Я застряла в какой-то бездумной, апатичной дреме на грани сознания. Появление бессмертного гостя заставило меня сесть на постели так резко, что закружилась голова и сделать злое лицо уже не оставалось сил. Глупо было полагать, что меня так просто оставят в покое.
Скрипнули диванные пружины. От посетителя приятно пахло пряностями, высушенными еловыми иголками для чая, домашним уютом. Сомнений не возникало — это Эсме.
— Лиззи, милая, прости за вторжение. Но я за тебя беспокоюсь. — Ладонь ледяной женщины легла мне на плечо. От неожиданности я неуютно поежилась, будто в попытке сделаться меньше. — Почему ты не спускаешься завтракать? — Она осторожно коснулась спутанных прядей у меня на затылке, горестно вздыхая от моего молчания.
— Нет аппетита, — нехотя прошелестела я, не узнавая собственный голос.
Эсме переместилась ближе ко мне и ловкими пальцами попыталась распутать злосчастный колтун. Я постаралась не обращать внимания на боль.
— Давай я помогу тебе причесаться? — она спросила это с трогательной заботой, как будто я была её собственным ребёнком и заболела по своей же глупости. Она искренне тревожилась за меня. Тяжело, наверное, ей приходилось во время охоты.
Воспоминания будто пытались меня выпотрошить. Словно наяву, Маргарет вернулась ко мне; лишь лицо ее немного выцвело, как старая фотография. Осторожно и уверенно она распутывает мои вьющиеся волосы, которые я снова забыла заплести в неумелую косичку перед сном. Она всегда тихо напевала что-то из своего концертного репертуара, и нежные пальцы мягко укладывали распутанные вихры в прическу. Это был удар ниже пояса. В глазах скопились слезы. Эсме не имеет права расчесывать меня так, как это делала моя мама.
— Я… справлюсь, — глухо отозвалась, стараясь не смотреть в лицо матери семьи Каллен. — Спущусь через пару минут.
Эсме еще несколько секунд просидела подле меня. Её физически ощутимое ожидание мягко колотилось о мое равнодушное лицо, словно кошачья лапка. Я стоически упирала взгляд в пол. Она будто ожидала, когда я дам слабину и брошусь к ней на шею, исходя на рыдания. Еще минута, и я бы поступила именно так; кабы не знала, что её почти наверняка подослал Карлайл.
Пришлось подбирать одежду с умом, придирчиво проверяя в зеркале, не синеет ли нигде метка от перевертыша-Мэнголда. Я выглядела предательски потрепанной и надеялась лишь на то, что, отлежавшись сегодня и завтра, предстану в школе в более презентабельном виде. Или не предстану. Школьный аттестат можно и купить, а Эмметт наверняка знает где…
Доктор Каллен неподвижно и сосредоточенно восседал в своем любимом кресле у камина, в одной руке удерживая тяжелую книгу, второй задумчиво подпирая подбородок; рукава белоснежной рубашки, испещренные резными узорами, были подогнуты на три четверти, а две верхние пуговицы у воротника расслабленно расстегнуты. Он получил от меня скомканное приветствие, прежде чем я стремительно пересекла зал и устроилась за барной стойкой спиной к нему.
Эсме пропихнула в меня лёгкий завтрак; аппетита как не бывало, но это позволило на двадцать минут отвлечься от беседы с ее вездесущим мужем. В прозрачном электрическом чайнике нервно подпрыгивали пузырьки воздуха, пар поднимался и таял у самого потолка. В комнате стояла неестественная тишина, нарушаемая лишь стуком вилки о фарфоровую тарелку и тихим треском дров в камине. Как будто я трапезничала в компании призраков, запертая в одиноком доме посреди густого леса. И как я сплю здесь ночами?
Комнату оглушил пронзительный звон упавшей вилки, и я взвилась со стула, стремглав пересекая гостиную; но путь мне преградила властно вытянутая ладонь Карлайла.
— Я хотел серьезно с тобой поговорить, Лиззи. — Он так и остался сидеть в кресле, а я неуверенно замерла у длинного обеденного стола, не решаясь покинуть его общество настолько грубым способом.
— Я в порядке. Не о чем тут говорить.
— Подобная доза Ксанакса могла тебя убить. — Угу. А ещё в любой момент меня могут убить шесть вампиров, если я случайно порежусь о тупой нож для масла. И вообще, зачем он дал мне весь пузырёк вместо того, чтобы впаривать безопасную дозу ежедневно?
