Керуз расстегнул калин и достал из него две палочки из ятового дерева, отполированного множеством прикосновений. Затем юноша смиренно склонил голову перед Мюзигом и во время полупоклона быстро проделал дыхательные упражнения, как учил его Сафет. После этого оставалось сконцентрироваться на палочках, почувствовать, что они являются продолжением его рук, создать внутри себя Пустоту и начать игру. Стремительными движениями Керуз замолотил по известковым сосулькам салиндрама. Он выбрал дебют "Вечерняя заря". Гулкие, быстро затухающие холодные звуки заполнили молитвенный зал. Ещё заканчивая первый мелодический оборот, юноша услышал, что оппонент подхватил мотив. Сами собой зазвучали невидимые струны, вторя музыкальной фразе Керуза долиной выше и долиной ниже. А когда человек выпрямился и опустил руки, Непостижимый начал варьировать предложенную тему. Звук стал глубже и прозрачнее, в храме зарокотал "Божественный свет", но не в старшем, как обычно, а в младшем ладу. Стандартный ответ на это продолжение дебюта явно не подходил и юноша начал импровизировать, взяв за основу колыбельную, которую в детстве часто напевала его мать. Удивительнейшим образом эта бесхитростная мелодия хорошо сочеталась с музыкой Мюзига, что подтвердил и сам Непостижимый, устроив перепев её звуками в разных долинах. Но тем самым он отдал Керузу инициативу, и человек должен был продолжать игру сам.
Юноша на мгновение задумался, потом перевёл импровизации своего оппонента в старший лад и продолжил их разудалой песней лесорубов. Салиндрам превратил эту мелодию во что-то фантастическое, хрустальное, звенящее, как будто в горной пещере шествовали ледяные тролли. Вышло так неожиданно и контрастно, что даже Мюзиг на мгновение перестал творить музыку. Но потом Непостижимый усилил звучание, сопроводив его аккомпанементом различных инструментов, скорее всего, неизвестных в Ватане. И песня лесорубов превратилась в восторженный рёв великанов, что-то празднующих шумной компанией. Как продолжить такую каденцию, наверное, не смог бы придумать и Сафет. Но Керуз нашёл хорошее продолжение: он постарался изобразить на салиндраме грохот водопада, а потом - крики птиц в небесах, одновременно сменив лад. Небожитель ответил ему "Горной грозой", которая сменилась "Рёвом урагана", потрясшим стены храма.
Усиливать звук дальше не имело смысла, и юноша рискнул: он выдержал паузу, дожидаясь, пока оппонент закончит грохотать, а потом начал тихую нежную мелодию песни, которую часто пела Зиба, и которая так нравилась ему. Палочки из ятового дерева мягко касались известковых сосулек, извлекая звуки, очень похожие на девичий голос. Керузу даже показалось, что Зиба стоит за спиной, и он оглянулся, но, конечно же, никого не увидел. Мюзиг помолчал, вероятно, вслушиваясь, а потом продолжил мелодичную тему. В обработке Непостижимого музыка сделалась прекрасной, как горный рассвет. И они продолжили свой поединок. Смертный был великолепен, его каденции сливались с мелодиями Мюзига, как воды ручья соединялись с рекой, а затем вместе они устремлялись к озеру. Когда юноше показалось, что он уже не в силах держать в руках палочки, Непостижимый наиграл "Благодатную весну". Керузу оставалось лишь довести этот мотив до яркого полнозвучного финала. После заключительного аккорда из ниши священного монолита вырвалось золотистое сияние и заполнило собою весь молитвенный зал. Запыхавшийся, падающий с ног от усталости юноша понял: божество осталось довольно, и теперь Ватан не пропадёт за Долгую зиму. Сам же Керуз мог надеяться на то, что его провозгласят мастером игры. После этого мельник не посмеет отказать, когда он попросит руки его дочери.
***
Привет, Элис! Привет сестрёнка!
Извини, что так долго не отвечал на твои письма. Ты - мой самый дорогой человечек на этом свете и мне жутко неприятно, что я заставил тебя волноваться. Прости своего глупенького несобранного братца! Я бы много отдал за то, чтобы встретиться с тобой прямо сейчас, крепко обнять, а потом сесть за рояль и начать импровизировать в четыре руки, как мы это делали с тобой в юности. Это были самые счастливые моменты в моей жизни!
