Там еще имелось про отсутствие мозгов у моих противников, трусость невоевавших и прочее. Часть излишне острых выражений пришлось выбросить. Про питание головными уборами тоже не стал. Ну его. Вдруг пролечу, так мне лопать шляпу на глазах у хохочущей публики? Слово надо держать, и в таком виде мне этого не хочется. Лучше немного предусмотрительности без резкостей.

Не дословно, но нечто похожее я все же произнес перед началом голосования, нагло попирая правила и обычаи. В наше время, в отличие от будущего, прямая агитация запрещена. Этим занимались доверенные лица. Зато попробуй проголосовать против владельца земли, если арендуешь у него участок и обязан прямо высказаться. Немногие решаются идти поперек ласкового совета плантатора.

Правда, есть еще горожане и ремесленники, не столь жестко привязанные к богатым. Ценз собственности, дающий право голоса, — шестьдесят фунтов. Реально требовалась земля во владении или некое имущество: дом, мастерская, корабль. То есть любой человек в округе с неким имуществом мог рассчитывать на угощение взамен правильно поданного голоса.

Я выставил несколько бочонков с ромом, пивом, вином и сидром из прошлогодних запасов с плантации Харрингтонов (там имелся немалого размера погреб с алкогольными напитками), и народ набежал пить и расхваливать. На долю каждого не меньше трех литров вышло, так что не зря все крепко поддавшие. Насколько мне известно, принципиальных трезвенников в колониях не бывает даже среди протестантов. По праздникам все не прочь употребить. Выборы всегда превращались в грандиозную попойку, и даже бал в высшем свете обязательно заканчивался павшими на почве борьбы с зеленым змием.

Большинству в высшей степени чхать, кто именно из регулярно сменяющих друг друга семей Харрингтонов или Дэвисов будет заседать в столице колонии. Про меня хоть все слышали, хотя далеко не все обожали после конфискаций. Но здесь мои фуражиры особо не наследили по случайности и ненавистников не наблюдалось. Так что я имел неплохие шансы прямиком из джентри в пэры^[55] протыриться. По уровню уже вполне соответствовало. Иногда самому смешно, но начал — иди до конца.

Саймон Дэвис не особо счастлив подобным раскладом, но сидел с правильным лицом и вежливо беседовал. Не положено выказывать огорчения перед всеми. Не поймут. А я в принципе уже победил. Четыреста шестьдесят девять голосов за меня, триста семьдесят три — за него. Листок с именами обязательно требуется сохранить. Сказавшим правильное имя, при случае или по просьбе, не мешает оказать помощь.

Осталось где-то с полсотни выборщиков, и разрыв уже никуда не девался. Это понимали все присутствующие, но процедура должна быть доведена до конца честно. Приходилось сидеть вместо празднования победы и вежливо обсуждать перспективы урожая. На самом деле все устали, и разговоры почти увяли. Даже истории про кровожадных индейцев были уже не столь интересны присутствующим. Можно было мысленно обдумывать следующий шаг.

Дверь распахнулась с силой, треснув о косяк. Ничего удивительного, если ее отворяют пинком ноги. Ричард вошел строевым шагом и рухнул на стул, непринужденно почесав волосатую грудь, виднеющуюся из-под расстегнутой рубашки. Было похоже, он сегодня крепко выпил по поводу избрания. Ничего удивительного, когда столько желающих чокнуться. Даже пропуская очередную кружку, недолго и свалиться без чувств.

Кстати, мысленно сделал Глэн себе зарубку, надо подумать над фасоном более удобных рубах и нижнего белья. Захотят ли покупать — неизвестно, но он вполне мог позволить себе ходить в привычном, хотя бы под камзолом с кружевами. Плохо, что рисовать толком не умел, но здесь особой красоты не требовалось. Достаточно общего силуэта, а дальше Жанет справится. Шила она на удивление неплохо, а если дать в помощницы эту девчонку-рабыню, как там зовут, вечно забывал…

— Че делашь? — спросил Дик.

Судя по произношению, он был пьян гораздо сильнее, чем первоначально могло показаться. От таковского простонародного выговора, употребляемого на ферме Сорелей, он давно отказался сознательно. А здесь прорвало.

