Хлебников хотелось странствий а не тирании холщовой сумы и вещих стихов «Поражает зычным слогом…» Поражает зычным слогом, Только многим невдомёк, Что не терпит опресноков Новоявленный пророк. Не влекут его нимало, Высшей воли вопреки, Ни зазубренные скалы, Ни зыбучие пески. Исключительно во гневе Обличая всех и вся, Он желает быть на гребне. Такова его стезя. Те же страстные попрёки, Неустанная борьба… Но сокрыты в подоплёке — Только злоба и алчба. Хищным оком лицемера Обведёт галдящий люд. Иступлённые химеры Душный воздух разорвут. Что он знает, смутновидец? С очумелой головой, Словоблудствов не насытясь, Вновь возникнет над толпой. И, должно быть, нет исхода Череде безумных дней… Толпы зряшного народа, Свора алчущих вождей. «Ночь начинается с боли…» Ночь начинается с боли, Так что придется терпеть. Боль, словно снежное поле. Стужа, заносы и смерть. Нужно затеплить отважно Слабый слепой огонёк… Как это всё-таки страшно, Если в ночи одинок. «Мучительная пластика хромого…» …жизнь прожить – не поле перейти Мучительная пластика хромого. Мозоли от постылых костылей. И он не знает жребия иного, Идя дорогой трудною своей. Пусть шаг его неровен и увечен, Он, всё равно, не повернёт назад. В пустынном поле наступает вечер, И вдалеке смеркается закат. Дарован будет путнику отрадный Недолгий сон – в другом конце пути. И что ему до жизни неоглядной? Ему бы это поле перейти. «По небу облако скользило…» По небу облако скользило, И на лицо ложилась тень. Я не нашёл твоей могилы В печальный поминальный день. И я прикрыл устало веки От бесконечной синевы. Шумели скорбные побеги Сухой кладбищенской травы. Так и стоял, осознавая, Что этот день мне так постыл. Я не пришёл к тебе, родная, И хлеба не переломил. Всё это было не случайно — Вот так заплакать в тишине, Чтоб неожиданная тайна Невольно приоткрылась мне. Я шёл безмолвно и бесславно, Грустя от мыслей непростых… – Дано умершим это право — Презреть раскаянье живых. Мать
Этот сон донимает упрямо И покоя никак не даёт. Снилось мне, что ослепшая мама Проводила меня до ворот. Вечерело… Я помню поныне Синий сумрак короткого дня. – В добрый путь, мой возлюбленный сыне! И крестом осенила меня. Я слегка задержался с ответом. Загляделся в родные глаза, Что мерцали слабеющим светом. … Так сияют во тьме образа. «Не хватало лишь малого – воли…» Не хватало лишь малого – воли. И, характер невластный кляня, В бесконечной нужде и недоли Не сберёг я крупицы огня. Не хватало лишь малого – дара. В череде незадачливых лет Божий дар не сиял благодатно… Брезжил вскользь, как дождливый рассвет. Пусть высокой судьбы не случилось, Я иною заботой влеком. Непрестанно надеюсь на милость, Припадая к окладам икон. «Глядит в упор безжалостная старость…» Глядит в упор безжалостная старость. Скорбеть не стоит бедам вопреки. Что в этой жизни, в сущности, осталось? – Молитва и прощальный взмах руки. Но даже там – у вечного порога, В неодолимый и печальный миг, Просить я буду милости у Бога Для всех презренных, бедных и больных. «… задыхаюсь во сне…» … задыхаюсь во сне, запрокинутым горлом молю о пощаде: – Ниспошли мне, Господь, ничтожное благо – полной грудью дышать. Клочья кашля хрипят в натруженных бронхах. – Это сон – понимаю я краем рассудка. И пытаюсь проснуться, сквозь дремоту пробиться к милосердию дня. Но когда просыпаюсь рывком, сон становится явью. – Ниспошли мне, Господь… «Я хочу возродиться из стылого пепла…» Я хочу возродиться из стылого пепла, Предвещая в ночи запоздавший восход. Даже в тяжкие дни моя вера не слепла — Торжествует любовь, и надежда живёт. Как в начале пути, отвергаю сомненья. Не прошу у друзей и полушки взаймы. Нужно выстрадать право восстать из забвенья. Как мне хочется жить на излёте зимы! Бей в литавры, рассвет! В нетерпении юном Пробуждается жизнь, новизною дразня. И меня не гнетет перед самым кануном Неприкрытая злоба минувшего дня. Вижу солнечный столб над зеленой листвою. Сколько тягот несметных пришлось побороть! И я делаю шаг, не смирившись с тщетою. Ведь идущему к свету милосерден Господь. |
