Через два часа Трофим был на поверхности, вымотанный на нет, с бледным сталкером на руках, жизнь которого теперь была вне опасности, но он все еще был без сознания. Его тут же окружили свободовцы, человек пятнадцать.

Трофим нашел взглядом Якоря, хмуро смотрящего на него.

– Нашли?

– Нашли, – кивнул Трофим. – Разлом, куда я упал, знаешь?

– Да, – ответил Якорь.

– Возьмите взрывчатку и обрушьте его вниз. Устройте этой твари веселую жизнь, – глаза Трофима сверкнули ненавистью, заразив ею всех окружающих.

– Мы сделаем, Док. Мы все сделаем, – ответил Якорь. – Сизый, Бура, Медведь, по ящику в зубы и на разлом.

Тот час трое огромных свободовцев в светло-зеленых экзоскелетах развернулись на исполнение. Якорь нагнулся к своему другу, который начал приходить в себя.

– Держись, Моль, не родилось еще то, что так просто покончит с нами, – голос Якоря кипел гневом, – Ксенон, Толкач, горючую смесь, бочку до разлома вперед. Я ей покажу, Док, я ей устрою…

***

Два свободовца переложили сталкера на носилки, сняв с него рюкзак. Моль, едва открыв глаза, нашел взглядом Трофима, хотел что-то сказать, но не нашел сил, только безвольно уронил руку, качнувшуюся в такт шагов уносящих его бойцов.

– Здорово его потрепало, Док, – выдыхая дым сигареты, сказал Якорь, провожая друга взглядом. – Так что твои камушки не подействовали? Надкусили нашу Моль ходячие?

Трофим отрицательно качнул головой. Внезапно защитный комбинезон показался ему слишком тесен и душен, он судорожно открыл забрало и вдохнул крепкий утренний воздух с запахом сигаретного дыма. Он вспомнил, как увидел невероятную картину синих облачков артефакта из рюкзака, опутывающих красные камни кристалла, подшитые к прокладке комбинезона.

– Нет, Якорь, работают камушки. Где его рюкзак? – спросил он, ища взглядом снятый рюкзак Моля.

Один из бойцов подал ему рюкзак. Трофим расстегнул его и в отдельном внутреннем кармане, представляющем собой растягивающуюся прорезиненную сетку, нашел артефакт, подобранный в подземной лаборатории. Артефакт в сером свете пасмурного утра Зоны теперь не светился, но его особый синий, похожий на черничный, свет притягивал взоры всех сталкеров.

– Вот из-за него камушки не сработали, – уверенно сказал Трофим.

Якорь вложил сигарету в рот и хмыкнул, осторожно взяв артефакт. Взвесил в руке, пробуя на вес.

– Знатный хабар… Бабушкин клубок. Редкая вещь. Свойств только у нее полезных почти нет, пси-защита немного, но для сильных сборок идет как надо, – сталкер выпустил облако дыма, сощурив один глаз от вернувшегося ему в лицо облака. – Моль давно такой искал, собирает одну лабуду… нашел на свою голову, – Якорь отдал артефакт обратно ученому. – Положи обратно, Док, спасибо, что братана не бросил. Мы уже собирались к вам лезть, вон ребят собрали.

Трофим обвел взглядом команду. Около десятка человек, с автоматами, обступивших говорящих, стояли без лишних слов. Даже не видя лиц, закрытых масками, он чувствовал, насколько серьезно они были настроены.

– Ну лезть вам туда все равно надо будет, – вспомнил он и поманил Якоря поближе к себе, желая негромко сказать ему на ухо.

Сталкер выкинул окурок и наклонился.

– Там артефактов за большими воротами накопилось под сотню…

Брови Якоря приподнялись, он непроизвольно поднял руку и попытался натянуть комбинезон капюшона на лоб.

– Понял тебя, Док, давай дуй к костру, отдохни, а мы тут с бойцами разберемся.

Трофим кивнул и двинулся в сторону изб Пепелища. Спать хотелось неимоверно, вчерашний бесконечный день, бессонная ночь, два часа буксирования сталкера по подземелью – все это именно сейчас начало валить его с ног. Добравшись до одной из изб, где сидел всего один человек, Трофим, не помня, как поздоровался со сталкером, расстелил чей-то спальный мешок и, не раздеваясь, завалился на него, уйдя в долгий, глубокий, восстанавливающий сон.

