Прошло, наверное, пять долгих и болезненных минут, после которых мое мнимое уединение потревожил шум. Я поспешно спрятала открытку обратно в скетчбук и повернулась на источник беспокойства, коим оказалась девушка, темные волосы которой украшал белый атласный ободок с бантом. На ее губах играла легкая, кривоватая улыбка. Пялиться было заведомо плохой идеей, так что я отвернулась к окну, предпочитая рассматривать кружащие по двору сухие листья и нависшие свинцовые тучи, из которых вот-вот мог начать молотить дождь; а может и снег вперемешку с градом.

— Ну, здравствуй, соседушка! Обычно я сижу одна. Но против компании не возражаю, — девушка плюхнулась на стул рядом и водрузила кипу учебников на столешницу с таким грохотом, что проходившие мимо восьмиклассники вздрогнули — вероятно, решили, что пришел Судный День. А инструкции по поведению они, балбесы, проспали на уроке религиозной истории.

Пустых парт в классе не оказалось, так что благосклонно избавить нас обеих от участи соседства мне не удалось.

— Здорово, — коротко бросила я и снова устремила свой взгляд на серую улицу.

Учитель завел монотонный и нудный монолог о мистере Дарси, чем вызывал у некоторых свистящий храп, у других, вроде меня, неприкрытое безразличие к происходящему, а у третьих смутные и непристойные мечты о Колине Ферте. Девушка рядом со мной увлеченно шаркала ручкой по листам блокнота. Меня все не покидали смутные сомнения, что это имело мало отношения к конспектированию лекции.

Я водила кончиками пальцев по шелковистой поверхности бумаги, неотрывно следя за тонкой, неспешно ползущей секундной стрелкой на часах, что висели над классной доской. Монолог учителя медленно и верно вводил в транс, заставляя вслушиваться в мой собственный внутренний голос и подчиняться надвигающимся раздумьям.

Среди Калленов я чувствовала себя лишней. Слишком ощутимая грань проходила между их вампирской сущностью и попытками изображать из себя людей. Если Кармен могла замереть со смычком в руках на несколько часов и не чесать за ухом каждые пять минут, чтобы казаться живой, то Эсме опытно играла нежную и заботливую мать, у которой на стерильной кухне был свой порядок, для каждой неиспользованной специи была специальная баночка, а столовое серебро, которое ни в жизнь не касалось еды, неизменно блестело. В то время как Елеазару или Гаррету было совершенно необязательно ходить рядом со мной на человеческой скорости, Карлайл с Джаспером еще ни разу не испарились на моих глазах. Возникало ощущение, что и среди людей они себя чувствуют гораздо лучше, чем я; гадостное, признаюсь, чувство.

На несколько минут я мысленно вернулась далеко в прошлое. В первые и самые тяжелые месяцы в Денали. И то, что предстает в воспоминаниях, кардинально разнится с бытом вашингтонских вампиров. Помню, как первые несколько недель пила воду и содовую из какого-то хрустального бокала, явно предназначенного для крепких напитков, а все потому, что в доме не было ни одной банальной кружки. Как и постельного белья, кухонной утвари, да даже туалетной бумаги! Вместо холодильника был роскошный, резной и совершенно пустой шифоньер, в отличие от двустворчатого агрегата, коим заправляла Эсме.

Каллены и Денали имели одинаковые взгляды на вопрос диеты. Однако, по показателям очеловечивания Олимпийцы уверенно лидировали. Если бы они были такими же, как Денали в самом начале, то и доктору, и его семье по большому счету было бы все равно, рисует ли сосуд с запретной кровью дома или же бродит по школьным коридорам. Несомненно, самый приближенный к людям член семьи Каллен и был виновником моего нынешнего положения, и сделал он это по осознанному выбору.