Я всё так же живу в Японии. Местная публика считает меня лучшим кларнетистом мира, и с ангажементом здесь нет проблем. Мой агент уверяет, что составил расписание концертов на год вперёд. Поклонники засыпали меня разнообразными подарками. Некоторые из них весьма забавные.
С Синтией мы расстались. Я знаю, что она никогда тебе не нравилась, но в данном случае она не виновата. Она не смогла жить в Азии, она не чувствовала восточный мир своим. Это грустно, но с этим я ничего не смог поделать. Синтия вернулась в Калифорнию к родителям. Надеюсь, что она найдёт там своё счастье с хорошим добрым парнем.
А ещё со мною случилось что-то невероятное. Я и не предполагал, что такое может происходить с людьми в реальной жизни. Ну ладно там всякие истории придумывают, все, кому не лень, но вот чтобы на самом деле...
Однажды я зашёл в антикварный магазин в Киото. Ну, ты, наверное, знаешь, это старая столица Японии, там их император жил до того, как перебрался в Токио. Там много старых домиков, дворцов и храмов, всего того, что радует глаз человека. Говорят, что двадцать лет назад наши вояки хотели сбросить на Киото атомную бомбу, но министр обороны лично вычеркнул этот город из списка, поскольку когда-то провёл в нём незабываемый медовый месяц. И вот я как-то бродил возле набережной реки Камо и недалеко от театра кабуки заметил антикварный, такой небольшой магазин с целой кучей всякой всячины. Хозяин, сухонький старичок в чёрном кимоно, завидел меня издалека, поклонился и пригласил войти. Я начал рыться в горах старья, а ты знаешь, что для меня это так же приятно, как играть музыку. Берёшь в руки какую-нибудь штуковину и понимаешь, что к этой вещи прикасалось множество людей, которых уже давно нет на этом свете. А эта штуковина сохранилась и до сих пор радует глаз, и ты понимаешь, как недолог наш век, даже по сравнению с творениями человеческих рук. Впрочем, я снова отвлёкся. Ты уж извини, сестрица! Сама знаешь, какой из меня рассказчик.
Так вот, в этом магазинчике мне приглянулась шкатулка с секретом. Может, знаешь, это такие деревянные коробочки, в которых нужно передвинуть кусочки корпуса сверху или по бокам, чтобы открыть крышку. Эта шкатулка оказалась с потрясающей инкрустацией из вишни, кизила и ясеня. Узоры на крышке так мне понравились, что я протянул вещицу хозяину и спросил, сколько она стоит. Но тот вдруг заартачился, начал что-то быстро говорить на японском. А я не так хорошо освоил местный язык, чтобы понимать, когда так частят. Потом мы принялись торговаться, и хозяин магазина запросил с меня столько, что я чуть было не послал его, куда подальше. И ведь заметил, старый торгаш, что вещица мне приглянулась, и цену почти не сбивал. Я резко развернулся, чтобы уйти, и тут у меня раскрылся футляр с кларнетом. У японца в глазах появился интерес, и он попросил меня что-нибудь сыграть. Я не стал ломаться, взял в руки инструмент и исполнил пару песен Гарри Белафонте, подходящих для кларнета, потом немного поимпровизировал. В-общем, мы нашли общий язык, и хозяин лавочки отдал мне шкатулку раза в три дешевле, чем запрашивал сначала. Потом он показал мне, что нужно сделать, чтобы открыть крышку. После трёх повторений даже я это запомнил. Под конец старичок что-то говорил мне надтреснутым голосом, но он снова тараторил так быстро, что я ничего не понимал, а только кивал ему.
В тот день у меня были и другие дела, поэтому в квартиру, которую я тут снимаю, вернулся только под вечер. Прошёл в гостиную, поставил шкатулку на стол, что подарили поклонники. Я тебе выше уже писал, что после концертов мне порой преподносят престранные вещи. Вот и этот стол. Сверху - полированный гранит, чёрный, как ночное небо, да ещё со светлыми точками, похожими на звёзды. А вот ножки стола были сделаны в виде львиных лап. Не знаю, может кто-то и ценит подобный стиль, но мне этот стол сразу не понравился. Варварство какое-то! При случае я собирался от него избавиться, но всё как-то руки не доходили. На столешнице стоял ещё один презент в жутком стиле, очень странный ксилофон, задекорированный под камень со сталактитами. Этот инструмент выглядел дико, но звучал неплохо. Насчёт него я ещё раздумывал, оставить себе или выбросить на помойку.