– Да, – эхом откликнулся он.

– Никогда не поверю, что вы просто ошиблись, – в голосе прозвучала некоторая насмешка.

– Ошибся, – обреченно выдавил Доминик. – Просто ошибся.

– Пусть так… Тогда вам, наверно, будет любопытно, что чувствовала она, умирая от гипотермии… Знаете, как человек замерзает? Я вам расскажу.

– Не надо…

– Сначала человек начинает дрожать. Потом его руки и ноги постепенно теряют чувствительность. Потом он понимает, что не может двигаться. Потом он засыпает. И, если его не отогреть, уже не просыпается никогда. А если отогреть, то, вполне вероятно, придется отнять ему конечности, так как…

Неожиданно у него подкосились ноги, и он рухнул наземь: – Простите! – взмолился он в отчаянии. – Я не знаю, как это произошло, я был вне себя, когда представлял себе тех несчастных детей…. Простите…

– Мы понимаем, что вы чувствовали, – голос, казалось, чуть смягчился. Мужчине померещилось, что зеркала немного сдвинулись – и он, а вернее, его отражение, стало чуть менее жалким, чуть менее сутулым.

– И мы ценим таких преданных людей, как вы.

– Спасибо, – воскликнул он. – Спасибо!

– Тем не менее, – продолжил голос, – вам придется искупить свою вину. Исправить то, что вы сделали.

– Разумеется! Я готов!

– Вы слишком часто повторяете, что готовы… Насколько вы готовы на самом деле?

– Испытайте меня! Дайте мне шанс!

В зеркалах вновь почудилось некое движение: – Вы получите такой шанс. Но не надейтесь, что это будет легкий шанс. И если только мы узнаем, что вы проявили нежелание делать то, что должны….

– Нет, нет… Я все сделаю… Приказывайте…

– Молите бога, чтобы мы больше никогда не усомнились в вас…

Июнь 2013 года. Лондонский королевский госпиталь

– Поздравляю вас, доктор, – Грейс восторженно улыбалась, когда заросший и невыспавшийся начальник ввалился в кабинет. Всю ночь он провел в родильном отделении клиники, оттуда же позвонил ей с просьбой отменить утренние лекции и вот, счастливый, гордый, Булгаков принимал поздравления – Катрин родила сына. Роды продолжались десять часов и силы ее были уже почти на исходе, когда наконец малыш изволил появиться на свет. Булгакову не верилось, что кошмар позади, но он помнил каждое мгновение – или почти каждое…

… – Ничего удивительного, – акушер пытался успокоить издерганного Сергея, пока родильный зал сотрясался от страдальческих стонов миссис Булгакоф. – Возраст сказывается, все же тридцать пять лет и первые роды… Не волнуйтесь, все будет хорошо.

– Родная, я с тобой, постарайся сосредоточиться, – Булгаков сжимал руку Катрин. – Все будет хорошо, просто слушайся врача.

– Ох, Серж, уйди, только тебя не хватало, – всхлипнула измученная Катрин, но только он поднялся, чтобы избавить ее от своего раздражающего присутствия, очередная схватка выгнула ее и она закричала: – А-а-а! Куда ты пошел, мать твою, иди сюда! – и вновь вцепилась в его руку, сжав с силой, которую трудно было заподозрить в тонких пальцах. – А-а-а!!!

– Уилл, да когда уже все это закончится?! – не выдержал Булгаков на исходе десятого часа. – Может, щипцы наложить?

– Это крайняя мера, – нахмурился акушер. – Пока все идет…

– Щипцы?!! – Катрин услышала их разговор вполголоса – она всегда отличалась острым слухом. – Щипцы? Вы собираетесь доставать ребенка щипцами?

– Родная моя, не волнуйся, – Булгаков вернулся к креслу и положил руку на ее мокрый от пота лоб. – Мы просто обсуждаем варианты.

– Булгаков, если ты это допустишь, я тебя кастрирую, – рявкнула она и вновь завизжала: – А-а-а!..

– Потуги, – сообщила сестра. – Кэтрин, тужься!!! Головка уже видна.

Жена теперь кричала, не замолкая, и от ее воплей у Сергея сдавило виски свинцовым обручем.

– Взгляните, Серж, – Уилл сделал приглашающий жест: – Ваш сын выходит.

