Новообращенный был не способен думать ни о чем другом и ждал окончания уроков с болезненным нетерпением. Когда прозвенел спасительный звонок, он со всех ног кинулся на улицу, где стояла на посту верная мать, открывая ему объятия.

– У нас есть дома книга про птиц?

– Нет.

Лицо ребенка исказилось. К счастью, Энида быстро сообразила:

– Ты сможешь посмотреть про птиц в словаре.

Вкладка «Птицы» в старинном «Иллюстрированном Ларуссе» раскрыла взору Деодата свои сокровища. Он разглядывал их, лежа на животе, несколько часов подряд, совершенно зачарованный.

Словарь представлял на одной странице все птичьи семейства. Воробьиные, хищные, голенастые и водоплавающие сгрудились огромной стаей, чего природа никогда бы не допустила. Это было истинное произведение искусства, пиршество красок и изящества.

Мальчик, руководствуясь чисто научным подходом, просмотрел и другие вкладки Ларусса: он ознакомился с семейством кошачьих, с рыбами, динозаврами, змеями. Никаких сомнений, только вкладка с птицами производила на него такое впечатление. Хотя разворот, посвященный рыбам, был не менее красочным, Деодат не почувствовал ни малейшего влечения к этой породе с недоуменными или недовольными мордами.

Художник, иллюстрировавший словарь, придал птицам выражение загадочное, но не сводимое ни к какому человеческому настроению: рыбы выглядели надутыми, а птицы хранили свою тайну.

Он также посмотрел в оглавлении названия пород, изображенных на вкладке. О радость! В своей щедрости Ларусс в статье «Дрозд» упоминал самца дрозда и его супругу, дрозда-самку, а в статье «Синица» еще и лазоревку – да на этих страницах птиц было не счесть. Придется пролистать весь словарь: никогда не знаешь, на какую тайную разновидность наткнешься на следующем развороте, – так, гуляя меж двух просек, вспугивают вспорхнувшую птицу.

Раньше Эниде приходилось заходить в спальню сына и будить его, чтобы он собирался в школу. Отныне она обнаруживала, что мальчик уже проснулся и лежит на ковре в гостиной перед раскрытым словарем. Всякий раз она спрашивала, давно ли он встал. Ответ был неизменен:

– Не знаю.

– Лучше бы ты выспался. Тебе это необходимо.

– Птицы мне нужнее.

– Ты их всех теперь знаешь.

– Нет. Есть еще те, которых не нарисовали. И потом, важно не только их узнать. Главное, быть с ними.

Соседка услышала об увлечении сына повара птицами. Она предложила мальчику зайти к ней в гости, чтобы познакомиться с ее кенарем. Деодат вернулся домой, охваченный сильнейшим гневом:

– Мама, Джонни сидит в клетке! Мадам Бутон настоящий монстр.

– Люди, у которых есть птицы, вынуждены держать их в клетках. Иначе те улетят и погибнут. Здешний климат им не подходит.

– Значит, нужно отвезти их в родную страну.

– Это невозможно.

Ребенок долгое время пребывал в угнетенном состоянии духа, не желая верить. Садизм ему подобных вызвал у него отвращение.

Энида, совсем было собравшаяся купить сыну в подарок на Рождество бенгальские огни, испытала глубокое облегчение при мысли, что ей удалось избежать подобной ошибки. Она раздобыла в книжном магазине том «Птицы мира» издательства «Бордас».

Вот так в возрасте шести лет Деодат получил в качестве подарка на Рождество книгу, которая заменила ему Библию. Справочник сначала перечислял девяносто девять разновидностей неворобьиных, прежде чем приступить к подробному описанию семидесяти четырех разновидностей семейства воробьиных: несколько странный подход к классификации, который, однако, не смутил юного читателя.

Эта абсурдная сортировка, без сомнения, объяснялась тем, что для большинства людей любовь к птицам в действительности сводилась к любви к отряду воробьинообразных. И правда, как не испытывать нежности к синицам, славкам, снегирям и малиновкам? Деодат их обожал, но не больше, чем хищных или голубиных. Заодно он открыл для себя, что попугаи, а еще больше – лапчатоногие служили для большинства представителей человеческого рода объектом насмешек. Получается, эти земляные черви осмеливались выставлять на посмешище столь благородные семейства! Мальчик был вне себя. Решительно, нет пределов человеческой низости. Кто видел все великолепие стаи диких гусей, тот не может не склониться перед этими аристократами небес.

