— Ты с отцом поругался? Тебя опять из дворца выгнали? — натягивая одеяло на плечи, спросил Вильхельм. — Эль, что случилось?

— Пока ничего, но… — водка была выпита залпом, — …но когда я найду хоть одно доказательство — случится.

Сделав это заявление, супруг уселся на грязный пол, перевернул мусорное ведро и стал изучать его содержимое. Хельм успел подхватить падающее одеяло и потрясенно проговорил:

— Что ты там ищешь?

— Презервативы. Ты всегда выбрасываешь презервативы в мусорку, чтоб канализацию не забило.

— Эрлих… откуда тут могут быть презервативы? Мы с тобой три дня не трахались. А мусор ты перед отъездом выносил.

— Любовник… — муж покатал по линолеуму пустой флакон из-под эликсира. — У всех есть любовники. У Ансельма, например. Ни ты, ни Ансельм почти никогда не бываете на торжествах в Большом Дворце. Ты изворачиваешься, придумываешь разные предлоги… перестал чихать, да? Сопли прошли? Кто-то отогрел и вылечил?

— Немедленно в постель, — твердо сказал Хельм. — Эрлих, иди и ложись. Завтра поговорим. Ты поспишь, и всё будет выглядеть по-другому. Надо же, что удумал… любовник!

Добровольно идти в спальню — возможно, оскверненную неверностью — супруг отказался. Пришлось тащить ревнивую скотину почти волоком. Делу мешало падающее с плеч одеяло, из-за чего Вильхельм два раза едва не убился, а на третий плюнул, расстался со своим скудным одеянием, взвалил Эрлиха на плечо и донес до кровати.

Пару раз пнув ногой воздух, муж все-таки позволил снять с себя туфли, а потом спрятался в подушки и мгновенно заснул. Хельм погладил его по голове, сходил за одеялом и пробормотал:

— А разгром в кухне убирать не буду. Ох, кто-то у меня завтра покраснеет… в мусорке шарил… кладоискатель.

Утром всё действительно выглядело по-другому. Эрлих ничего не помнил, злился — немалую роль в этом играло похмелье — и категорически отказывался верить в то, что он закатил Вильхельму сцену ревности и занимался поиском использованных презервативов.

— Я не мог такого сделать!

— А ведро кто перевернул, по-твоему? Кости по всему полу!

— Это, наверное, ты собаку ночью впустил, — огрызнулся муж. — Собака и перевернула. А что это за кости, я хотел бы знать? Пепел и Пламя, что это такое?

— Хвост.

— Где ты его взял? Что ты с ним делал? — ушлый, поднаторевший в дворцовых интригах Эрлих ухитрился перевалить вину с больной головы на здоровую: — Я не знаю, для каких извращений ты, пользуясь моим отсутствием, скупаешь хвосты…

— Я варил холодец! — повысил голос Хельм, которому надоели эти увертки, и в доказательство достал из холодильника один из пластиковых контейнеров. — Вот! Смотри!

Супруг присмотрелся к холодцу, сморщил нос и поинтересовался:

— А что ты с ним собираешься делать?

— Съесть.

— Только так, чтобы я этого не видел, — похмельный Эрлих попытался придать себе надменный вид. — Я не желаю смотреть, как ты ешь эту дрянь.

— Что тебя на этот раз не устраивает? — вспылил Вильхельм. — Тут нет никакой химии. И уши, и крылья, и хвосты были натуральными. В чём дело?

— Это отбросы всякие. А ты их сварил и собираешься есть.

— Эрлих… Холодец — наше национальное блюдо. И я его приготовил по традиционному рецепту.

— Холодец варят из нормального мяса.

— Из мяса варят бульон.

— А в него добавляют желатин, и получается нормальный холодец, без всяких там отбросов и отходов внутри, — парировал муж.

— А из чего, по-твоему, делают желатин?

Отвечать на провокационный вопрос Эрлих не стал. Он попытался подняться с табуретки и гордо удалиться. Исполнению плана помешали прилипшие к полу тапочки — вчера Хельм хозяйствовал неаккуратно, и залил кухню лужицами бульона. Сегодня последствия проявились во всей красе — создавалось впечатление, что в помещении провели влажную уборку с клеем.

Уподобившись ящерице, отбрасывающей хвост, чтоб не попасть в зубы к врагу, Эрлих ушел из кухни босиком, отставив тапки разозленному Вильхельму. Останавливать супруга и ввязываться в очередной круг препирательств не хотелось. Хельм слазил в холодильник, достал пакет с отложенными костями, покормил дворняжку, выпил стопку водки, съел миску холодца, сдобренного горчицей, и повеселел.