Сергей машинально устремил взгляд на раскинутые ноги жены. Н-да… За двадцатилетнюю медицинскую карьеру он видел многое – раздробленные черепа, их содержимое, перемешанное, словно рагу, кровавое месиво вместо лиц – но от того, что теперь явилось его взгляду, у него потемнело в глазах и он пошатнулся. – Ух! – сквозь навалившийся мрак услышал он насмешливый приказ Уилла: – Нашатыря великому нейрохирургу!

Пронзительный аммиачный запах ударил, казалось, в самый мозг и чуть прояснившимся сознанием Булгаков уловил посторонний звук – басовитый крик своего сына.

– Мальчик, – донесся голос сестры. – Прекрасный здоровый мальчик.

– Серж, ты здесь? – слабый голос Катрин вернул его к реальности окончательно. – С тобой все в порядке?

– Он упал в обморок, – злорадно прокомментировал Уилл. – Слабак!..

Сентябрь 2013 года, Женская тюрьма «Холуэй» Лондон

– Мисс О’Коннел, как поживаете?..

Молодая женщина в джинсах и зеленой футболке не ответила на приветствие, лишь насмешливо приложила руку к бейсболке, из-под которой выбивались пушистые темно-рыжие кудри. Ее руки, тонкие, совсем девичьи, были усыпаны веснушками, пухлый рот чуть тронут бледной помадой, единственный макияж, дозволенный строгим режимом. Она смерила посетительницу чуть пренебрежительным взглядом.

– Ты почти не изменилась, – гостья села напротив. Ее глаза прятались под солнечными очками, а волосы покрывало шелковое каре. Тон ее голоса был властным и спокойным – даже монотонным.

– Ну и как тебе здесь живется? – Бриджит не отвечала, едва изломив припухшие губы в легкой усмешке.

– Здешний режим достаточно строг?..

– А то вы не знаете? – рыжая наконец заговорила. – Вы сами меня сюда упекли.

– Верно. Но ты это заслужила.

– Вы бы никогда меня не поймали, если б не пошли на подлость, – сцепив зубы, прошипела ирландка, – на подлость, которую ни одна высокая цель оправдать не может.

Женщина рассмеялась: – Это ты говоришь о подлости?! Забавно, ах, как забавно. Подлость – убивать безоружных, ни в чем не повинных людей, а то, как взяли тебя – просто тщательно разработанная операция.

Бриджит О’Коннел, действующему боевику Ирландской Республиканской Армии, как-то поручили создать бомбу – в чем она была виртуоз. После того, как она ее изготовила, в лабораторию вошли несколько молчаливых людей, и надели на нее наручники. А потом прикрепили к спине девушки взрывное устройство, которое она сама так старательно смастерила.

– Итак, ты бы предпочла, чтоб тебя разорвало на части? Ведь именно таким было желание родственников тех, кого ты убила в лондонском торговом центре.

– А ваши исполнители с удовольствием воплощали их желание в жизнь, – раздраженно отозвалась Бриджит. – Я заглянула в их пустые глаза, когда они крепили на мне взрывчатку – в них не было ни гнева, ни жалости.

– Конечно, не было, – кивнула ее собеседница. – Зато жалость проснулась в десятилетней девочке, которая пожелала сохранить тебе жизнь. Она билась в такой истерике, что остальные тоже сжалились над тобой и остановили казнь.

– И обрекли меня гнить в этой дыре до конца моих дней, – мрачно произнесла заключенная.

– Тебе не приходилось выбирать, – отозвалась дама. – Тебе сохранили жизнь – будь благодарна. Сколько ты уже здесь? Десять лет?

– Девять.

– Тебе сейчас тридцать. Лучшие годы ты провела здесь – обидно, да? Ты могла бы выйти замуж, родить детей, получить образование.

– Я закончила заочно университет. Теперь я квалифицированный специалист по англосаксонским рунам.

– Волшебно, – с долей сарказма заметила дама. – Как изысканно.

– Зачем вы пришли? Что вы хотите? Может, вам несколько рун перевести?

– В другой раз.

– Так ваш визит – не разовая акция? – рассмеялась девушка. – Вы будете меня регулярно навещать? Как член семьи?

– Не наглей, – дама даже не улыбнулась. – Я пришла предложить тебе выбор.

– Выбор? Серьезно? Он все же есть?

– Выбор есть всегда. Даже когда кажется, что его нет. Иногда это просто весьма неприятный выбор.