Оказывается, жена написала пастуху, чтобы он ее не ждал, так как она влюбилась на столичном Черемушкинском рынке в продавца колбасы и в порыве страсти вернула миленку сорок девять батонов из пятидесяти, сохранив один на память. Разобидевшись на сердцещипательно-расточительную бабу, резко ограничившую семью в потреблении колбасы, Валух выместил злобу на почтальоне, притащившим дурную весть.

Учитывая это обстоятельство, пастух Валух был признан невменяемым и направлен на лечение в институт, вынесший заключение. В "Сербского" он вел себя примерно, со временем заделался помощником санитара и забодал еще с десяток таких же, как он сам, ревнивцев.

Ну а моему отцу установили в родном селе памятник в виде огромного письма с эпитафией: "Я нес людям вести, не всегда счастливые, и в результате меня укокошил невменяемый пастух Валух".

Рассказывают, что убивец, подлечившись в "Сербского" и вернувшись в родные пенаты, кажинный день захаживал со своим стадом к моему отцу на могилку, в порыве раскаяния поливал ее поросячьей спермой, охаживал кнутом и пытался поджечь, пока не спалил ненароком собственные яйца.

Особо бдительно Гемору Печкиновичу Мелик-Победоносцу внимал сержант милиции Милицкин Портянкин, задержавший по горячим следам Петра Макарыча и его "матушку" Эвилину Восьмидыркину. Дело заключалось в том, что его подопечный, гордость всего гвардии транспортного отделения, красавец-ротвейлер Гомер с раннего детства страдал от геморроя.

И никакие спецсредства не помогали, даже моча молодого поросенка, которой Гомеру по совету знаменитого дантиста, Депутгада и дебошира Мандата Мордопьяновича Зубополкова (он гостил в "обезьяннике" в Парылументские каникулы) каждое утро смазывали десна.

Геморовские бредни сержант тщательно наматывал на правосторонний рыжий тараканий ус, выращенный им по настоянию супруги-левши для облегченного цапания пальцами во время оргазма.

- У братьев тоже никогда не было геморроя, - продолжал хорохориться Печкинович. - Старшого, Оладия, мастера спорта международного класса по шахматам, порешили национал-большевики, когда он покупал в универсаме на Кавказском бульваре кефир к обеду. Патриоты обвинили его в том, что он брезгует Россией, потому как злоупотребляет кисломолочным дерьмом, а не водкой.

Треснули Оладия, как и отца, по чайнику, но орудие установили сразу же - шахматная доска, которую брат повсюду таскал с собой.

Так вот, что я хочу сказать? А то, что вся моя замоченная родня регулярно подмывалась и меня приучила. И не нужно никакого свиного жира.

Милицкин Портянкин созрел, наконец, для вопроса.

- А как быть с собакой?

- А чем она отличается от человека? - Временно задержанный за комплексное испражнение в продовольственном секторе гипермаркета "Ашан" Гемор Мелик-Победоносец неумолимо отстаивал идею ВСЕОБЩЕГО подмывания. - Ей тоже надлежит подмываться.

- Как? Самой? - сержант Портянкин инстинктивно провел ребром ладони промеж ягодиц. Петр Макарыч решил поддержать товарища по "обезьяннику".

- Можно самой, а можно и подсобить. Для начала попытайтесь убедить пса, что это такая же необходимая процедура, как, например, ежедневное выгуливание, а если он не прислушается, тогда, навалившись на него всем Вашим гвардейским транспортным отделением, произведите подмывание "через не хочу".

Сержант снял трубку телефона и позвонил на командный пост.

- Товарищ майор! Докладываю Вам, что при помощи активных оперативно-розыскных мероприятий обнаружено действенное средство против геморроя. Что? Никак нет, я не о Вас. Я о нашем Гомере.

Дело в том, что ему надлежит подмываться. Эта процедура должна излечить его от болезни. Как признался в результате перекрестного допроса, с применением спецсредств и прочей оргтехники, один из задержанных, а именно лицо, страдающее кавказской национальностью, его прадед, основатель победоносно-геморройной династии, страдая геморроем в особо запущенной форме, ухайдакал в состоянии геморроидального аффекта жену-крановщицу.

