Вот так и Достоевский Ф. М. вводит новые сопряженности в, казалось бы, несопрягаемые психологические линии душевной энергетики. Психологическим парадоксом, как методом созидания нового, Достоевский Ф. М. создаёт более уплотнённую, с фигурным сопряжением посадку штрихов на психологический портрет личности.
Утверждение достоевсковедов о завершённости образа у Достоевского Ф. М. - проблематично. Если подходить к этой тематике с позиции методики процесса нового строя мышления, то художественно-заданное раскрытие образа отдано во власть диалектике ... психической парадоксальности. Если оценивать образ с позиции типизации, то создаётся ... беспрецедентность, вбирающая в себя и символ и тип. Но так как типизация задает очертанность общих новационных признаков героев, вытекающих из психологической парадоксальности не как символа, а как факта неординарности натур, то в этом контексте литературный критик Бодний А. А. вводит новый термин - парадоксальный тип.
Достоевсковеды могут возразить в плане сравнения математического парадокса с психологическим парадоксом: "Достоевский Ф. М. брал в сопряжение болезненное дисгармоническое состояние личности с экзистенциалистской гармонией внутреннего мира". Стоит напомнить достоевсковедам, что диалектика - это не только борьба противоположностей, не только борьба гармонии с дисгармонией, но и в математическом выражении - это ещё и избирательно-сопряжённое ... противостояние предельно малой закономерности с типичной закономерностью. Предельно малая закономерность - это так называемая межующаяся закономерность, ареал которой совпадает с границей между пограничными сверхнапряжёнными линиями условных обособленностей систем. Межующаяся закономерность есть своего рода "болезненная" точка или линия в целостности системы. Своевременное невыявление этой закономерности как показателя "дисгармонии" - чревато трагедией.
Вот и Достоевский Ф. М. психологической парадоксальностью вскрывал такую закономерность в личности. Отличительной особенностью математической закономерности от психологической является то, что первая проявляется в режиме пограничных линий обособленностей, а вторая - в режиме исторического сознания при оперативности силы воли личности. Пограничные линии проходят между внутренним миром и внешним, между образом мышления и образом действий.
Проследим динамику межующейся закономерности на героях Достоевского Ф. М. в следственном (о причинном - ниже) исполнении. Один из героев Достоевского бахвалится без тени ущемления достоинства, что "был нещадно бит, чем и хвастаешься" ... Когда бедный человек, парясь в бане, хлещет себя березовым веником, то он испытывает ... трансформацию терпимой жгучести в приятную полезность из-за отсутствия ... постороннего насилия. Когда такой бедный оказывается "нещадно бит" воздействием постороннего насилия, - он тоже испытывает ... парадоксальную приятность. В этом случае межующаяся закономерность между приятностью и необходимостью смещается в сторону предела терпимости. А вот природа той силы, которая смещает предел терпимости - это уже достояние причинности явления, её будем черпать из ... эволюции человека.
Глава 366.
Человек в начале эволюционного развития утверждал себя в Природе путём насилия над фауной и флорой, движимый инстинктом сохранения и выживания. К первобытному строю форма выражения инстинкта - насилие - преобретала роль фактора, формирующего образ жизни. Баррикадирование русла реки выше по течению, чем примыкающая территория нижнего соседа, было результатом проявления не жизненной необходимости для личного блага (как принято думать рациональным сознанием), а - первородного насилия как движителя жизненной силы к самоутверждению. Рациональности мышления прешествовала не экономическая расчётливость, а возможность проявить насилие!!! В меркантильном плане - в первобытном строе тяги к богатству ещё не было, приоритетом было - проявление первородного насилия. Тому свидетельствуют археологические раскопки, представленные палеонтологической летописью.
С рабовладельческого строя первородное насилие из бесцельного побуждения стало принимать форму целевого: целью жизни стало богатство; смыслом жизни - проявление беспредела целевого насилия. Эта формула жизни чётко обозначает, что богатство - вторичное, целевое насилие - первичное. Если было бы нет так, то жизнь не приобретала бы меркантильность по сценарию "Золотой антилопы", и человек бы, достигнув полного насыщения биологических потребностей, отрыгивал бы богатство. Достоевсковеды могут возразить: "Здесь налицо алогизм мышления, так как первичное должно быть богатство, а вторичное - насилие как средство достижения цели". Нет, господа достоевсковеды, по вашей формуле вырисовывается схема жизни: "богатство ради богатства". Вот это - алогизм, перекликающийся с заветной мечтой душевнобольного пациента психбольницы: "как бы мне так править всем миром, чтоб было бы незаметно для санитаров?"
Коль идёт отрыжка от богатства, а процесс накопления не приостанавливается, значит богатый живёт другим приоритетом, который незаслуженно отодвигается на второй план и именуется - целевое насилие как форма власти над подвластной личностью. В этом контексте богатство ассоциируется с показателем эффективности насилия, точнее, с потенциальной способностью властности. В этом и состоит главный признак духовной субстанционности человека.
Вектор эволюционного развития человечества константно держит направление через тысячелетия на сохранение приоритетности ... целевого насилия.
Революционны потрясения за тысячелетия дали нулевой эффект, усугублённый тем метафорическим определением, которым наградил Петр I "активность" народа.
Оборотная сторона главного признака духовной сосубстанционности человека отражает социальный психологизм подвластной личности. Герой Достоевского Ф. М. - бедный человек, - который "был нещадно бит, чем и хвастается", не мог не знать, что призыв Чернышевского Н. Г. "к топору" привёл бы только к смене одного носителя целевого насилия другим насильником. А "воз и ныне будет там" ... тысячелетиями. Поэтому единственное средство поддержать себя в экстремальности, будучи "нещадно битым", бедный герой видит в ... самогенерации эмоционально противоположных чувств, дабы нейтрализовать негативный прессинг. Это парадоксальное ощущение именуется ... социальным онанизмом. Другого выхода не видит ... Достоевский Ф. М. Не видит его и ... литературный критик Бодний А. А., обосновывая эту позицию современными наблюдениями.
Пропасть между богатством и бедностью, между богатыми и бедными тенденциозно усугубляется. И несмотря на это, метафорированный в петровском контексте народ не теряет ... последнюю каплю бодрости духа. Не в богатстве тогда, значит, счастье? Видимо, так, но в чём? Да в том, что первоначально у человечества была альтернатива, а теперь - дилемма. До средних веков включительно и по инерции "широкости" натуры - ещё до петровских времен (и только по исключительным обстоятельствам - до свердловско-прорабского путча) человечество избирало путь социального обустройства противодействием приемам и методам, но по результативности альтернативы ... Великого инквизитора. Теперь, когда пропасть между богатством и бедностью стала катастрофической, дилеммой - идиллией Иисуса Христа - создается противоположная тенденция, но не на уровне перераспределения материальных ценностей, а на уровне христового братания и единения богатых и бедных, дабы абстрагированным сознанием формировать телепатический фактор не столько сдерживания уширения пропасти, сколько внушения целесообразности переориентации с земного рая на небесный. После школы жизни Великого инквизитора для бедного человека существенным является не столько определительное значение прилагательного, сколько форменная притягательность существительного - рай.