— Газеты читаю, — показывая на листки, сообщил Глэн.

— И че?

— Ничего хорошего. Лондонский парламент потребовал введение новых налогов согласовывать с ним.

— Как же, слышал. — Дик собрался, и речь опять стала правильной. — «Никакие подати или сборы» не будут отныне «налагаемы или взимаемы в этом королевстве монархом или его наследниками без доброй воли и согласия архиепископов, епископов, графов, баронов, рыцарей, горожан и других свободных людей из общин этого королевства».

Подумал и добавил:

— Генеральные штаты в Париже тоже разродились: «Никто не должен быть принуждаем против своей воли давать взаймы деньги королю» и «Никто не может быть принуждаем платить какой-либо налог, подать, сбор или другую подобную повинность, не установленную общим согласием в парламенте».

— Не знаю, как во Франции, а в Англии, — Глэн показал на газеты, — вице-король Мельбурн собирает войска. Он попытается силой навязать свою волю парламенту. Кажется, без революции и у вас не обойдется. Кому-то определенно снесут голову.

— Так это же прекрасно, — заявил Дик.

— Не понял, — растерялся Глэн.

— Сильная метрополия никогда не позволит развиваться колониям. А мы заинтересованы именно в этом. Даже если парламент разгонят и кой-кого отправят на плаху, надо еще собрать эти самые новые налоги. Начнут в гораздо большем масштабе хватать недовольных и высылать сюда, попутно создавая нелояльное население. Грех не использовать.

— Как?

— Тебе придется поехать в Лондон, — сказал Дик как о самом обыденном, явно озвучивая результат размышлений. — Нужны специалисты-литейщики, да вообще по металлургии, и профессионалы с мануфактур.

— Что?! Да никогда! Ненавижу море!

— Увы, Бэзил, — так называл он его достаточно редко и только с глазу на глаз, — кроме тебя, мне довериться некому.

— И что я за это получу? — уже совсем с другой интонацией потребовал Глэн после мучительного просчета вариантов.

— Два процента с любой сделки и три тысячи ливров в год содержания на срок пребывания за границей.

— Откуда я знаю, какие там расценки? Может, придется жить в канаве, а на купцов полезно производить впечатление своим роскошным видом. С шелупонью и говорить не станут!

— Тысяча ливров и оплата расходов при условии, что наглеть не станешь и заказывать лучшие сорта вин, а камзол из самого Парижа.

— Пять процентов со сделки.

— Два с половиной, и на этом торговлю заканчиваем!

— А как насчет доли в запущенном производстве?

— Обсудим, когда оно начнется. И убытки тоже.

— Ну вот сразу!

Дик молча погрозил пальцем.

— Ладно. Ты слово дал. Верю. Чего конкретно нужно?

— Во-первых, ты должен найти профессионалов по части плавки, ковки и так далее. Во-вторых, внимательно смотреть по сторонам, изучая, чего можно полезного купить, кого сманить.

— То есть четкого списка профессий и размера обещаний нет?

— Бэзил, — сказал он укоризненно, — ты же не дурак, сам все понимаешь. Потому и тебе предложение делаю, а не Бернару, к примеру. У него нет фантазии, и перспективы не видит. Приказ выполнит, а вот искать чего — и сам не очень понимаю — не сможет. Не так воспитан. А ты у нас денежку не упустишь. Вот и шурупь мозгами! На месте проще смотреть, кто подходит и сколько предложить. Простые работяги тоже необходимы, вместе с семьями, но эти обязаны отработать на общих основаниях. Пять лет нормально. За скот или инструменты дополнительно. А вот с мастерами можно и по-доброму. Контракт, но не кабальный. Главное — польза бы реальная вышла.

Он молча кивнул. Резоны понятны, хотя необходимость неделями болтаться в брюхе корабля мало привлекала. Но последующий увесистый куш притягивал всерьез.

— В-третьих, — продолжил Дик, — не одному мне понадобятся более дешевые товары. Закупить и привезти согласно представленному списку. Так, чтобы вторично попросили!