— Знаете, Карлайл, на меня просто навалилось слишком много всего… — беззаботно начала я и клацнула зубами, когда стиснула челюсти. — А в пятницу Мэнголд по доброте душевной загнал меня в безлюдную раздевалку и напугал до полусмерти, но это ничего. — Завизжали тормоза, мое тело по инерции врезалось в ремень безопасности. — А во вторник он гнал меня по парковке прямо как львица загоняет худощавую антилопу для своих детей. Я спряталась в Порше, хотела вернуться домой и все вам рассказать, но своим драндулетом он перегородил мне выезд. Бросил вызов, сказал, что я не решусь разбить свою машину в обмен на свободу. Я решила иначе. Но все началось гораздо раньше, знаете ли. Еще в субботу — в кино — он…
Мои ладони дрожали, а перед глазами яркими вспышками одна за другой проносились все эти сцены. Я была готова вывалить на него все подробности, показать, как прекрасно мне живется под его покровительством, как здорово он сумел обеспечить мою безопасность, как превосходство во всем сделало из него слепца.
— Лиззи, я не могу поверить, что ты молчала все это время, а сегодня еще и… — Это был первый раз в жизни, когда я видела чтобы вампир, да еще и Карлайл Каллен, потерял дар речи. Его бледное лицо осунулось, а от рассеянного света под глазами залегли пугающе-темные круги. — Я прошу тебя рассказать обо всем с самого начала. — В салоне стал мерно перестукиваться сигнал о работающих аварийных огнях; мы остановились на широкой гравийной обочине и мимо с грохотом проносились лесовозы, легковушки и минивэны. Доктор Каллен повернулся ко мне всем корпусом, безмолвно ожидая ответа.
— А что тут рассказывать? Под недоумение и легкое недовольство моей пропавшей мамочки вы определили меня в школу, в которую я умоляла меня не отправлять. А уже там воплотился едва ли не самый худший сюжет: местная гордость, самый амбициозный ученик старшей школы Форкса нашел забавным меня третировать. — Я едва не рассмеялась от абсурдности и одновременной комичности ситуации: моё игрушечное тельце дали поиграть друзьям, а теперь удивляются, почему на мне драное платье, а шейка и вовсе свернута.
Карлайл стоически молчал. Уткнулся взглядом в простирающуюся дорогу впереди и переваривал мои слова. Не знал, что сказать? Думал, как же загладить вину? А может никакой вины он не ощущал и подавно?
Он переместился и потемневший, будто бы уставший взгляд встретился с моим. Ледяные ладони потянулись, чтобы обнять. Я отстранилась и воззрилась исключительно вперед, упираясь плечом в жесткую дверь. Немного поздно строить из себя заботливого родственника. Я больше не нуждаюсь в утешении, и уж тем более таким картинным способом.
— Я рассказала все это вовсе не для того, чтобы стать еще более жалкой в ваших глазах, Карлайл. Возможно тактика по примирению меня с человечеством, что вы избрали, и не сработала, но вы и не знали меня так хорошо, чтобы быть хоть в чем-то уверенным. — Я чувствовала себя до странного опустошенной. Как будто из графина выливают остатки забродившего компота, а потом, очистив замызганные стенки, наполняют свежим, искрящимся лимонадом. — Да, я не умею оперировать умными фразочками из словаря абитуриента, но успела повидать многое в жизни. Сначала я потеряла семью, а потом стала частью новой, которая, к тому же, оказалась вампирами. Для вас вряд ли станет новостью, что я не хотела уезжать из дома и уж тем более принимать новых людей, а школа… Дерьмово вышло, не стану скрывать. Но сегодня мы с Алексом обсудили все наши разногласия, и я даю ему шанс загладить свою вину. А от вас я прошу лишь не вмешиваться.
Доктор свел светлые брови как от резкой боли в животе и положил одну ладонь на руль — алебастровые пальцы сомкнулись на гладкой коже, как будто ему не хватало поддержки. Несмотря на довольно резкие фразы и напряженную обстановку, Карлайл тактично меня не прерывал. Очень надеюсь, что ему потребуется время на то, чтобы найти достойный ответ.