Проснулся он после обеда. Пепелище оживилось, вчера отбившееся от нескольких квадов долговцев, сейчас оно заполнилось бойцами Свободы. Некогда населенный пункт, состоявший из пары десятков домов, из которых более-менее целыми были всего три, половина сгорела, оставив только печные трубы, а оставшаяся часть изб состояла либо из порушенных стен, либо превратилась в развалины, переживал свой пик по количеству живого населения. Человек тридцать бойцов трудились внутри и за пределами деревеньки. Снаружи бойцы минировали подходы и обустраивали огневые точки, укрепляя их бревнами и материалами из развалин, внутри двигали оградки, помечали границы аномалий, чтобы случайно не влететь в них, и опять же готовили деревеньку к обороне.

Напротив Трофима сидел его коллега Берик.

– Ну что, Трофим Аристархович, выспался? Давай поедим, да на Янтарь. Задержались мы, как никогда.

Берик Капезович сидел в комбинезоне Ветер Свободы, подаренный ему группировкой, поскольку его Сева была на Трофиме. Рядом на костерке в котелке что-то бурлило, и поднимался ароматный пар мясного блюда. Проследив за голодным взглядом Трофима, он хохотнул.

– Вот это правильно, Трофим, я как раз про это и говорю! Иди руки мой, там умывальник, – он указал черпаком. – Я уже накладываю.

Ученого не нужно было просить дважды. Он прошел к умывальнику с вертикальным клапаном-краном, к которому прилагался кусок хозяйственного мыла, влажное полотенце и фляга с ковшиком. Скинул с себя комбинезон и, поливаясь холодной водой, мылясь и фыркая, приступил к водным процедурам.

– Давай полью, Док, – раздался знакомый голос над ухом.

Трофим обернулся. Рядом стоял Моль, без комбинезона, в камуфляжной рубахе, штанах и сланцах.

– О, как самочувствие, Моль? – облегченно спросил Трофим. – Я ж боялся спросить…

– Нормально, Док, отошел уже. Мне Якорь рассказал, из-за чего принял меня твой профессор. Земля ему углем. Надо же, никогда бы не подумал, что клубок так подведет. Я вообще, когда его увидел, думать перестал, – улыбнулся сталкер, набирая ковшик.

– Я вообще за тебя перепугался, пока он мне зубы заговаривал, ты чуть было не отбыл… на шею, ага… вот сюда давай… еще, – командовал Трофим поливающему его водой сталкеру, ловя себя на мысли, что потрясение, пережитое им прошлой ночью, теперь, казалось, не имело для него значения, все стало как-то проще и прямее.

Никаких сожалений и опасений, никаких Водопьяновых, «лаборантов», Лукасов, зависимостей от начальства, отчетов. Странное чувство, которое он когда-то давно ощущал, будучи влюбленным в свою красавицу-жену… легкость, бесстрашие и уверенность, ожидание и вера во что-то, что-то забытое и такое знакомое… вера в свои силы и в то, что то, что он сейчас делает, является единственно верным для него. Он должен быть здесь и сейчас, он делает то, что делает его существование осмысленным и полноценным, сильным и спокойным, наполненным жизнью и духом, готовым воспрепятствовать всему, что будет мешать этому пониманию себя и окружающего… Наверное, так ощущается свобода. Эта мысль застала Трофима так неожиданно и просто, что он застыл с прижатым к лицу полотенцем, ощущая, как отмирает и обесцвечивается в его памяти Янтарь, коллеги, администрация, его собственные исследования, которые не являются именно тем, что он в действительности считал настоящими открытиями.

– Ну, ты что замерз, Док? – услышал он голос Моля. – Полотенце несвежее? Сейчас крикну, поменяют.

– Нет. Не надо, – Трофим оторвал полотенце от лица.

Вдруг окружающая его деревенька зацвела красками, звуками и запахами. Приятного зеленого и полынного цвета трава, яркие крепкие, хоть и кривые березки, мелкие синие цветы с ярко-желтым глазком возле стены избы, глубокая шероховатая поверхность бревен приятного темного йодного цвета. Некробиолог поднял глаза, с трудом сдержав возглас изумления. Глубокое небо с высокими объемными фиолетовыми облаками, обрамленными белыми перьями движущегося пара, просвечиваемыми местами солнцем, чьи прямые лучи танцевали на земле… «Зона, какая же ты другая… Почему я раньше никогда не видел этого? Может, с водой что-то не так?», – вдруг мелькнула догадка у Трофима. Он заглянул во флягу, ловя в ее отблесках проплывающие облака, которые в отражении стали еще выше и объемнее.