Мне вот просто интересно, что успела рассказать им обо мне Таня? Интроверт, мизантроп, начинающий художник и крушитель неугодной мебели? Но ведь я не мизантроп. Даже социопатом себя никогда не считала, в отличие от тысяч нестабильных, обсмотревшихся сериалов подростков. Да, большого желания находиться среди школьников я не испытывала, но все же, наверное, это больше связано с тем, что я жуткий консерватор. Перемены меня пугают. И я точно знаю почему. В последний раз, когда меня ждали новые открытия, люди и места, я потеряла все одним махом. Навсегда. И теперь я сделаю все, чтобы не лишиться всего вновь. Даже если ради этого придется расколошматить пару диванов и расцарапать пару лиц.

Протяжный и дребезжащий звонок оповестил об окончании урока и вырвал меня из плена воспоминаний; гремели стулья, коридоры наполнились оживленным гулом голосов, а моя соседка облокотилась о парту и впилась в меня взглядом хорошенького инквизитора. Что ж, сидеть с ней рядом оказалось не настолько ужасно — главное, что не лезет в душу.

— Меня, кстати, Софи зовут, — ее покрытые нежно-розовым блеском губы снова растянулись в кривой, но по-своему очаровательной ухмылке, и я почувствовала легкое замешательство. Я не до такой степени ужасна, чтобы сейчас развернуться и уйти. Софи не похожа на стерву. Зачем же мне изображать из себя таковую?

— Лиззи, — коротко произнесла я, скидывая вещи в рюкзак и с наигранным интересом выслушивая ее предложение показать школу.

Как можно более мягко я отказалась от предложенной экскурсии и отправилась в путь по школьным коридорам, находя утешение в тонких проводках наушников — единственном доступном мне способе оправдать свое молчание. Софи помахала мне на прощание рукой.

По мере моих блужданий я все чаще ловила себя на мысли, что чувствую себя здесь поистине отвратительно. Вокруг сновали толпы неприглядных подростков крошечного городка, чьи волосы в шестидесяти процентах случаев лоснились от жира, а застиранные рубашки и футболки взмокли от пота. Я мечтала спрятаться за темными стеклами очков, чтобы никто не видел того презрительного взгляда, что опускался на каждого, кто посмел явиться в общественное место даже с намеком на простуду или же чувствовал себя достаточно самоуверенным, чтобы приблизиться ко мне с тошнотворным запахом изо рта.

Искрометного интереса учитель ко мне не проявил (славься, Господи!), лишь прошелся коротким, задумчивым взглядом из-за дольчатых очков, выдал учебник и махнул в сторону одной из задних парт, за которой раскинулась бесформенная туша спящего парня. Блеск.

Желания тревожить этого оболтуса у меня не было, так что со всей осторожностью, которой успела научиться в вампирском доме, я отодвинула стул к самому краю парты и стала бездумно изучать атлас, висящий на стене.

Учителю достаточно было объявить тему, а одноклассникам затихнуть, чтобы с протяжным зевком белокурое нечто принялось продирать глаза. Краем глаза я отметила растерянность на лице парня, связанную, вероятно, с моим неслышным появлением на его территории.

— О! Да я же тебя в кафешке на Спартанском авеню вчера видел! — Не в силах побороть интерес, я чуть повернулась в сторону болтливого соседа, оценивая слегка помятое лицо блондина с искрящимися глазами удивительно небесно-голубого цвета. Да это же прекраснозадый велосипедист!

Заводить себе короткие двухнедельные знакомства — даже с такими красавчиками — я не видела никакой нужды, так что признаваться, что я его помню, не собиралась. Он вздернул бровь в ответ на мое молчание, и я отвернулась к карте, принимаясь с невиданным рвением изучать основные места сражений в Гражданской Войне.

— Я Алекс. Добро пожаловать в Форкс, надеюсь, тебе у нас понравится, — не унимался парень, совершенно не отдавая себе отчета в том, что шел урок, а я старательно посылала ему спиной сигналы безразличия.

— Круто, — все же пробормотала я и стала показательно распутывать тонкие проводки наушников, скрывая их за волосами и включая новый альбом M83.

Парень хмыкнул и прищурился, раскрывая свою тетрадь, структура в содержимом которой отсутствовала полностью. Были и исписанные текстом страницы, и разномастные наброски ручкой, и полностью пустые листы, после которых цикл повторялся снова. Парень, по-видимому, сдаваться не собирался и готовился приступить к невербальному общению.