— Мне нужно знать, что с тобой случилось. — Знакомые властные нотки.
Вот только больше на меня они не подействуют. Раздражение расползлось по спине, как удар хлыстом, которым наградили нерадивого скакуна. Ты, Карлайл Каллен, загнал меня в лапы безумца, из-за тебя мое тело покрывают синяки. Ты думал, что даёшь мне, человеческой дворняжке, поиграть с другими щенками, а сам пустил в аквариум с акулами.
Доктор смиренно вздохнул и отложил книгу на столик.
— Ты плохо себя чувствовала ночью. А ведь должна бы уже идти на поправку, — голос вампира звучал приторно-доверительно, словно он пытался пустить в ход свои вампирские чары. — Хорошо бы провести полное обследование в клинике. Черепная травма может оказаться гораздо серьезнее, чем я ранее предполагал.
Я ощетинилась — ещё немного, и я бы зашипела на доктора из-за спинки кресла. Ну уж нет. Никакой больницы. Меня окутал мандраж от перспективы оказаться в клинике. Я как наяву представила шуршащую больничную робу, в которую меня силком одевает медсестра, острую иглу, которая с легкостью и треском вспарывает тонкую кожу на сгибе локтя. Унизительную поездку на скрипучем кресле по бесконечным холлам и коридорам. Оглушительный рев аппарата МРТ над головой и бледно-голубой слепок мозгов, который с упоением станет разглядывать любознательный вампир.
Я безмолвно замотала головой, стараясь, чтобы перед глазами перестали рябить яркие образы возможных унижений. Я была польщена его желанием заботиться обо мне и дальше; но не нужно. С меня достаточно.
Дилемма буквально разрывала меня надвое. Я ужасно злилась на доктора из-за его вмешательства в устаканившийся порядок моей жизни, когда он выбросил меня в реальный мир. Он окунул меня в ледяную прорубь с головы до ног, а потом заботливо обтирал полотенцем трясущееся от неожиданного, обжигающего холода тело, ещё не зная, закалит ли процедура меня или убьёт. Но одновременно с этим именно его действия разбудили во мне желание добиться перемен. Его опротивевшая, душная забота, его уверенность в том, что я ни на что способна без бессмертного вмешательства.
Я горестно вздохнула и собиралась было попросить его оставить меня, больную и слабую, в покое хоть ненадолго; но доктор явно заждался ответа.
— Что произошло между тобой и Алексом Мэнголдом? — слова Карлайла повисли в воздухе, как удушающий дым. Ярость прорвалась через дымку ненавистного вопроса и ударила мне в лицо, словно фары дальнего света.
Плотина прорвалась сама собой. Я отбросила с лица привычную защитную завесу волос и впервые за несколько недель уставилась в червонное золото равнодушных глаз. Пусть посмотрит на мои синяки и полопавшиеся сосуды. Где, где теперь твоя милая конфеточка, выплюнутая обратно в обертку? Почему Таня просто не отправила меня на край света, вручив какому-нибудь недалекому бойфренду? Жили бы спокойно, не обращая друг на друга внимания; а те, кто меня разыскивает, не подумают, что Марвел настолько глупа, чтобы прятать меня у людей. Но нет же! Необходимо сбыть меня туда, где мне перемоют каждую кость, проденут каждый нейрон через игольное ушко! Как я устала быть экспонатом в музее!.. А он так и смотрит на меня и смотрит, ведь ему так любопытно, что произойдет с человеком после того, как его сбросят с высоты, промоют мозги, попытаются изнасиловать…
В камине настолько сильно полыхнул огонь, грызущий чернеющие остатки полена, что железная ручка накалилась до красноты. Доктор встревоженно перевел взгляд на мгновенно почерневшее от копоти стекло и поджал губы.
— А не пошло бы все оно на!.. — прошипела я. На мраморном горле дернулся кадык. — Знаете что, Карлайл?..
— Привет, Лиззи! — Я дернулась; мой спектакль прервали. Великолепный обзор на чрезвычайно заинтересованного началом моей реплики доктора вдруг исчез. Передо мной вертелась Элис, как всегда суетливая и жизнерадостная. — Я тут тебя в салон красоты записала. И пусть Розали ещё раз попробует сказать, что ты выглядишь, как швабра.