— Довольно с меня гиперопеки и назидательности, довольно считать меня уязвимой и израненной. До тех пор, пока я остаюсь слабой в ваших глазах, я не вижу смысла меняться. Потому что вы старше и мудрее, — я изобразила кавычки в воздухе, — а еще в далеком детстве мне в самую подкорку вдолбили чувство пресмыкательства перед родителями, перед учителями в школе, а потом и перед вампирами… — Я разочарованно покачала головой и глубоко вдохнула. — Но вы забыли одну очень важную вещь: все вы однажды оставляете меня одну. Не важно, смертны вы или нет. — Доктор воззрился на меня с таким изумлением и одновременным беспокойством, словно готов был заставить замолчать и убедить в обратном. Но не стал. — Так дайте же мне научиться быть самостоятельной и сильной. Прекратите мною помыкать и считать маленьким ребенком. Да, легкого пути мне не видать, но мне нужно научиться справляться с трудностями. Скорее всего, я начну падать и ошибаться за первым же поворотом, и это пугает меня по-настоящему. Уверенность мне придает лишь тот факт, что у меня есть крыша над головой и пока что мне есть, куда вернуться. — Мой голос стих, и я хмуро уставилась на дорогу впереди. — А теперь, поехали домой, доктор Каллен. У меня разболелась голова, и я хочу принять теплую ванну.
Я поправила ремень безопасности и села поудобнее, чувствуя себя странно от полной неподвижности Карлайла. Он выглядел мрачным и не говорил ни слова; Мерседес ощутимо покачивался, когда мимо нас проносились автомобили.
— Я не желал тебе зла, Лиззи, и никогда не хотел, чтобы ты в какой-либо мере пострадала. — Голос доктора звучал тихо и огорченно. — Мне жаль, что я не смог обеспечить твою защиту, что вовремя не услышал клич о помощи и не уделил достаточно внимания твоим особенностям. Я горжусь, что несмотря на произошедшее, ты нашла в себе силы бороться. Я обещаю, что помогу тебе разобраться в чем угодно, если ты попросишь помощи. — Он на секунду замолчал, как будто ждал моего ответа. Ждал, что я брошусь к нему в объятия и пообещаю, что теперь мы сможем жить в мире, что теперь я ничего не буду от него скрывать, и мы сможем стать семьей… Но моя семья мертва. И я, кажется, начинаю к этому привыкать. — Таня бы тоже тобой гордилась, Лиззи, — глухо произнес доктор и завел двигатель. Мне показалось, что с лица сошла вся кровь. Тоже бы гордилась. Если бы от страха не спряталась так глубоко в снежных дюнах Денали, что никакая любовь не заставит её выбраться наружу…
Я признаю, что не облегчила вампиру задачи. Не попыталась рассказать все, как есть в первый же день, не сбавляла уровень эгоизма, настырности и едва ли не плевалась от бесконтрольной ярости. А он не стал угождать и подстраиваться, потакать моим маленьким порокам, которые выросли до размеров жирных бульдогов. Он не стал мириться с моим поведением и заставил жить по правилам его дома, где все важные вопросы решались главой семьи — безупречным доктором Калленом. Резко и уверенно меня опустили с небес на землю. И желание вернуть все на круги своя, достучаться до казалось бы бесчувственной матери привело меня в Олимпию, втиснуло мне в ладони Джек Дэниэлс, нажало на газ на той парковке.
Нам обоим еще было, что сказать. Только вот мой порыв истончился и практически иссяк — я чувствовала усталость. Если доктор и успел все обдумать и пересмотреть, то я пока еще не готова к новому раунду. Если мне действительно удалось донести до Карлайла частичку истины, то он хотя бы на некоторое время оставит меня в покое, даст шанс разобраться во всем самой. Может и Таня к тому времени выберется из черепашьего панциря и вспомнит обо мне. Ведь что бы она не говорила, что бы не думала, я не могу перестать скучать. И день ото дня я чувствую себя еще более одинокой.
— Лиззи, — голос доктора прозвучал аккурат за моей спиной, когда я сгребла-таки шуршащие пакеты в охапку. От них все еще пахло цветочными маслами и неповторимыми ароматами самых дорогих бутиков. — Может, я налью тебе чай, и мы поговорим у меня в кабинете?
Карлайл замер у входной двери; невозмутимый, но, несомненно, встревоженный. Готовый принять меня любой. Готовый считаться со мной. Или желающий сломить мою волю и подчинить без остатка. Вот бы узнать об этом на каком-нибудь ментальном уровне, прежде чем снова подпускать его к себе.