Дед, заслуженный сельский геморроидаик второй степени, перепутал лошадь с дояркой и издох в копытах последней. Отец задержанного активно увлекался пассивным шахматным геморроем в начальной форме и был задушен противником во время партии за то, что протирал анальное отверстие водкой.

И, наконец, брат лица кавказской национальности, фронтовой чеченский почтальон-боевик, отбил жену у русского пастуха из дагестанского Черемушкинского рынка, и тот в отместку ненароком забодал его почтовой сумкой. Вскрытие, произведенное быком, не выявило наличия у мелкого чеченского моджахеда крупного рогатого геморроя...

Никак нет, товарищ майор, я абсолютно трезв! Да, чуть было не забыл. Один из задержанных принадлежит к беспозвоночному классу членистоногих журналистов. Согласно документам, кишечнополостный моллюск - некий Петр Макарыч, сотрудник Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода". Да-да, той самой! Так вот, наш бомж Жардэл сшамал его игрушку. Да нет, не член, а минидиск. Что? Международный скандал? Сделать промывание? Слушаюсь, товарищ майор!

Сержант припечатал трубку к рычагу и погрузился в размышления. Скрип его мозгов разбудил "матушку" Макарыча.

Эвилина Сальдовна принялась убеждать "сынульку" не открещиваться от нее.

- Ты же выскочил хоть и бездыханным, но таким желанным. Вынашивала-то я тебя "на хате", заботливо подкрепляя сигаретками с травкой и конфетками с кокаином. Мне и срок хотели скостить по недобеременности и безродам. Эх, сдержись я тогда и не проткни вилкой задницу Анке Засранке - не прилипла бы ко мне на всю жизнь блатзоновская "Эвилина Восьмидыркина". Глядь, закучерявилась бы бухгалтером, как папашка мой, почивший на рудниках, и воровала в законе вплоть до "вышки". Да и ты восстал бы из небытия на путь истины! - Сальдовна смачно выругалась. - Сейчас не торчал бы здесь с этими геморроичными ублюдками, - она презрительно скосоглазила на Гемора Печкиновича, - а заседал бы Депутгадиком в Парылументе. Давил бы, знай себе, на кнопочки и срубал "капусточку".

Речь несостоявшейся матери и бухгалтерши прервал сержант Милицкин Портянкин. Его мысль оформилась, построилась и приготовилась к марш-броску.

- Пройдемте со мной! - скомандовал он, обращаясь к Петру Макарычу.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Они проследовали в медпункт. Здесь дежурил седовласый врач Кубрик Клистирович Суицидов. Выражение его лица выражало полнейшую безмятежность.

Когда-то он служил судовым доктором на разделывательном корабле. В шестимесячный морской поход ему выписывали под отчет шестьсот литров чистейшего медицинского спирта, которые Суицидов, помощник капитана по снабжению Провизий Мундирович Бирюковский, повар-китаец Жбан Жлоб Жир Ин Ов Цын и корабельный астролог Звездохрен Луннофазович Концесветов ударно уничтожали в течение сорока дней.

Пару раз Клистировичу выдалось провести сложнейшую хирургическую операцию по удалению аппендицита, и оба раза, в обнимку с Бахусом, он выказал недюжинное мастерство.

Матросу из новосибирской Утянки Кубрик вырезал селезенку, а главного корабельного стукача (Начальника особого отдела) избавил от желчного пузыря.

Этот трудовой подвиг был отмечен нагрудным знаком "За оперативность при принятии решений в нестандартных ситуациях", ибо Дятел Доносович Закладкин вместе с желчью полностью утратил остроту восприятия происходящих на корабле событий.

Как сомнамбула, бродил безпузырный Дятел взад-вперед и безысходно стучал башкой во все каюты, но его никто не впускал.

Словом, навидался судовой врач всякого разного и уже ничему не удивлялся. Когда сержант попросил его угостить задержанного клизмой, он лишь спросил: "С чесноком или без?".

Дело в том, что жена Кубрика Клистировича Суицидова Алка Палкановаторовна Хотьстреляйкина-Суицидова защитила докторскую диссертацию на тему: "Адаптация алкоголиков в реабилитационный период", и в опусе развивалось новейшее научное направление, в соответствии с которым приобщение алкоголиков к человеческому сообществу достигается исключительно при помощи чесночной клизмы.