Расписывать детали происходящего мне, честно сказать, лениво: из возраста эротических фантазий я уж как-то вышел. Скажем так: «Римская Империя периода упадка» – а дальше включайте ваше собственное воображение.

…Адъютант – парадный китель с аксельбантами, эполетами и обширной коллекцией орденов (среди коих наличествует даже неведомо как эмигрировавший в эти края Орден октябрьской революции) спешно напялен прямо на голое тело – вваливается в залу как раз в тот самый момент, когда Его Превосходительство… гм… ладно, замнем детали; не разбазаривая драгоценного времени, рапортует – кратко, точно и по существу:

– Дядя Джо!! Шухер!!! Сгребай хабар и рвем когти – легавые на подходе!

К чести Его Превосходительства следует отметить, что он тоже реагирует вполне адекватно, без дурацких понтов: чувствуется, всегда был морально готов к тому, что рано или поздно эта халява должна закончиться. Мигом стряхнув с себя девок – «всех размеров и цветов, всех фасонов и сортов», – он в чем был (а был он ни в чем) неспешно стопошествует к стенному сейфу, отмыкает его выполненным в виде нательного креста ключиком и лишь тогда деловито интересуется через плечо:

– И кто?..

– Американы. Армия. До хренища!..

– Ты ж говорил – русские, спецназ? – не отвлекаясь от процесса укладки в кейс долларовых пачек и обжигающей ледяными искрами бриллиантовой осыпи, уточняет для себя обстановку зиц-Президент.

– Не, дядя Джо, то была лажа! Американы, в натуре. Бишопа с ребятами уже помочили… Вишь, повадились – в Норьегу играть… ни рейтинга б им ни имиджа, паразитам…

– Смотри у меня, племяш, – Его Превосходительство успел тем временем защелкнуть кейс и натянуть на чресла шорты кого-то из девок – тесны до незастёга молнии, но свои искать некогда. – Коли так, то и вправду – пора на крыло…

С натугой сдвигает в сторону собственный ростовой портрет в золоченой гробоподобной раме – открывается потайной ход. Делает ручкой фотомоделям:

– Увы, девочки! Все контракты аннулированы по пункту о форс-мажорных обстоятельствах. За компенсацией зайдите к казначею, в 201-ую комнату; налички, правда, всё равно нету – берите либо сахаром, либо кокаином. Чао!..

…Ибо не зря сказано в классике советского киноискусства: «Главное в профессиях вора и святого (а мы от себя добавим: и Президента…) – вовремя смыться!»

Бело-синий вертолетик «Bell-206» – такой же, как у покойника Бишопа – делает прощальный круг над президентским дворцом; площадь перед ним запружена танцующим народом – то ли карнавал, то ли революция. Его Превосходительство недоуменно откладывает мобильник:

– Ни хрена не поймешь, что происходит! Полиция тоже не в курсе… Так свергли меня или еще нет?

Пилот простодушно советует:

– А вы телевизор включите, сэр: уж в CNN-то небось знают!..

Один из центров кристаллизации ликующей толпы – наши старые знакомые, «цыгане» в камуфляже и голубых беретах ВДВ: играют по преимуществу советскую классику, которая, однако, в их исполнении обращается в нечто неописуемое; опознать по останкам можно, разве что, «Артиллеристы, Сталин дал приказ». Откуда-то выныривает репортер, тот самый, что выклянчил у начальства еще денек отпуска под залог грядущей сенсации – и, похоже, не прогадал. Приветственно машет рукой:

– Oh! Russian spetsnaz!

– Он самый, мистер! – заговорщически подмигивает ему огромный, воистину лиловый, негр-саксофонист.

– Я не «мистер», я «мсье»…

Сбоку озабоченно материализуется импресарио:

– Всё, чуваки, шабаш! Линяем в темпе – пилот уже устал отстегивать всем этим шакалам из наземки. Американы нос суют во все дыры – что да как…

Репортер мгновенно выхватывает диктофон:

– Маэстро… Баджио, я не путаю? Несколько слов для прессы, газета «Ревью Паризьен»! Как вы оцениваете итоги ваших здешних… э-э-э… гастролей?

– Ну, что гастроли… – небрежно приосанивается тот: какое-никакое, но паблисити. – Я на такие гастроли выезжал чаще, чем ты подписывал гранки…

– Да уж, чувствуется ваши ребята – крутизны немерянной, – хмыкает репортер, – куда там «Пинк Флойд»… Кто бы мог подумать, что подготовка русского спецназа настолько универсальна – вплоть до русских мелодий?

– Ты еще не видел нашего спецназа в деле, парень, – оскорбляется импресарио. – Русские мелодии – это капля в море того, что мы умеем… Просто для того, чтоб покорить этот островишко, ничего иного и не потребовалось…

– О! Так значит, вы его покорили?

– Остров был у наших ног, парень, только на хрена б он нам сдался!

– И как вас встретили местные фанаты?

– Ну, мы надеялись, что в кои-то веки прибудем незамеченными, чинно-благопристойно, но куда там… Аэропорт был уже набит под завязку, что ты!.. Стояли сплошняком – дуделки, трещотки, петарды, ну, сам понимаешь… Горячая была встреча, чего тут говорить… Еле пробились! Ну, в городе, как вырвались на оперативный простор, – (интересно, отчего штатских так тянет на оружие и военную терминологию?) – пошло полегче…

Грузовичок, в который успели за это время погрузиться музыканты, разражается призывными гудками.

– Ладно, счастливо! – с видимым сожалением прерывает пресс-конференцию импресарио. – Нам в аэропорт, пока американы кислород не перекрыли наглухо. Тут хорошо, а дома лучше!

Репортер прячет диктофон, поправляет фотоаппарат; в задумчивости оглядывается по сторонам. Примкнувшие к революционным массам заезжие музыканты, наряженные русскими десантниками (эдакий, знаете ли, Ростропович навыворот) – это, конечно, забавная и вкусная деталька разворачивающейся под винтами американских вертолетов мистерии, но на отдельное блюдо она, увы, никак не потянет – в лучшем случае на гарнир. Настоящую сенсацию надо искать в других местах – например, в штабах сил вторжения или брошенных резиденциях прежних хозяев острова…

Джип-тоёта с сержантом Такером за рулем на средней скорости катит по петляющей меж кустарниковыми зарослями грунтовке. Он уже миновал знакомый нам дорожный указатель «Дорога № 3. Аэропорт – 1 км», когда на следующем повороте в свете фар внезапно возникает – буквально перед самым капотом! – здоровенный, совершенно голый негр очумелого вида… Сержант реагирует в общем верно: дабы избегнуть столкновения, он резко выворачивает руль влево, однако не справляется с управлением (рука-то одна!); машина вылетает на обочину и втыкается в деревце, а спецназовец – в приборную доску; при этом сломанная рука его задевает за рулевую колонку, так что отключается он всерьез и надолго.

Негр, ставший невольной причиной аварии – вовсе не эксгибиционист (как возможно решил кто-то из читателей). Это Бенджи, главарь первого «блок-поста» тонтон-макутов – тот самый, которого Марлоу оставил оглушенным в бензиновой луже, и который, едва лишь придя в себя, предусмотрительно сбросил всю свою пробензиненную одежду. Он рысью подбегает к разбитой машине, распахивает дверцу (на предмет помародерствовать) и замирает в изумлении. Оружие – M-16 и пистолет, очень кстати; «Стингер» – ох, и не хрена ж себе, он же на штуку баксов потянет, не меньше, но только кому теперь его толканешь? А это что на заднем сиденье – спутниковый телефон, что ли?

Тут как раз спутниковый телефон принимается призывно бибикать, и беглый тонтон-макут – сам не зная зачем – поднимает трубку…

Ударный авианосец «Том Клэнси», недавно переименованный в «Барбару Картленд»; сия операция по перемене пола была проделана в рамках компании по усилению общей политкорректности в рядах Вооруженных сил и борьбы со свинским мужским шовинизмом.

По судну движется обширная комиссия, состоящая из каких-то высоких чинов: есть и военные (в больших звездах), и гражданские; среди гражданских наличествует несколько бизнес-вумен – из тех, что непринужденно перекусывают зубами колючую проволоку и мельхиоровые вилки; работают телевизионщики. Выражение, застывшее на лицах сопровождающих комиссию офицеров авианосца, я бы, пожалуй, назвал матерно-обреченным.