«Но ведь ревнует же… придурок. Ладно, не буду его трогать. Покипит и утихнет. А я пока порядок тут наведу».

От уборки кухни Вильхельма оторвал звонок зятя. Услышав, что за температурой и самочувствием теперь будет следить внезапно прибывший Эрлих, Ансельм забеспокоился:

— А что, мы войну кому-то объявляем? Эдвард вроде бы не приезжал… а если и приехал, то со мной не связывался.

— Ни войны, ни скандалов, — поспешил успокоить зятя Хельм. — Эрлих просто соскучился.

— О! Вам можно позавидовать. А как холодец? Застыл?

— Прекрасный вышел холодец! — с чувством проговорил Вильхельм, услышавший скрип половицы за дверью кухни. — Я только что съел порцию, и, честно говоря, собираюсь повторить. Очень вкусно. И… Ансельм, передайте мою благодарность… э-э-э… вашему другу за советы.

Закончив разговор, Хельм прислушался. Шлепанье босых ног удалилось в сторону спальни.

«Ну и сиди, дуйся. Жрать захочешь — вылезешь».

Он закончил уборку и достал вторую миску с холодцом. Хотелось — чисто для разнообразия — съесть еще одну порцию с хреном, но в магазин идти было лень.

«И так хорошо, — подумал Вильхельм, наливая себе еще стопку водки. — И черный хлеб есть… хорошо!»

— Бывает растительный желатин, — неожиданно заявил Эрлих, неслышно пробравшийся в кухню. — Его из семечек всяких делают и из водорослей.

Хельм промолчал и подцепил на вилку очередной кубик холодца. Муж встал за спиной, притерся обтянутым майкой животом к его лопаткам, и добавил:

— Только он хуже липнет. И еще всякие побочные эффекты использования есть.

— Хочешь попробовать? — не желая слушать о желатине из водорослей, спросил Хельм и вонзил вилку в следующий кубик.

Проголодавшийся Эрлих явно стремился к «мировой» — слопал полторы порции холодца, рассказывая о вчерашнем праздничном фейерверке в честь дня рождения матери, именинном торте и сварах с Эдвардом. Когда в болтовне возникла пауза, Вильхельм, не желая ходить вокруг да около, поинтересовался:

— Это драгоценный братец тебя накрутил разговорами о любовниках? Небось, бесился, что Ансельма нет, и тебя заодно подначивал.

Муж скривился и неопределенно мотнул головой.

«Точно Эдвард налязгал. Больше некому».

— Наелся? — Вильхельм подавил вздох — «ну кого он слушал? Как можно скользкого братца слушать?» — и дернул Эрлиха за майку: — Если наелся, пойдем в кровать. Меня после водки разморило… поваляться охота.

В спальне они и повалялись, и посмотрели повторную трансляцию фейерверка, и даже покувыркались — Хельм уложил мужа набок и трахал долго и размеренно, стараясь достать до дурной головы и вышибить из нее подозрения и бессмысленную ревность.

Омраченное сварами утро осталось в прошлом. Остаток дня прошел в ленивой неге, прерываемой редкими телефонными разговорами. Вильхельм откровенно наслаждался жизнью — под рукой были любимый муж, холодильник с едой и бутылка газировки. И никакой простуды, соплей и срочных вызовов из штаба — истинное счастье.

Вечером Хельм все-таки решился подвести итог. И, глядя, как супруг доедает последние кубики холодца, проговорил:

— Ты меня не ревнуй. И не подозревай, что я могу тебе изменять. Зачем оно мне, подумай? Мы, Эрлих, сами поженились все-таки. Без указов и принуждения. Потому и прилипли друг к другу как вываренные в бульоне отбросы. Не оторвешь. А брата твоего с Ансельмом склеили той самой туфтой из водорослей. Вот они и отваливаются. У нас всё не так, ты же знаешь.

— Я знаю, господин кухонный философ, — после недолгого молчания буркнул муж. — Просто иногда кажется, что… слишком у нас всё идеально и правильно, понимаешь?

— Эдварду пожалуйся при встрече, — хмыкнул Хельм. — Он тебе поможет найти недостатки.

— Он поможет… А! Кстати, у растительного желатина интересный побочный эффект. Если его много кладут, он действует, как слабительное.