— Потому Ансельм холодец на стороне и жрёт. Ты доел? Чай пить будешь? Тогда пошли в спальню, ещё поваляемся.

Укладывая Эрлиха на лопатки, Вильхельм взглянул на прикроватный столик, с которого так и не убрали эликсиры, вспомнил, как выливал содержимое флаконов в унитаз, прежде чем выкинуть их в мусорное ведро, и усмехнулся. Вообще-то, если бы — если бы! — ему пришло в голову изменить мужу, он бы первым делом позаботился о безопасности и отсутствии улик. И не приводил любовника в дом, и не швырял использованные презервативы в мусорку на собственной кухне. Но это была бы совсем другая история.

Конец

27 января 2012 г.

========== Годы идут, а ничего не меняется ==========

Заголовок как заголовок. Вильхельм скосил глаза и посмотрел на две фотографии, украшавшие передовицу. На одной он, в мятой майке и шортах, хватал за задницу пляжно одетого принца Эрлиха. Дело происходило в каких-то кустах. На втором снимке вместо зарослей виднелась проволочная сетка и голова лысой птицы. Ладонь Вильгельма занимала прежнюю позицию — мяла левую ягодицу Его Высочества от души и на совесть.

Особой безнравственности на фотографиях не наблюдалось. В учебник по истории, конечно, не годились, но показать матери-императрице или детям старше тринадцати лет — почему бы и нет? Оставалось загадкой, от чего же так взбеленился император Филипп, перебросивший газету едва не в тарелку Эрлиха.

— Что тебя обеспокоило, брат? — Эрлих отодвинул утреннюю кашу и лениво осмотрел фотографии. — Неужели твой аппетит испортил тот факт, что моя задница за двадцать лет стала только краше?

Вильхельм исхитрился и прочитал подписи. Судя по датам, первая фотография была сделана еще в годы их сожительства, а вторая — три дня назад, в зоопарке в Нератосе.

— Не строй из себя шута! Вникни в статью! — император Филипп побагровел. — Колониальные журналисты не стесняются не то, что намекать… они прямым текстом говорят — твой супруг не просто образчик преданности. Он — олицетворение кеннорийской армии, которая с годами стала тебя не просто любить… обожествлять, забывая, что ты всего лишь представитель Императорского Дома, один из младших бесплодных братьев. Ты не ровня мне или Анне-Луизе. И я требую каленым железом прижечь языки фантазеров, осмеливающихся утверждать, что в твоих руках больше власти, что ты…

— Уймись! — повысил голос Эрлих. — Я не собираюсь карать борзописцев за правду.

— Что?

Вильхельм вытянул шею и попытался прочитать хотя бы первый абзац статьи, одновременно не выпуская из виду разозленных братьев. Императора Кеннора и главнокомандующего Имперской армией «Armband» принца Эрлиха.

— Унаследованный тобой венец — символ. И он держится на твоей голове из-за моей доброй воли и природной лени. Кеннор давно выкопал себе могилу. Лопатами были брезгливость к бесплодным выродкам и боязнь остаточного излучения. Вы — императоры Кеннора — годами вытесняли нас в колонии. Ужесточали законы, запрещая сыновьям возвращаться на родную землю. Избавлялись от военных училищ, интернатов, фабрик по производству усилителей и эликсиров, и добились того, что «красный пояс» перебрался в Нератос и на Мелену. Вы добились своего. А теперь ответь мне: в чем я — я и моя армия — будем нуждаться, если запечатаем Врата на планету-мать? Ответь мне, Филипп, что у тебя есть такое, без чего я не проживу хотя бы десяток лет? И не пугай меня рассказами о недостаче кадров. Будущих новобранцев из нератосских интернатов хватит на мою зрелость и старость. А у вас через пять лет появятся талоны на мыло и сахар, потому что Кеннор жрет и моется за счет колоний, которые платят ему дань.

— Тебя не примут, кому нужна сухая ветвь без наследников?

Эрлих расхохотался:

— Брат, ты наивен чуть более чем полностью. У браслетчиков есть развитая система опеки — желающие возиться с детьми приезжают в училища или берут воспитанников. Есть и усыновления — не каждый хочет, чтобы заработанные службой деньги возвращались в казну. Есть побратимство на крови. И, уверяю тебя, если мы с Хельмом кого-то усыновим, и я объявлю ребенка своим наследником, армия просто обезумеет от радости. Каждый из них будет знать — шанс стать императором есть у любого дерьма. Прости, конечно, за грубость.

Филипп, багровый и ошеломленный, безмолвно хватал воздух ртом. А Вильхельм, мысленно пробежавшийся по страницам учебника истории, понял, что муж прав. После первых бунтов Кеннор купил мир с браслетчиками, отдавая в уплату усовершенствованные усилители. И эликсиры, которые должны были спровоцировать мутации, защищавшие организм от иноземных микробов. Было ли влечение к своему полу досадной недоработкой или планируемым результатом, теперь уже не выяснишь. Да и неважно это… важны озвученные Эрлихом факты. И браслеты, и эликсиры, и даже андроидов теперь штампуют в колониях. И если главнокомандующий запечатает Врата, Кеннор через несколько лет столкнется с проблемой голода и избытком стерильных детей. И будет униженно выменивать мальчишек на мешки пшеницы.

— О чем вы спорите, дети?

Вильхельм привычно втянул голову в плечи — вдовствующую мать-императрицу он побаивался. Конечно, не так сильно, как покойного императора Конрада, но в разы больше, чем Филиппа. По правде говоря, нового императора Хельм не боялся и не уважал.

— Никак не можем решить, на что намекает заголовок статьи, — сладко сообщил Эрлих.

— Сколько раз вам повторять, чтоб вы не читали за завтраком колониальные газеты! — императрица бегло просмотрела фото и передовицу, и вынесла вердикт. — Полагаю, они намекают на то, что Вильхельму надо как-то разнообразить гардероб. Конечно, если внимательно приглядеться, можно понять, что на одних его оранжевых шортах зеленые пальмы, а на других — ананасы с хохолком, но в целом создается впечатление, что твой супруг носит вещи уже два десятка лет.

— Завтра же куплю ему синие шорты с красными креветками, чтоб наверняка! — с трудом удерживая ухмылку, пообещал Эрлих и подвинул к себе тарелку с недоеденной кашей.

…То, что после завтрака мать-императрица зазвала к себе Эрлиха и выпустила только через два часа, Вильхельма немного успокоило. Но по дороге к флаеру он все-таки спросил:

— Ты же не будешь переворот устраивать? По-моему, и так все хорошо. Пусть колонии и дальше платят дань. Тебе же не жалко?

— Годы идут, а ничего не меняется, — вздохнул Эрлих. — Раньше ты меня уговаривал с отцом не ссориться. Теперь вот… не буду я устраивать переворот, не переживай. С Филиппом воевать скучно, а мать и сестру обижать не хочу. И, кстати, мама права. Надо будет купить тебе шорты другой расцветки. А то мало ли на что та статья намекала.

— На то, что твоя задница хорошеет с каждым днем, — улыбнулся Хельм и привычно пристроил ладонь на левую ягодицу супруга.