Гуси не были единственными жертвами дурацкого человеческого презрения. Деодат узнал, что по-французски журавль – синоним женщины легкого поведения, утка вызывает целый ряд гротескных сравнений, как и ее несчастный кузен индюк. Он продолжил свое исследование и нашел некоторое облегчение в том, что речь идет о дефектах именно французского языка. По-английски индюк называется turkey, что близко к «турку» и отсылает нас к Блистательной Порте. По-японски утка звучит как kamo, что созвучно имени божества, а журавль, который именуется красивым словом tsuru, сам является объектом культового поклонения.

Можно было бы написать целую диссертацию о потребности французского языка высмеивать эти великолепные создания. Инстинктивно Деодат заподозрил, что тут немалую роль сыграла ревность. Со времен Лафонтена известно, что если ты вызываешь зависть, то это приносит несчастье, и во Франции больше, чем где-либо.

Зато знаменитый фильм Хичкока, чье название прямо означало предмет его страстного увлечения и который он немедленно посмотрел, нимало его не шокировал. В «Птицах» не было ни ненависти, ни презрения, только глубокое осознание превосходства пернатого царства. Да, если бы птицы захотели, они легко уничтожили бы человеческую расу. Еще один повод восхищаться, не их доброжелательностью – слово неправильное, – но их благородным безразличием к человеку.

Деодат решил, что в своем поведении с одноклассниками будет вдохновляться, насколько возможно, примером птиц. Дети из его класса были такими же, как все остальные, то есть никуда не годными. Это не превращало их в исчадия ада, они не заслуживали никакого наказания. Просто ему нужно научиться жить, как птицы, – не вместе с человеческими существами, а параллельно с ними, в некотором отдалении. Даже когда воробей садится на ладонь к человеку, между ними остается непреодолимая дистанция, отделяющая род летающий от рода ползающего.

Ребенок, почитавший свою мать, захотел узнать, любит ли она его избранников.

– Я люблю птиц, – заверила Энида, – но не больше, чем лошадей или слонов. Птицы замечательные, но они не очень привязчивы.

Деодат задумался, прежде чем ответить:

– То, что ты сказала, – правда. И за это тоже я их так сильно люблю.

– Ты, такой ласковый, который не упускает случая поцеловать меня?

– Да. Тебя мне нужно любить так. Но любовь к птицам совсем другая и такая же необходимая.

Энида посмотрела на сына – он неизменно в ней вызывал недоуменное восхищение. Семилетний ребенок, который говорит такое, – это нечто. Деодата заставили пройти через пресловутые тесты. Коэффициент умственного развития, равный 180, позволял предрекать ему блестящее будущее. Однако Энида знала, что ее сын – это нечто гораздо большее, чем просто вундеркинд. Он гений, он создает собственные законы с полнейшим безразличием к принятым умственным парадигмам.

Экзаменаторы проверки ради поинтересовались у нее, не скучает ли ребенок в школе и не ведет ли себя в классе неподобающим образом. Она с удовольствием опровергла их заблуждение:

– У него примерное поведение. Он смотрит в окно.

Деодат вывел непреложный закон: не существует окна, из которого не была бы не видна как минимум одна птица. Он сочувствовал тем, кто питал страсть к лошадям, рыбам или змеям, потому что по отношению к этим видам закон окна не срабатывал. По зрелом размышлении закон окна работал только с птицами: насекомые зимой исчезали.

Из всех диких животных только с птицей человек жил бок о бок, причем на протяжении всего года. Единственными местами, где их редко можно было увидеть, оставались открытое море и пустыня: по совпадению там и людей было мало. Это наблюдение наводило на мысль, что птица, если можно так выразиться, была благородным собратом человека. Ее постоянное присутствие напоминало роду людскому, чем он мог бы стать, если бы не поддался странной привлекательности тяготения.