Памяти отца Клонит ветер сухие побеги. Кружат хлопья над руслами рек. Прикрываю уставшие веки, Чтобы слышать, как падает снег. И душа не томится тревогой И, как прежде, уже не блажит. Над безлюдной протяжной дорогой Вечереющий снег ворожит. То ударит с удвоенной силой, То к щеке прикоснётся едва. Всюду – снег. Над отцовской могилой И над церковью Покрова. Голос слышится в зимней пустыне, Перешедший незримый предел: – Всё стяжал ты, мой ласковый сыне, Лишь одно послушанье презрел. Я не ведаю, что мне ответить. Вновь звучит этот голос живой. Что ответить? Ну, что мне ответить? …Веет снег над моей головой. Только снег – над житейской юдолью, Лишь знобящая жалость – в крови, Как примета родного раздолья, Как знамение Божьей любви. Не отвергну упрёков в гордыни, Я не этого в жизни хотел. Голос слышится в зимней пустыне, Перешедший незримый предел. Он летит и летит в чистом поле. Безустанно звучит надо мной. …Глуховатый, знакомый до боли И уже невозвратно родной. «Ничего не желаю боле…» Ничего не желаю боле… Воздух душен и свет не мил. – Ты её исцели от боли! — Вот что Господа я просил. Вновь слеза застилает зренье, И не видно кругом ни зги. – Упаси её от смятенья, Одиночества и тоски! Пред Тобой преклоню колени, Стану тише осенних трав. – Сбереги её от лишений И от скорых людских расправ! Не страшит меня неизвестность, Свято имя Твоё храню. – Если пропасть пред ней разверзлась, Удержи её на краю. Прощеное воскресение Я стоял у постели умирающей мамы в прощеное воскресение. И просил об одном – дай, Спаситель, болящей избавленье от мук. Прости меня, мама… я держу твои руки, что бьются в предсмертном смятение. Прости меня, мама… Замыкается жизненный круг. Все согрешения прости. Я подчас увлечён был без меры Горделивым запалом, смешными мечтами и пустой суетой. Ведь прощенье твое — укрепление Божьей любви, надежды и веры. Поплачь, моя радость! Поплачь… Я плачу вместе с тобой. Побудь хоть немного со мной… Не смей уходить в одночасье. Я ладонью касаюсь твоего дорогого лица. Но и наша разлука обернется неслыханным счастьем. Там, за незримой межой, Там, за порогом скорбей, ты встретишь отца. И Господь вас ведет! Эта встреча, как свет поднебесный, желанна. …Я опять, словно в детстве далеком, затерялся в соседних дворах. Ты кричишь мне в окно: – Ну-ка, быстро домой! Я бегу к тебе, мама, Сквозь зеленую заводь нашего дворика, в сияющих небесах. Forrest Gump
Смешной мальчуган, Твои ноги сковали стальные браслеты и спицы. Беги от дворовой глумливой шпаны По дороге, обсаженной столетними вязами, По зеленой лужайке обреченного детства, К своей американской мечте. Но только не жди передышки, Не жди передышки… Нескладный студент, Беги же скорей, прижимая к груди Овальную дыню мяча, К заветной черте долгожданной победы, К своей американской мечте. И пусть переполненные трибуны ревут, торжествуя. Но ты передышки не жди… Беги, рядовой! За твоею спиной колеблется страшное пламя напалма. Беги, рядовой, Из пекла и пепла далеких вьетнамских чащоб, Из смрада и мрази проклятых болот, К геройской награде бесславной войны, К своей американской мечте. Не жди передышки, Передышки не жди… Вдоль песчаных пологих холмов Колорадо, Когда наступает осенний закат, Вдоль протяжных, как песня, ледяных зеркальных озер, Беги, неприкаянный стайер. Дорога к себе непременно приводит домой, К родимым пенатам, к забытым истокам, К своей американской мечте. Она так желанна… Не жди передышки. Пусть скажут – мечта иллюзорна. Не верь никому. И снова ты встретишь сентябрьским утром Тот старенький школьный автобус, И твой смышленый сынишка помашет тебе на прощанье. И ты поймешь наконец — Каждой мечте суждено все-таки сбыться, Даже ценой невозвратных потерь. Идиш мама она умерла раньше своей смерти в застенках гетто и затем прожила жизнь до глубоких седин как ангел хранитель |
