Где синева желтизну заменяет,
Приятно вдохнуть запах свежего хлеба,
Тому, кто в лесу новый день повстречает.
От пристани старой, за век почерневшей,
Рыбак уж на лодке своей отплывает,
Плывя на Восток, где рассвет багровевший
Тосканского цвета вина засияет.
Ветер подует с вершин столь приятный,
Цветущих к нам лип принеся ароматы,
Вельможа проснулся сейчас уже знатный,
Чтоб Солнце он встретить оставил палаты.
Но первый увидел на липе лист желтый,
Ветер прохладный мне грусть доставляет,
Ведь скоро весь лес этот будет багровый,
И мир, столь кипящий, к зиме остывает.
В середине сентября Дроздовский решил отправиться в отдаленную часть леса, где он занимался своими колдовскими практиками, вызывая разнообразных духов, прихватив с собой мощный бронзовый чекан, ибо некие чувства ему подсказали о предстоящей опасности. Прорвавшись через заросли многочисленных высоких трав, наш герой очутился на поляне, с другой стороны которой стояли некие люди, которые направились к нему немедленно, на что он отреагировал как подобает, склонившись пред ними в молитвенной позе, поскольку увидел он на их одежде знаки, говорившие об их высоком положении. Оказались это былые его знакомые ребята, которые учились ранее в десятом классе народной школы, но после ушли в леса и стали разбойниками, не окончив положенного учения, ибо были они люди невежественные. Незамедлительно был он связан ими веревкой, после чего отвели они Дроздовского в свой отдаленный лагерь, где проживали в землянках, скрываясь от полиции и армии, а по ночам нападая на дома жителей окрестных селений и запоздалых путников, коим не случилось оказаться на одной из местных дорог ночью. Чекан, как и многие другие принадлежности, располагался в сумке нашего героя, но они так и не заметили его, поскольку были ротозеями, не раскрыв сумки и на стоянке своей, куда был ими приведен школьник. Вскоре они начали пить вино, предложив то сделать и Дроздовскому, который, помня о том, что он происходит из очень знатного польского рода, представителю коего пить не подобало, незамедлительно отказался от данного предложения, уже сочинив план своего спасения. Когда пьяницы провалились в глубокий сон, захрапев близ своего костра, то юный колдун спокойно и тихо, не ведая спешки излишней, безо всякой магии развязал на себе веревки, а после достал необходимые принадлежности из сумки, принявшись за обряд. Принялся жечь благовония, петь гимны, танцевать специальные танцы, размахивая специальным веером, взывая ко злобным демонам вина, которые любят по ночам утаскивать пьяненьких в свое темное царство, но человека трезвого коим забрать невозможно, а непьющего – и подавно. Закончил он обряд, потушил костер, да и начал ожидать, уж через минуту услыхав шорох в траве высокой, из зарослей коей появились вскоре темные низкорослые и очень сутулые фигуры, взявшие всех пьяных разбойников за ноги, а затем уволокшие их в те кусты, из которых сами и появились. Едва шорох прекратился, как Дроздовский собрал все принадлежности и пошел домой, по возвращению указав полиции на место, где располагалась стоянка разбойников, на месте которой, зайдя в одну из землянок, обнаружился целый небольшой сундук серебряных слитков по 250 граммов каждый, один из которых шеф полиции пожаловал Дроздовскому в дар за его ценнейшие услуги. Позже Дроздовский вырос, закончил школу, стал человеком очень в Пено уважаемым, постоянным советчиком и знатоком жизни, устроившись работать в одну из местных контор на неполный рабочий день, а всякий раз, как спрашивали его о том, почему он все такой же бодрый, как то было и раньше, почему он добился таких успехов и прочее, он отвечал: «Все это я имею благодаря тому, что в жизни в рот я не брал вина, оставаясь убежденным трезвенником, чего и вам советую!».
Чиновник-каннибал.
Произошла эта история от 2001 года в местечке Ореховка, что к северу лежит от Осташкова в уезде Тверской губернии. Приехал туда в это время по распределению молодой амбициозный чиновник, едва кончивший на отлично один из знатнейших факультетов Московского университета. Был он жутким бахвалом, да еще любителем выпить и закусить, а потому вместо служения своему народу принялся утопать в грехах, да раздумывать о своей карьере, облагая жителей деревни новыми и новыми налогами, а также подчиняя их жизнь сочиненным им правилам. На деньги здешних обитателей он выстроил себе большой дом в классическом стиле, завел пышные прислуги, закупил немало рабов для труда на его полях, отнятых силою у фермеров, а также для работы на его факториях, коих он тут построил с десяток, завел он себе и гигантский гарем, притом состоящий не только из женщин. Селигерский философ-семантик материалистического направления Северин Флавий совершенно точно писал за три сотни лет до того:
