"Кого же ты сторожить-то будешь?" - спрашивает батюшка.

"Деньжата в банке, - растекается по члену (точнее "по древу". - Авт.) завязавший "медвежатник".

"А надолго ли хватит тебя, родненький?" - лезет батюшка елейным голоском к нему в душу.

А тот возьми да и выдай:

"Вам, батюшка, откроюсь как на духу. С полгодика, может, и выдержу, постерегу, а потом баночку по старой привычке как пить дать откупорю! Чтоб я сдох!".

Ну, сдох, так сдох... Сдали благочестивого "медвежатника" самому что ни на есть настоящему косолапому, которого батяня подобрал на лесоповале, когда оттягивался в оренбургской "малолетке", и частенько привлекал к выполнению ответственнейших душераздирающих оперативно-воспитательных мероприятий.

Разбирался бурый и с убийцами, и с грабителями, но всего более полюбился мне случай (батяня ржал над ним до упаду в особо сильном подпитии) с сельским учителем.

Этот козел по наименованию Безкол Бездворович Безмонетный устроил, значит, в родной сельской школе в Звериноголовске, что под Курганом и по соседству с папанькиной зоной, забастовку-голодовку по случаю невыплаты ему заработной платы в течение каких-то несчастных трех с половиной лет.

Мало того, еще и таких же беззарплатных звериноголовских скотов, как и он сам, сподобил на эту провокацию. Вот, представьте, - сержант Портянкин вырвал из рук Клистировича клизму, пососал ее и вернул осоловелому врачу, - забаррикадировались голодающие оглоеды в школе и питаются манной небесной. Жрут только воду. Подсовывали им вместо нее водку, чтобы затем обвинить в пьянстве и посадить за развращение детей.

Уже и кандидатов в пострадавшие отобрали из числа отпрысков Директора школы и Прокурватора, но затея с треском провалилась - сумели-таки скоты отличить бухло от H2О. Распознали по запаху. Вот тут на счастье и подвернулся батяня. - Вертухаевский наследник опять отобрал у врача клизму, поковырял в ухе и заткнул за пояс. - Забрел мой Кумыс Дуботолкович после колониальных утех в это самое село, опустошил сельские винно-водочные прилавки и закемарил под забором звериноголовской школы с голодающими скотами на борту.

А надо Вам заметить, что родитель, ежели спит под забором, завсегда храпит, точно ревет при взлете.., ну, этот.., ну самый.., - память сержанта Портянкина разбухла подобно неочищенной корзине компьютера, - словом, тот, который резко взмывает вверх, как Серега Бубка, а потом звонко шлепается, подобно Володьке Кличко. Ну, до Вас дошло, что я имел в виду...

И вот разбудил тятькин храп звериноголовых, и направила скотская делегация главаря-зачинщика к забору.

Учительская тварь нашла папульку основательно обделавшимся. К такому выводу гандон Безмонетный пришел, как он заявлял потом на суде, "на основании состояния окружающей забор атмосферы". И принялся сучара Безкол Бездворович трясти без вины ебануто..., э-э... виноватого Кумыса Дуботолковича, а так как папка-кум не желал пробуждаться, то он ухватил его за грабли и поволок к школе.

Но в это же время, на безбашенную голодающую голову, к зданию школы подрулил "воронок" Начальника сельской милиции Озабота Ананьевича Безбабенного. Он забыл под раскладушкой у скота ящик портвейна, который пытался всучить голодающим тварям заместо воды, когда с водярой вышел облом.

Ведь портвешок по цвету тянет на воду ничуть не меньше, - изрек сержант Портянкин очередную непреложную истину. - С ним дело тоже не выгорело, раскусили подлог, собаки страшные, по надписям на этикетках, зато сейчас такая удача!

Преступление, так сказать, налицо. Зверопреподавучий забастовщик и голодовщик Безкол Безмонетный уделал прохожего (батяня был в "гражданке"), грабанул мертвое тело и тащит в школу, чтобы беззарплатные голодоскоты могли его ночью беспрепятственно разделать и сожрать.

- А с чего Начальник сельской милиции взял, что голодающие вознамерились закусить Вашим батюшкой непременно ночью? - Макарыч вспомнил армейскую молодость. В его роте служил рядовой Мальчиш Прожорович Засранцев. Темной ночкою запирался он в клозете и лопал присланное из дома варенье. Ребята пронюхали, но до поры до времени терпели. Перехватив очередную бандерольку, бойцы опрокинули ее содержимое в очко, окунули в него Засранцева и заставили вылизать кизиловое вкуснотище подчистую.

Начальником сельской милиции Озаботом Ананьевичем двигали несколько иные ассоциации.

- Как-то ночью, - объяснил за него сержант Милицкин Портянкин, - решил Озабот Безбабенный пристать к своей жене. Несколько раз он пытался домогаться до нее и днем, но так как бабы в это время дома не было, то у Ананьевича, соответственно, ничего и не получалось, - оперировал Портянкин железобетонной правоохренительной логикой. - Но вся закавыка состояла в том, - завис сержант на левый глаз, - что и по ночам она тоже отсутствовала, потому что этой самой жены у Озабота Безбабенного отродясь не было вообще. Им овладела твердая привычка, ощутив интимным прибором ночного видения очередное отсутствие жены, вскакивать с теплой постели, прилипать к холодному холодильнику и уничтожать все замороженные запасы.

Ночная жратва, стало быть, прочно заместила в его сознании жену, и Начальник сельской милиции докумекал, что голодные учительские скотоложки непременно должны схрумкать батьку-кума ночью. - Сержант подавил Макарыча победоносным взором. Он с детства обожал крутые логические построения и считал себя в этом искусстве абсолютно непогрешимым.

Когда Милицкину Портянкину стукнуло семь лет, он организовал первое воистину стоящее дело - устроил в квартирной кладовой пожар. В ней стройными рядами висели отцовские тюремные кителя, и пареньку не терпелось поглядеть, как они будут полыхать в огне.

Насладившись увертюрой, будущий сержант сбежал во двор гонять с пацанами в футбол. Через полчаса полыхал весь первый этаж! Во было классно! Приколесило аж восемь пожарных машин!

Когда страсти уляглись, к сожалению, без жертв, стали искать виновного. Без шестнадцати годков сержант милиции Милицкин Портянкин предложил правоохренителям выверенную схему установления личности поджигателя.

Это, - нет никакого сомнения! - его старший брат Блажанка, который неоднократно высказывал предположение, что "спички бензину не помеха", и провоцировал Милицкина на проведение лабораторных испытаний в домашней кладовой. Как законопослушный, хотя и малолетний, гражданин, Милицкин пытался отговорить старшого от крамольной затеи, да разве Блажанку переубедишь! Раз он чего замыслил...

А еще вот было дело, задумал Блажанка расчленить отца канцелярскими ножницами, и если бы не Милицкин, открывший папаньке глаза на без пяти минут лихое дело... Вопрос исчерпан - надо немедля допросить Блажанку!

Однако не то что допросить, а даже просто побеседовать с ним не представлялось никакой возможности, о чем любимый братец Милицкин был прекрасно осведомлен. Дело в том, что паренек был от рождения глухонемым олигофреном, летом целыми днями гонялся за бабочками, а зимой залазил на крышу детского сада и сигал в сугроб.

Поэтому, когда тюремный дознаватель, он же, по совместительству, родной батя подозреваемого, начеркал на листочке вопрос - "Поджигал ли ты, дебильный сынок Блажанка, кладовую?", - и подсунул ему под нос для прочтения, тот лишь звучно пукнул в ответ.

Да и что он мог разобрать в этих дурацких каракулях? В относительном совершенстве блаженному удалось овладеть одним-единственным словом "бяка", но и его Блажанка безжалостно коверкал на "сука", более полно отражающее отношение несчастного к этому гадскому миру и сволочуге-братишке, логические схемы которого всегда выглядели безукоризненно отутюженными, как папашин тюремный сюртук.

- Вы удивительно гармоничная личность! - Макарыч, сев в лужу, предпринял робкую попытку приподняться на поверхность. - Но что сталось с Вашим батяней Кумысом Дуботолковичем потом? Стрескала его неемшая учительская орда или только слегка понадкусывала, как хохол яблоко в известном анекдоте?