доехала до амфитеатра, где развернулся дневной турнир по боям без правил в клетке, победителю которого полагался приз в пять миллионов долларов. Очарованная беззаконием, Анджела смотрела широко распахнутыми глазами, как конечности намеренно ломались, лица превращались в кровавое месиво, а удары ниже пояса наносились сплошь и рядом. Она вообразила, что это принца колотят на ринге, и ей стало намного лучше.

Перед вечерними скачками была ещё одна смена наряда. Для подготовки к ней Анджеле сделали хороший массаж и увлажнили кожу, а гематолог создал очищающий токс, чтобы понизить уровень алкоголя. Когда она была чиста, свежа и готова, дерматолог покрыл каждый квадратный сантиметр её тела платиновыми чешуйками из распылителя, превратив Анджелу в серебристую статую, блестящую и отполированную. Проявив истинное мастерство, он затенил покрытие так, чтобы подчеркнуть декольте и линии мускулатуры. Потом кутюрье внесли розовато-лиловое бальное платье, которое большей частью представляло собой широкие полосы, дополняющие платиновый блеск и подчеркивающие женственность и силу её фигуры.

Когда свита завершила свои ритуалы, Хьюсден присоединился к ней и Шасте для вечернего пикника с жарким из свинины.

– Ого! – сказал он с жадной улыбкой, которую не смог спрятать. – О-го-го и снова ого. Можно тебя поцеловать? Не хочу смазать платину, ты для такого слишком потрясающе выглядишь.

– Можешь целовать. Она не смажется.

Анджела заставила себя хихикнуть. Она не могла решить, стоит ли рассказать друзьям о поведении Матиффа. В конце концов, что они сделают? А Хьюсден может расстроиться, он же такой милый. Так что она ничего не сказала, они сели в багги и поехали к пологому полю возле озера с фонтанами. В пещерах из вьющихся сладко пахнущих роз и лоз клематиса стояли сотни столов. Дорожки, змеившиеся между ними, озаряли мерцающие зелёные и синие факелы. В зоне готовки кольцом расположились пять очагов, и в каждом на вертеле над светящимися углями вращалось особое животное: бык, свинья, северный олень, буйвол…

– Это ведь не панда? – спросил Хьюсден, хмуро уставившись на последний очаг.

– С Матиффа станется, – признала Анджела. – Это как раз такой эпатаж, который он любит.

Они устроились за кованым столом под скопищем расписанных вручную японских зонтиков, которые подвесили на крыше из глицинии, и сообщили официантам, чего хотят. Анджеле не хватило самообладания заказать панду, но Хьюсден так и сделал.

– Я должен вывести его на чистую воду, – заявил он.

– Мужчины! – Анджела и Шаста зазвенели бокалами.

Со склона открывался великолепный вид на два больших алых воздушных шара, которые поднялись и разошлись на километр или два, и причальные канаты превратили их в пару лун-пленниц, парящих в пятистах метрах над землёй. Пять на удивление маленьких ракетопланов «Сессна»[66] с грохотом пронеслись между двумя башнями особняка, потом резко повернули и направились к первому шару. Анджела восторженно захлопала, когда темные, похожие на заострённые треугольники фигуры завертелись вокруг друг друга, оставляя позади неопрятные инверсионные следы, которые скручивались в теплом вечернем воздухе, точно безумные цепочки ДНК. Ракетопланы совершили вокруг шара акробатический пируэт, что повлекло за собой ещё один всплеск аплодисментов со стороны участников пикника.

Анджела ахнула, когда два самолета опасно сблизились, маневрируя в поисках лучшей траектории полета вокруг шара, и почти коснулись друг друга кончиками крыльев. Как обычно, нахлынуло возбуждение от ожидания столкновения в воздухе, ярко-оранжевого пламенного цветка, дымящихся обломков, которые разлетаются в разные стороны от взрыва. Жизнь, которой угрожает опасность исчезновения.

Где-то очень глубоко, почти в подсознании, она спросила себя, не становится ли бесчувственной по отношению к жизненному опыту. Она испытала так много удовольствий в бесконечной веренице вечеринок Нового Монако, что теперь её будоражили только все более экстремальные вещи. Она почти завидовала Шасте с её деловыми поездками и медленным восхождением к контролю над инженерной империей, раскинувшейся на десять миров. Её семейное наследие было осязаемым, в то время как империя Девойал представляла собой всего лишь цифры.

Посреди второго тура гонки ракетопланов – Анджела поставила четверть миллиона долларов на изумрудный самолет, которым управлял Дюк Дуглас, потому что ей понравилось имя, – Хьюсден легко кивнул Шасте.

– Я вдруг увидела того, с кем хочу поздороваться, – объявила она и ушла.

– Это было утонченно, – упрекнула его Анджела.

– Знаю, малыш, прости.

Элка Анджелы сообщила, что рыночная тревога по производству биойля поменяла статус на «первый оранжевый уровень»; Сент-Либра продолжала наращивать поставки через портал в Ньюкасле. Анджела не обратила внимания на предупреждение, её сердце вдруг забилось сильней, потому что она догадалась, что сейчас произойдет. И да, она была настоящей жительницей Нового Монако, и познала жизнь почти во всех её изумительных аспектах, и стала профессионалкой в том, что касается пресыщенности, но, похоже, остались кое-какие вещи, волнующие по самой своей природе…

Хьюсден кашлянул.

– Анджела, я думаю, между нами все идёт хорошо, и я бы хотел, чтобы так было всегда.

Она улыбнулась, увидев на его широком лице ожидание. Оно было искренним – Анджела достаточно хорошо его знала, чтобы это понять.

– Да, конечно, я хочу быть с тобой всегда.

Хьюсден наклонился и нежно её поцеловал.

– Спасибо.

Анджела вдруг поняла, что смотрит на коробочку, которую он ей протягивает. Она широко улыбнулась и открыла подарок. Там лежало кольцо с чистейшим камнем. Чистейшим и сверкающим. От неподдельного удивления и удовольствия Анджела прижала руки к щекам.

– Ох, Хьюсден, это же…

– Ага. Я добыл для тебя бриллиантовое обручальное кольцо. Зови меня Мистер Классика.

Хихикнув, она взяла кольцо и принялась восхищённо разглядывать. И – тадам! – оно безупречно подошло.

– Да как же, клянусь всеми транскосмическими мирами, они такое делают? Потрясающе. Я его люблю.

Маленькая коварная часть её разума изнывала от желания похвастать кольцом перед Шастой, которая помрет от зависти.

– В одной из наших семейных шахт на Моссельбаае нашли огромный алмаз. Я передал его одной компании в Амстердаме, которая разрабатывает новую технику шлифовки. Она как-то связана с точными нейтронными лучами. Ну и, короче говоря, они сделали из него кольцо. Первое в своем роде – и единственное, насколько я знаю.

– Спасибо. – Новый поцелуй, на этот раз более страстный. – Спасибо тебе большое.

Она угостила его креветкой в чесночном соусе, он предложил фужер шампанского с толикой малиновой водки «Джи-Кей». Они снова поцеловались.

– За предложение тоже спасибо, – сказала Анджела. – Ты весьма завидный улов, знаешь ли.